Положу в сокр-р-ровищницу, буду кормить кр-р-роликами и лисами. Подарю сапфировое ожерелье и доспехи из чистого номара. Я знаю скрытые места, где много-много номар-р-ра. Он будет моим тр-р-рофеем!

Что-то ухватило меня за лапу.

Отвратительная липкая магия, от которой к горлу подкатывает тошнота. Сеть, повинуясь моей рефлекторной реакции, спеленала светловолосого человечка со странными карамельными глазами. Его имя ускользало из памяти. Но я помнила… Почти помнила.

Я чуть поддалась его магии, чтобы сложить крылья и встать с ним на один уровень. Чтобы коснуться пальцами щеки.

Он был добрым ребенком, чье доверие использовали и обманули взрослые.

— Ви… ве, — прорвалось в голову. Набор ничего не значащих звуков. — Прошу… не оставляй. Меня. Боги… обманули.

Нет-нет. Боги не лгут. Человек судьбы, рожденный для одной единственной миссии, непременно получит свою награду за жизнь полную лишений и горечи. Просто не в этой жизни. Но чтобы этот добрый ребенок возродился, надо вытащить из него эту черную грязь. Я коснулась ладонью его груди и потянула.

Светловолосый дракон вздрогнул всем телом и обмяк, широко распахнув глаза. А черный источник в моей руке вспыхнул белым пламенем и сгорел до тла.

Сила, расправлявшая и наполнявший мое тело, схлынула и наступила темнота.

Я была уверена, что кто-то тискает меня в темноте. То прижмет, то поцелует, то подомнет под горячий бок. Замечательное чувство.

Такое замечательное, что я приняла твердое решение не просыпаться. К сожалению, как только я уютно устроилась в своем сонном гнездышке, меня начали теребить, потряхивать, переворачивать. Это, конечно, перемежалось поцелуями и ласками, но вот тряска мне не нравилась.

— Виве, милая… Виве, Виве, Виве… Мой свет, мое пламя…

Голос, полный тревоги и боли будил в груди ответную боль. Воспоминания о пепле и крови, о предательстве. О вещах, которые я не хотела вспоминать.

Поэтому я скользнула в сладкую безразличную к человеческим страданиям темноту, но голос настигал и там. Находил меня, как электрод находит воду. И я провалилась еще глубже, в попытке сбежать от своего преследователя. От голоса, к которому рвется сердце.

В глухой тишине пещер Арахны был покой, и я устроилась в какой-то тесной, но теплой нише. Спряталась в самый уголок, но Арахна нашел меня.

— Вернись! — меня накрыло громоподобным ревом, от которого тряслись поджилки, но я только головой замотала.

Ни за что. А то знаю я вас. Вернись, Велька, работай на благо общества, а взамен тебе раз в полгода улыбочку сквозь зубы. Сами так работайте.

В знак протеста я закрыла уши и успешно погрузилась в полный стазис.

А после что-то с силой ударило меня в грудь, и я полетела вдоль темных глухих стен, как Алиса в черную нору.

Я так приноровилась к падению, что снова начала засыпать, пока не уловила тревожащий память женский голос:

— Ну, Велька, ну что ты молчишь? Ну хоть слово скажи!

Этот голос тянул к себе магнитом. Не успев подумать, что делаю, поддалась и потянулась на свет в маленькую уютную комнатку.

В кресле у окна сидела… я? Нет, не я. Девушка с моим лицом и погасшим взглядом. И без особого интереса листала одну из книг, сложенных на столике. А около нее суетилась мама. Наша, видимо, мама, потому что теперь нас с Эйвери было очень сложно различить.

— Да если б я знала, что эта тварь задумала, я его своими руками! Да мы с отцом его бы посадили!

— Вы посадили, — безразлично напомнила девушка.

Я сразу поняла, о ком они говорят. О муже. В груди откликнулось мимолетным удовлетворением. Так ему и надо, медику недоделанному.

— А ты ни ешь, ни спишь, работу забросила. Анютка вон как за тебя впряглась, ночами юриспруденцию зубрит, а днем пашем. А ты совсем завяла. Ну разве ж так можно. Ну попался тебе дурной мужик, ну что, крест, что ли, на себе ставить?!

Девушка вздрогнула, потом вскинулась:

— Раньше ты такой доброй со мной не была, мама, — откликнулась прохладно. — Все об Ане волновалась, а я двужильная была.

Я непроизвольно нахохлилась. И то верно. Аня то, Аня это, а я, как падчерица.

— Так сердце материнское устроено, — женщина вытерла мокрые глаза и рукой махнула. — Слабого птенца выкармливает, сильного из гнезда выпихивает. Раньше Анька была слабой, а теперь ты. Она ж дура у меня, Аня-то. А теперь старается вон для тебя, чтобы ты компанию свою не потеряла, пока сидишь в депрессии.

— Я скоро, — пообещала девушка, но устало, без огонька.

Женщина охватила ее руками, баюкая, как ребенка, и я поймала тихий шепот:

— Тебя после больницы, как подменили. Чужой, чужой человек… Где ж ты, Величка, где ты, дочка…

Глаза защипало от подкативших слез. От этой женщины, горюющей о дочери, от этой девушки, которая ни за что не справится. Ее безнадежно покалечило разрывом связи. Она не даст этой женщине успокоения и не найдет его сама.

Но я ведь могу сделать для нее одну мелочь. Совсем-пресовсем маленькое доброе дело.

Обратный рывок был подобен подъему со дна моря. Глоток воздуха, солнце, бьющее в окна, радость, огромная радость жизни.

Я открыла глаза.

Рядом со мной завизжала горничная.

— Вы пришли в себя, вейра! Отец-дракон, какое счастье!

— Мы месяц вас добудиться не может! — тут же воскликнула вторая. — Его Величество Рашван с ума сходит, все перепробовал. Не спит совсем…

Я окинула повеселевшим взглядом цветущий сад за окном и удовлетворенно выдохнула. После активировала связь с хранителем, который тут же обвился вокруг меня питоном, и перед внутренним оком раскинулась черная сеть Леяш, отмеченная огнями, вкраплениями белой магии, залежами руды, плодородными почвами, лесами, пустынной границей с ифритами, синевой моря.

А я шла и задумчиво собирала информацию из этой невидимой карты.

Плац разбили, умер старый герцог Фалаш, сгорело несколько построек и совсем недавно было еще одно нападение ифритов. Буквально сутки назад. Но черноволосый, сероглазый рыцарь сжег их подобно горстке бумажных фигурок.

На карте Леяш рыцарь горел, как белый факел, и его свет причинял боль, глушил ауры остальных драконов.

Спустилась в знакомую залу, провожаемая потрясенными взглядами прислуги, и меня накрыло звенящей тишиной. За столом сидели драконы, которых я знала и одновременно забыла. Полуявь не давала мне перешагнуть ни одну из граней.

Первым взгляд автоматически нашел черноволосого рыцаря. Насладился сменой чувств на его лице. Первый шок, а после сразу, мгновенно — радость, чистая и энергичная, как лесной ручей. После скользнул по рядам, отыскивая другого дракона.

Гирп, Гроде, Левеш, Дарко, Лиоль, Фирре, Виридо… Нашла.

Дареш, потухший, как и та, шагнувшая в мой мир Эйвери, мрачно сидел возле рыцаря и единственный, кто даже взгляд на меня не поднял. Он меня не заметил.

А рыцарь каким-то слитным, звериным скачком перемахнул стол, и подхватил меня на руки:

— Виве! — прижал так, что у меня в самом прямом смысле замерло сердце, а потом снова сладко застучало.

Сердце — или это была моя драконица? — было в полном восторге и хотело этого черноволосого рыцаря себе. Но я знала и одновременно не знала этих людей, мое сознание пребывало во сне наполовину.

Я улыбнулась рыцарю, наблюдая, как преображается его лицо. Зажигается светом, а взгляд наполняется золотыми искрами. После, на миг прильнув к его груди, принудила жестами опустить меня на пол.

Тот растеряно отступил. Тень горечи скрыла его золотые глаза за ресницами. Я объясню ему все потом. Когда закончу.

Подошла к Дарешу, взяла за руку и строго спросила:

— Ты ведь больше не дракон?

Он равнодушно пожал плечами,

— Мой дракон мертв, — объяснил безэмоционально. — Последние годы черные руны сводили меня с ума, а после разрыва истинной связи стало хуже, и когда их вынули, дракон погиб.

— Дракон тебя спас ценой своей жизни, — объяснила строго и потянула его за руку. — Пойдем.