На лице Романа мелькнуло замешательство.
— Потому что ты слабый, — сказала она, уголки ее губ изогнулись в улыбке.
Глаза Романа впились в отца, наполненные обвинением.
— Не слушай ее, — вздохнул Кощей. — Ромик, прошу. Что я всегда говорил тебе о ведьмах Антоновых?
— О, так ты теперь против них? — бесстрастно спросил Роман. — Потому что, когда я пытался что-то предпринять…
— Ты всё испортил, — прервал его Кощей. — Мы бы не были здесь, если бы не ты. И теперь, если говорить больше не о чем, мы уходим. Мы закончили. — Он повернулся к Марье. — Что бы ты ни надеялась получить этим, Мария, ты ничего не получишь ни от меня, ни от моих сыновей.
— О, правда? — усомнилась она. — Несколько часов назад Дмитрий передал твои документы в Боро. Все твои записи, — уточнила она, и лицо Кощея побледнело. — Твои создания. Твои незаконные доходы. Каждую услугу, которую ты когда-либо обещал или выполнил — у Дмитрия есть все записи, и теперь они у Боро.
— Ты лжешь, — сразу же сказал Кощей.
Она улыбнулась.
— Мертвые девушки не лгут, Кощей. — Ее взгляд скользнул к Роману. — Правда, Рома?
Что бы Кощей ни ожидал увидеть на лице сына, это точно был не страх.
— Жаль, что ты так стараешься защищать своего отца, Рома, — продолжала Мария, мягко, почти утешающе. — Разве ты ещё не понял, какого сына он выберет?
Кощей поморщился. Какая бы ведьма ни была Мария Антонова, она всегда оставалась невероятно умной женщиной, скользящей своими когтями по всем их неуверенностям и слабостям.
— Ромик, послушай меня…
— Ты выбрал Диму. — Кощей увидел, как его средний сын собирает воедино мелкие сомнения, за которые он всегда цеплялся, и как они снова становятся ядовитыми. — Папа, ты снова выбрал Диму вместо меня, даже несмотря на то, что он тебя предал!
— Дима никогда не предаст меня, — твердо сказал Кощей. — Она лжет, Ромик, и посмотри, это работает…
— Нет. Она не лжет, — голос Романа стал твердым и хрупким, как слова, камнями, срывающиеся с его губ. — Дима не был верен тебе уже несколько месяцев. Он ушёл от тебя в тот момент, когда ты бросил Льва. Боже мой, — выплюнул Роман, сжимая меч в руке. — Я не могу в это поверить. Всё это время, папа, я сражался за дело, которого не существовало…
— Ты преувеличиваешь, Рома, ты иррационален. Я люблю всех своих сыновей.
— Нет, — покачал головой Роман. — Нет, ты не любишь. Ты выбросил Льва. Даже Диму, которого ты якобы любишь больше всего…
— Не смей сомневаться в этом.
— Ты причинил ему худшую боль в его жизни!
— Рома, ты забываешься…
— Я думал, что Антоновы нас разрушат. Я думал, что они опасные, что они змеи. Я думал, что она, — прошипел Роман, направив острие меча в сторону на груди Марьи, — будет той, кто нас разрушит. Но это не она, да? Это ты, — плюнул он на Кощея. — Ты яд в нашей семье.
Губы Кощея сжались в тонкую линию.
— Рома, пожалуйста.
— Что, если бы ты позволил Диме жить с ней, а? — потребовал Роман. — Если бы ты просто оставил их в покое тогда, годы назад, она была бы ничем. Антоновы были бы ничем. Ты создал Бабу Ягу, — крикнул он отцу, — и если бы ты не сделал такую беспечную, эгоистичную вещь, все трое твоих сыновей всё ещё были бы рядом с тобой!
— Рома, послушай меня…
— Но тебе нужно было иметь своего наследника, не так ли? — продолжил Роман, гневно. — Если я слабый сын, папа, то это из-за тебя. Потому что мы не равны в твоих глазах. Потому что ты так боялся, что Дима полюбит что-то больше, чем тебя самого. Это самое худшее, что ты можешь себе представить, правда? Чтобы я, твой наименее достойный сын, унаследовал твоё дорогое царство вместо Димы!
Грудь Романа вздымалась и опускалась от мучений, меч в его руке всё ещё был направлен на неподвижную Марью.
— Дима бы выбрал Машу, — сказал он горько. — Он всегда бы выбрал Машу…
И действительно ли это было такое мрачное пророчество, что Кощей предпочёл уничтожить всех своих сыновей, лишь бы один остался рядом с ним?
