— Она не мертва, — отрезал Дмитрий, балансируя между усталостью и раздражением.

— Тогда выбрось меня из окна, — предложил Иван с притворным равнодушием, сделав глоток из своей кружки. Дмитрий только сильнее сжал губы.

— Ты прекрасно знаешь, что не найдёшь её, Дима, — напомнил Иван, наблюдая, как глаза Дмитрия сузились при использовании краткой формы его имени. — Она сама найдёт тебя.

— Не надо вести себя так, будто ты меня знаешь, — сказал Дмитрий, хотя, что абсурдно, всё же сел за стол, бросив короткий взгляд на Ивана. — Ты даже не представляешь, что она для меня значит.

— Нет, — согласился Иван спокойно. — Но я знаю её. Так что поверь: пока она сама не будет готова, ты её не найдёшь. — Он поднялся, бросая несколько купюр на стол. — Даже не попытаешься?

Дмитрий взглянул на него с холодным безразличием.

— Люди, к которым я приходил до тебя, были мне кое-что должны, — сказал Федоров. — Но я не жду этого от тебя.

— Верность, — предположил Иван, но Дмитрий промолчал. — Что ты затеял, Дмитрий?

— Ребячество, — бросил Дмитрий. — Это бизнес.

— Может, и так, но слухи распространяются, — предупредил Иван. — Если ты собираешь вокруг себя людей, которые должны Кощею, надеясь, что они будут служить тебе вместо него…

— Я ищу Марью, — перебил его Дмитрий, — и навожу порядок в семье. И учитывая, что ты не можешь помочь мне ни с тем, ни с другим, — он поднял бровь, — думаю, ты мне вообще не нужен, Иван.

Иван осторожно поднёс стакан к губам, допил пиво и поставил кружку обратно на стол.

— Возможно, и так, — согласился он, глядя на Дмитрия. — Но для справки, — добавил он, понизив голос, — один совет, Дмитрий Фёдоров, от меня тебе. Когда проводишь с кем-то достаточно времени, как я, ты начинаешь разбираться в нём, как в своих пяти пальцах. Ты замечаешь его маленькие привычки, странности, мысли. Учишься видеть знаки и читать их, как звёзды в небе, как строки в книгах. А спустя какое-то время, — пробормотал он, постукивая пальцами по столу, — ты узнаешь их, как пульс. Как собственный пульс.

Он снова ритмично постучал пальцами. Тук-тук.

— Как сердцебиение, — уточнил он. Тук-тук.

Тук-тук.

— Ты понимаешь, о чём я говорю, Дима? — спросил Иван.

Тук-тук.

Дмитрий прочистил горло.

— Скажи ей, — выдавил он, — что я её ищу.

Иван выпрямился, слегка улыбнувшись.

— Она знает, — сказал он, а затем развернулся и ушёл, отбивая пальцами по бедру ритм сердца Марьи Антоновой.

IV. 11

(Призраки)

Роман почти час смотрел на закрытую дверь Дмитрия, прежде чем подняться и направиться к тому месту, где был похоронен Лев. Земля там была странной, покрытой мхом, опавшими листьями и извилистыми лозами. Это было похоже на разлом между вселенными, на страницу из книги миров. Оно не вписывалось в эту реальность, но и не принадлежало иной. Чуждое и безмолвное, оно оставалось местом, где никогда не было эха. Роман задумался: было ли это место таким, когда они похоронили Льва, или же оно изменилось, вобрав в себя частичку его доброты?

— Лев, — сказал Роман, присев у метки, которую они оставили. — Без тебя всё разваливается.

Тишина, да последствия его ошибок.

— Ты ведь знаешь, что мне жаль, правда? — взмолился Роман. — Ты ведь знаешь… Знаешь, что вместо тебя должен был умереть я. Я всегда был хуже тебя, правда? Я так боялся быть хуже, чем Дима, что даже не заметил, что самый достойный человек из всех, кого я знал, обращался ко мне за советом.

Он замолчал, тяжело сглатывая.

— Как у тебя это получилось? — отчаянно спросил он, вдавливая пальцы в землю. — Быть таким, каким ты был. Это же не могло быть просто. Может, у меня всё было слишком легко. — Его подбородок опустился. — Может, поэтому в конце концов я оказался хуже тебя.

Ветер прошелестел в кронах деревьев, закружив листья вокруг него. Роман вздохнул, позволяя своим словам раствориться в воздухе.

— Лёва, — произнес он и резко поднял голову, уловив звук, раздавшийся среди колышущихся ветвей.

