Так что я несколько… удивился, когда у самого уха сказали вдруг:
— Ты не похож на вожака!
Удивиться — удивился. Даже головой дернул, собираясь обернуться и взглянуть, но вовремя удержался. Нехрен тут на провокации поддаваться.
— Решила оспорить, пока твоя старшая сестричка не здесь?
Да, они тут все сестры. Чего там по матери — не уточнялось, а я и не спрашивал, в общем-то. Главным было то, что у них иерархия по старшинству выстраивалась, и этого достаточно. Вроде бы, так и у настоящих волков? Читал когда-то, что древняя как мамонт теория об альфах, бетах и прочих символах латыни — столь же давно и многократно опровергнута, хотя и упорно не хочет уходить в небытие.
— Она не разбирается в мужчинах! Не видит вас такими, какие вы на самом деле!
— Сама-то много мужчин видела?
Недовольное горловое рычание. А я продолжил:
— Выкладывай свои претензии сейчас. Посмотрим, чего они стоят.
— Ты неправильно себя ведешь! — взорвалась она. — Ты не держишься как вожак! Ты не похож на вожака! Такие как ты для нашей матери даже внимания не заслуживали, чтобы таскать с собой, а ты сразу вожаком заделался! Да ты вообще… вообще…
— Вообще тебя не боюсь, — хмыкнул я. — А ну, место! Подошла ближе, ну!
Чуть-чуть протянуть назад руку — и вот я схватил ее за предплечье, подтянул ближе. Бок о обок. Затем перехватил за шею, удосужился-таки повернуть к ней голову. Гончая.
Недовольная, злая, рот приоткрыт, обнажая клыки, и из краешка струйка слюны тянется. Рычит тихо-тихо из горла, но бросаться, вроде, не собирается — а я вообще-то с ней не справлюсь, в текущем-то состоянии. Хвост вихляет где-то в районе пояса, это, вроде, она нервничает. И правильно! Нашла тут время и желание, попытаться дворцовый переворот устроить!
— Не хочешь подчиняться — можешь валить на все четыре стороны. Одна и без всего, — негромко, но твердо сказал я. — Зачем мне держать при себе озлобленную, недовольную суку? Зачем мне о ней беспокоиться? Скажи-ка, с чего ты взяла, что я не гожусь тебе в вожака? Может, тебе нужен хозяин, собственница моя?
Выдал я такую херню, что она даже растерялась и нелепо захлопала веками, пытаясь переварить всю ту чушь. Насчет выгнать, впрочем, не врал и не преувеличивал. Если пойму, что нет у меня сил преодолеть эту попытку бунта, то лучше уж прибегнуть к крайним мерам и выпереть ее к чертовой матери. