— Так, примите спокойный вид. Лица кирпичом, мелкой носиться не давайте. Вы двое — помогайте Эльзе, я буду коней вести.
— А с этой что? — кивнула альфа в сторону девицы.
Взглянул. Та вся выдохшаяся, в пыли, еще и всю морду заплакать успела. Но забитую одеждой сумку так и не бросила. Заметив мое внимание, она подняла взгляд и неуверенно улыбнулась, всем телом ко мне потянувшись.
— Пусть идет как хочет. Ей в город — там и останется. Не помогать, не разговаривать, ну вы поняли.
— Но почему?! — воскликнула та на всю округу. — Я просто хочу отблагодарить своего спасителя!
Угу. Может, и благодарность — да только наверняка не в одном лишь этом дело. Владеет какой-нибудь хероборой, как и прочие девки-монстры, вот и пытается ее применить, поймать себе жертву. С моей ослабшей в муравейнике защитой — надо таких на пушечный выстрел не подпускать, по хорошему-то.
А что волчонок куснула, да так, что на шее все еще спокойно след прощупывается, до каждого мелкого зубика… Да и пусть. Я ж едва ли уши с хвостом отращу — в отличии от местных женщин, для которых это, по-видимому, реальная угроза. Ну и, тем более, к ней не полезу. Мог бы полезть к альфе… Так, стоп машина!
Выбросил из головы подлую мыслишку с привлекательной картинкой. Глубоко вздохнул. И, не отвечая девице, подошел к лошадям.
Не сзади, конечно — мне огрести в грудь от животины в несколько сотен кило не улыбалось. Спереди зашел. Покормить нечем, но и сами лошади ничего особо не делали. Так, стояли да травку щипали. Медленно, неторопливо, устало. Ясен хрен, мы ж их, считай, весь день на одном только страхе гнали.
Ну… поехали.
Еще глубокий вздох, взялся за поводья на сбруе — повел за собой. И, вот так чудо, они покорно побрели следом. Неторопливо, но и без сопротивления. Без всяких там брыканий головой и недовольного ржания.
Вот и хорошо!
— Держитесь поодаль, не пугайте их, — приказал я волчицам. — Все, двинули.
Оставалось недалеко, так что и шлось бодрее. Тем более, что на горизонте проглядывался слабый-слабый, но все-таки свет поселения — здесь не мегаполисы, которые за десятки километров видно. По сторонам от дороги перемежались домики и поля, а то и ответвления к деревням.
Нам бы найти какую ночлежку. Но таких не попадалось. Либо я не мог распознать — я-то искал вывески. Любые, на самом деле, от текста до коряво нарисованных кружек. А еще света в окнах нигде не было, так что гостей тут явно не ждали.
Волчицы с любопытством вертели головами. Мелочь упорно пыталась вырваться и поближе поглядеть, но самая младшая из взрослых держала ее крепко, давая лишь подпрыгивать на ходу. Для меня же все это выглядело… бедно. Непривычно. Одну деревушку-то мы со взводом видели, когда тут очутились, но здесь масштаб поболее.
Впереди показалась стена. Поверх нее с равными промежутками располагались лампы. Светили они вперед и вниз, на подходы, и вполне себе неплохо — не электрические прожекторы, но проскочить незаметно под желтоватым «взглядом» будет проблематично.
Дорога вела, очевидно, в ворота. Высотой метра три, деревянные — и закрытые на ночь. Это не беда, потому что в некотором отдалении от стены и ворот располагалось то, чего я и пытался найти. Придорожные… Таверны? Кабаки? Ночлежки? В общем-то глубоко наплевать, как они там правильно называются. Лишь бы ночь отсидеть, лошадок загнать и, если очень повезет, вызнать чего-нибудь насчет моих девчат.
Подошли. Народу на улице не шаталось, но из окон горел свет, если прислушаться, можно было уловить пьяную песнью и голоса, ну и едой пахло. Мясом жареным. Сам-то невольно слюну сглотнул, а волчицы все возбудились разом, хвостами замахали.
— Так, спокойно! Всем все будет, просто ведите себя прилично и не лезьте никуда! — прикрикнул я.
Заведений четыре, по две на каждую сторону дороги. Вполне крепкие на вид, полноценные здания в два этажа. Вот и вывески, кстати, нашлись сразу — грубый рисунок жареной куриной грудки, кружка пенящаяся, кувшин, из которого что-то алое льется. Особой разницы между ними не наблюдалось, так что привел лошадей и подвел волчиц к ближайшему. Там еще можно было сойти с дороги и на задний двор попасть — где, наверно, всякие служебные помещения и конюшня.
Коней пока и привязать хватит, только беглым взглядом я ничего подходящего не нашел. Но… Убегать они явно не торопились. Скорее засыпали на ходу, так что своим ходом никуда деться не должны. Что до кого-нибудь постороннего…
— Охраняйте. Только сразу в драку не лезьте, окрикните сперва. И убивать не нужно, — приказал я. — Сейчас разберусь, чего там да как, а там уже поедим нормально.
Упоминание еды было встречено довольным подвыванием. Его аж собаки какие-то услышали и стали неуверенно лаять, то одна, то другая.
Вздохнул, протер глаза. Посмотрел на собственную одежку, поправил ее немного — и прямиком ко входу. Туда, откуда пахло едой и где даже сейчас, под светом луны, шла веселая болтовня.
Едва половину пути прошел, а это метров от силы пятнадцать, как у меня за спиной уже пристроилась спасенная девица. Вся такая довольная собой, с соблазнительной улыбочкой. Чуть ли не в обнимку. Ну, тут я уже плюнул и отгонять не стал — если повезет, подцепит себе какого-нибудь другого мужика там, и на него переключится. Да и довели ведь до города? Довели. Ну и все тогда.
Внутри таверны оказалось не так просторно, и не так благоустроенно, как представлялось. Но концепция в общем-то совпадала. Вон там стойка, вот столы по залу разбросаны, стулья и лавки. Народу немного, человек десять осталось — свели несколько столов вместе и доедали оставшееся, больше болтая, чем обращая внимание на еду. Да и меня только мельком глянули и вернулись друг к другу.
Я направился к трактирщику, который из-за стойки говорил чего-то вглубь здания, на кухню. Следом за мной вошла спасенная. К ней-то интереса побольше оказалось — а затем побольше оказалось и ко мне, когда она прильнула грудью к моей спине. Скотина возбужденная, чтоб ее.
— Лихой парень — так допоздна в дороге, да еще и с девкой! — весело крикнул один из посетителей. — Смельчак, смельчак!
— Был не один, — сухо ответил я. Затем перевел взгляд на трактирщика. — Эй! Еще чего теплого на семерых осталось?
— Только каша, — хрипло ответил он. — Еще четверть поросенка, но тот совсем остыл.
Подошел вплотную, облокотился на стойку. Теплота приникшей ко мне девушки начинала раздражать.
— Тащи. И кстати, ты мне вот что скажи — не знаешь, куда я могу деть парочку лишних лошадей? Несподручно их с собой таскать.
Разумеется, про коней уже потише сказал. Где-то там, на внутренней стороне черепушки засвербело воспоминание из уроков истории о том, что раньше-то за конями как бы не строже — дорогой инструмент, считай. И конокрадство было крупным преступлением.
Это я себя, получается, умудрился подставить. Бывает…
— Так что же их к делу не приспособишь? — так же негромко, и с явственным недоверием спросил трактирщик.
— Они тягловые, под карету. Спас, понимаешь, эту девушку, когда на нее напали, вот и захотела отблагодарить. Денег не было, так взял скотом.
— А что телега? — прищурился он.
— Там и осталась. На той дороге, что ближе к Диким землям. Разбитая, на ней уже не поехать.
Тут я рисковал. Черт его знает, чего могла девица ляпнуть — возьмет и раскроет. Но я ставил на то, что эта дура подыграет, раз уж прямо-таки липнет и липнет. Тем более, что она ко мне прижалась еще крепче, хотя казалось бы.
— Я безмерно благодарна молодому господину! — прощебетала она, до приторности сладко. — А потому — устрой-ка нам еще и комнату на двоих, на всю ночь! И пусть там купальня будет с горячей водой!
Он понимающе хмыкнул. Я поморщился. Он с прищуром взглянул на девушку, затем на меня уставился. И сказал:
— А что ж остальные твои люди не заходят?
— А с чего ты взял, что там люди? Волчицы прирученные. Вот на улице и оставил, чтобы воду не мутить.
Он обернулся, крикнул на кухню, требуя собрать мой заказ. Затем обратно повернулся, почесал жиденькую бородку. Я ее вообще только сейчас заметил. Да и в целом, мужичок-то ничем не выделялся, эдакая серединка во всем.