Роман прислушался, и через мгновение его взгляд заметил проблеск белого где-то за пределами видимости. Платье, подумал он. Белое платье, длинные тёмные волосы, серо-голубые глаза, обрамлённые густыми ресницами…

— Саша, — выдохнул он, глядя в сторону деревьев. — Саша, это … это ты?

Он поднялся, пошатываясь, и направился к ней.

— Саша, прости меня, — произнёс он, пробираясь к ней. Она лишь нахмурила брови и сделала шаг назад. — Пожалуйста, прости меня, — взмолился он, спотыкаясь в зарослях травы и лиан и падая на колени. — Пожалуйста. — С каждым новым вдохом: — Пожалуйста, Саша, пожалуйста.

Она только смотрела на него, её лицо оставалось пугающе неподвижным, лишенным эмоций, как у призрака.

Это был сон? Кошмар? Иллюзия?

С трудом поднявшись, Роман помчался вперед, оглядываясь через плечо… Она не последовала за ним, не отвела взгляда. Она просто смотрела, как он удаляется, а он всё бежал и бежал, пока бежать стало некуда.

IV. 12

(Приведение)

— Знаешь, ты действительно немного похожа на Сашу, — заметила Катя, глядя вслед темноволосому мужчине, исчезающему вдали. Ирина закатила глаза и повернулась к сестре.

— Я похожа на тебя, — поправила она. — Не моя вина, что тупой Фёдоров думает, будто мы все одинаковые. Только двое из нас близнецы.

— Да, но у тебя волосы, как у Саши, — возразила Катя, указывая на свои коротко остриженные пряди. — Кстати, он что-нибудь ещё сказал?

— Нет, он просто сбежал, — махнула рукой Ирина, указывая туда, где он исчез. — Ты не видела?

— О, нет, я это видела, — сказала Катя, беря сестру под руку и показывая в противоположную сторону. — Я имею в виду его, — уточнила она, кивая туда, где младший из братьев Фёдоровых стоял, глядя вслед старшему.

Ира, конечно, не могла этого видеть, но Катя могла. Она уловила выражение тоски на его лице — такое же, какое бывало у её сына Луки, когда тот расстраивался из-за потерянной игрушки.

— Он привёл нас сюда не просто так, — сказала Катя. — Он сказал тебе, зачем?

— Да, — ответила Ирина, — но я не уверена, что мы должны это делать. Не в этот раз.

— В этот раз? — переспросила Катя, нахмурившись. — Что ты имеешь в виду?

Ира выгнула бровь, что означало: Ты прекрасно понимаешь, о чём я. Катя тяжело вздохнула, имея в виду: Но зачем вообще пробовать? Он ведь не один из нас.

— Он боится того, что может случиться, — сказала Ирина.

— С его отцом? С его братьями? Это их проблемы, — без капли сочувствия заявила Катя. — Люди всегда беспокоятся о тех, кого оставляют позади, когда те умирают, Ирка. Мы не можем помочь каждому мертвому, с кем встречаемся. И к тому же, мама заключила сделку с Кощеем, помнишь?

— Он боится не за своих братьев, — уточнила Ирина, а затем быстро добавила: — Ну да, за них тоже, но это не его главная забота.

— Тогда чего он боится? — требовательно спросила Катя. — И почему тебе это вообще должно быть важно?

Ирина замялась, сцепляя пальцы с руками сестры.

— Потому что это касается Саши, — тихо сказала она, и Катя моргнула, явно удивлённая.

— Ну, — произнесла Катя. — Это действительно меняет дело.

IV. 13

(Соединяя точки)

Почки не сопровождались инструкцией по эксплуатации, что было очевидно. Брин сидел с бокалом виски из материнских запасов, глядя на орган, похожий на фасоль, размером примерно с его кулак. Это зрелище было одновременно отвратительным и в то же время невероятно завораживающим. Магия всегда казалась чем-то сказочным — ведьмы, в конце концов, придавали ей такой простой вид, делая ее театральной и доступной. Но тот факт, что её источник лежит перед ним на столе, был чем-то, что буквально выворачивало его внутренности.

В каком-то странном, примитивном смысле было логично, что для доступа к магии требовалось что-то, буквально вырезанное из внутренностей ведьмы. Магия была в их крови, как путешествия между мирами были в крови Брина (такими же естественными, как его худощавое телосложение и глаза цвета свежескошенной травы). Конечно, орган, предназначенный для фильтрации, мог содержать следы этой магии. Но использовать её — совсем другое дело. Магия всё ещё ощущалась чужой, взятой взаймы, а не принадлежащей ему.