Слова сорвались с губ Кощея неожиданно:
— Ты эгоист, — сказал он Роману. — Ты такой же, как и я, Рома. Ты слишком отчаянный, слишком голодный. Тебе всегда будет мало. Точно так же, как и мне, — он сглотнул, тяжело дыша, — Точно так же, Ромик, сынок — тебя не будет достаточно.
Роман уставился на него.
Затем, медленно, меч в его руке сместился с шеи Марьи и направился в грудь его отца.
— Из-за тебя меня преследуют, — хрипло сказал он. — Из-за тебя Саша Антонова преследует меня, и Льва тоже. Из-за всего, что я для тебя сделал, и теперь ты говоришь, что меня недостаточно?
Кощей не ответил.
— Меня было бы достаточно, если бы ты мне позволил, — сказал Роман, делая шаг вперёд. Впервые Кощей заметил, что темные глаза сына налиты кровью и широко распахнуты, под ними залегли тени, светящиеся и темные. Роман страдал от бессонницы, понял Кощей. Что-то не давало его среднему сыну спать по ночам. В его голове кружили демоны. Он заслуживал расплаты.
Именно голос Марии пронзил напряжённое молчание:
— Если ты убьёшь его, — сказала она, шагая к Кощею, пока Роман не направил меч к её горлу, — я верну Льва. Сделка будет разрушена, и не останется причин для вражды. Моя мать не нуждается в сопернице, — добавила она с лёгким пожатием плеч, — а твоя семья скоро перестанет быть семьёй. Твоя империя падёт к моим ногам, к ногам моей матери и моих сестёр. Уже ничего не осталось, за что бы ты мог бороться.
Роман моргнул.
Кощей открыл рот, но не произнес ни звука.
— Мне не нужно то, что принадлежит тебе, Рома, — продолжила Мария, её голос был одновременно тревожным и успокаивающим. — Может, ты хотел отнять что-то у меня, но я не претендую на то, что принадлежит тебе. Ты попал в ловушку ненависти своего отца? — сказала она с обольстительной улыбкой, как и всегда. — Тогда разорви цепи, Рома. Освободи себя.
Она подняла руку, направив лезвие спаты прямо под челюсть Кощея, и он застыл. Было бы достаточно легкого вздоха, чтобы пронзить его горло.
— Как ты думаешь, кого выберет твой отец? — прошептала Марья Роману, чье лицо стало жестким.
— Он никогда не выбирает меня.
— Нет, Ромик, — печально сказала Марья, — не выберет.
Кощей затаил дыхание.
Внезапно он осознал, что жизнь не пролетает незаметно. В конце концов, это что-то вроде липкого клея, покрывающего обратную сторону старой фотографии. Сожалеть о чём-то сейчас казалось нелепым. Здесь, в этом мгновении? Он помнил лишь одно из своей жизни — не событие, не слова, а ощущение: мягкость волос Дмитрия под своими пальцами. «На вид они как золото, на ощупь как шелк», — думал он c гордой улыбкой, — «это и есть роскошь». Это и есть богатство. Это было сокровище: совершенство его сына.
Теперь образ Романа перед ним померк.
Мария говорила правду о Дмитрии — осознание этого нахлынуло на него волной. Он не был дураком; он знал интонацию и тембр голоса своих детей, каждую клеточку, каждую мысль и чувство. Дмитрий предал его. Конечно, предал. Дмитрий был хорошим человеком, но нехорошим сыном. Дмитрий был не настолько слаб, чтобы продолжать стоять на коленях перед отцом, несправедливо лишившим его всего, что он любил. Дмитрий сам найдёт свой путь. С Дмитрием все будет в порядке.
C Романом — нет.
Роману нужно было искупление. Ему нужна была расплата.
И что бы ни думали другие, Кощей по-своему любил своего среднего сына. Любил настолько, чтобы дать ему это.
— Сделай, — сказал он, сглотнув под острием меча. — Она права, Ромик. Я действительно люблю Диму больше.
Его рот изогнулся в неестественную дугу утраты, превращаясь в жалкую, безжизненную улыбку.
— Это твоя вина, — сказал Роман.
Да, подумал Лазарь Фёдоров, закрывая глаза.
Это его вина. Его рук дело.
Это было ценой его жизни, и в свои последние моменты он понял, что так и есть.
Это была империя, построенная Кощеем Бессмертным.
V. 23
(Удары)