— Дима, — прошептал Роман, думая, что увидел белый флаг, и отчаянно пытаясь дотянуться до него. — Дима, пожалуйста…

— Что бы ни случилось с нашей семьёй, это на твоей совести, Рома, — предупредил Дмитрий, задержавшись на пороге и бросив последний взгляд через плечо. — Что бы из этого ни вышло, это будет либо твоей заслугой, либо твоей погибелью. Что бы ни случилось, ты будешь жить с последствиями, но это не будет на моей совести.

Роман замер, тяжело сглотнув.

— Я не брошу тебя, Ромик, но это все, — сказал Дмитрий. — Я уберегу тебя от смерти, но не дам жить. В этом есть разница.

(Если одно, приводит к другому, то что тогда? Если это и есть истина сердца моего брата, то кто тогда я?)

В конце концов, когда Дмитрий ушёл, Роман понял, что больше не верит в судьбу.

III. 2

(Обещания)

САША: Лева

ЛЕВ: я здесь

САША: моя сестра мертва

Он набрал: «Ты в порядке?» — и тут же стёр.

Конечно, она не в порядке.

«Тебе что-нибудь нужн…» — по-дурацки.

«Я знаю» — словно виноват.

«Саша, клянусь чертовым богом, никто никогда не причинит тебе вреда. Я никому не позволю причинить тебе боль. Не позволю им даже прикоснуться к тебе, я сам сожгу мир дотла, прежде чем кто-то посмеет поднять на тебя руку».

Он выдохнул, стирая все слова, покачал головой и, наконец, отправил:

ЛЕВ: я иду

Затем он сунул телефон в карман и, дрожа, шагнул в темноту ночи.

III. 3

(Смотри, как я горю)

Она ждала его снаружи, с распущенными волосами и сухими глазами.

«Тебе нужно продолжать в том же духе, что мы и планировали,» — спокойно сказала Яга Саше, будто ничего не произошло. Федоровы пытались уничтожить их, объяснила Яга, и потому выбора не было. Всё шло своим чередом, и Саша где-то внутри уже смирилась с этим, решив, что так даже лучше. Не хватало еще плакать по Марье, которая презирала слёзы? Нет, Саша знала, что если бы Марья была рядом, она бы просто провела пальцем по её щеке и прошептала: «Саша, моя Сашенька, мы, ведьмы Антоновы, мы не оплакиваем потери».

Саша вскинула подбородок, заглушая боль, которая вскоре превратится в ярость. А пока ей хотелось спокойствия. Хотелось тепла, преданности, прикосновений. Ей нужен был Лев Федоров, и когда она увидела его лицо с розоватыми от холода щеками, она почувствовала, как нечто чудовищное в ее груди ослабляет хватку, отпуская ее сердце хотя бы на мгновение. Ветер бросил тёмные пряди ему в глаза, и он смахнул их, не отрывая от неё взгляда.

— Саша, — прошептал он, её имя сорвалось с его губ почти жалобно. Она шагнула к нему и поцеловала, крепко сжимая руками воротник его пальто. Мог ли враг быть настолько сладким на вкус? Несомненно, да, и, возможно, злая шутка судьбы заключалась в том, что она знала это с самого начала. И, может быть, всё веселье заключалось в иллюзии, что она сможет заполучить его. Теперь от этой мысли у нее жгло в горле, разъедая его кислотным безрадостным смехом. Марья, конечно, не одобрила бы, но где она сейчас? Мысль об этом пронзила Сашу, и она сжала его сильнее, ледяные пальцы обвили его подбородок, пока он, затаив дыхание, не отстранился.

— Саша, — выдохнул он, осторожно поглаживая её лицо. — Ты уверена, что сейчас подходящее время?…

— Лев, — тихо ответила она, не отпуская его. — Ты сможешь пообещать мне, что будет другой раз?

Оба знали, что не сможет. В чем бы ни заключалась шутка, они оба играли в ней свои роли. Они оба познали вкус желания, и поэтому он застыл, как она и предполагала, с слегка покрасневшими и тронутыми ее поцелуем губами.

— Куда ты хочешь пойти? — спросил он наконец, смиренно прикрыв глаза, и она покачала головой.

— Куда угодно, — прошептала она. — И никуда.

Он крепче сжал ее в объятиях.

— Саша…

— Лев. — Она скользнула руками вниз от его лица, позволяя большим пальцам устроиться в ложбинках его ключиц. На нём не было шарфа. По какой-то причине они всегда оказывались неготовыми противостоять непогоде. — Сейчас не будь джентльменом. У нас может не хватить времени на целую книгу.

— Не говори так, — промолвил он пересохшими губами. — Пожалуйста, не говори так.

Саша наклонилась вперед, прижавшись губами к его щеке.

— Напиши мне трагедию, Лев Федоров, — прошептала она ему. — Напиши мне список грехов. Опиши чуму, что несёт разрушение. Напиши, что я одинока, что я жажду, что я сломлена, напугана и потеряна. А потом опиши, как я оказываюсь в твоих объятиях, пусть даже на одну ночь, и повтори это снова. Пиши это вновь и вновь, Лев, пока мы не будем знать эти строки наизусть. Разве это не сказка?

Он заколебался.

— Это не та история, которую я хотел для нас.

— Она не будет такой, — ответила Саша, понимая это лучше, чем он.

Лев вздрогнул и потянулся к ней. Они с треском пронеслись сквозь пространство, выскальзывая из объятий физического мира и появляясь в прохладном воздухе комнаты, где царил полумрак. Саша оглядывалась, пока предметы не стали различимы: книжная полка, комод, прикроватная тумбочка, кровать. Единственное открытое окно с тонкой белой занавеской, развевающейся в полумраке.

— Сейчас зима, Лев, — сказала она. — Ты подхватишь воспаление легких.

— Я ждал тебя, — признался он, подтверждая ее подозрения: значит, это была его спальня.

Его личное пространство. Его квартира.

Она отошла от него, направляясь к окну. Они все еще находились где-то в центре города, вокруг были знакомые виды и звуки. Сколько раз она бродила там, внизу, даже не подозревая, что он был здесь, смотрел сверху на этапы ее жизни, сам того не подозревая? Сколько раз она прикрывала глаза от солнца, не зная, что Лев стоит здесь и смотрит на небо?

Она протянула руку в темноту, ощущая холодный ветер. Теперь, живя в мире, где Марьи больше нет, она чувствовала себя иначе. Все это пространство и город внизу казались пустыми.

Она хотела закрыть окно, но передумала, повернувшись к нему. Он стоял неподвижно, словно весь его мир замир для нее, как и ее для него.

По крайней мере до тех пор, пока не взойдет солнце и все не изменится.

Она заметила как он колеблется.

— Если ты хочешь, чтобы я ушла, — сухо и многозначительно предложила она.

Его губы дрогнули, и он шагнул ближе.

— Я ведь привел тебя сюда, не так ли?

Она кивнула.

— У тебя здесь уютно, — пробормотала она, ведя пальцами по комоду и разглядывая кончики пальцев. Пыли нет. Маша оценила бы его чистоплотность, подумала Саша и поморщилась.

Резко повернувшись, она сказала:

— Моя сестра мертва, Лев. Моя любимая сестра, самая лучшая.

Он промолчал.

— Моя семья придет за тем, кто ее убил.

Он снова ничего не сказал.

— Ты бы отказал нам в этом праве? — спросила она, не зная, хочет ли насмешить его или действительно узнать ответ. — Ты и твои братья, вы чем-то отличаетесь от нас?

Он сглотнул, затем покачал головой.

— Нет.

— Я так и думала, — пробормотала Саша. — Так что, возможно, это наша единственная ночь, Лев Федоров. — Она сделала паузу и прислонилась к комоду, пристально наблюдая, как он преодолевает оставшееся между ними расстояние. — Ты хочешь потратить ее на разговоры о погоде, — спросила она, — или у тебя есть что-то более интересное на уме?

— Тебе больно, — сказал Лев нейтральным тоном. — Думаешь, я могу это исправить? — Он покачал головой. — Я не могу.

Это прозвучало на удивление холодно, по крайней мере, для такого человека как он..

— Хорошо, — Саша напряглась и отвернулась. — Тогда отправь меня обратно.

— Нет, — возразил он, упрямо выпрямляясь. Она посмотрела на него и поймала на себе дикий взгляд. — Только если ты захочешь уйти, — поправил он, поморщившись, — а я знаю, что ты этого не захочешь.

Саша ощетинилась.

— Внезапно ты стал экспертом по моим желаниям?

— Не экспертом. Всего лишь довольно хорошим наблюдателем.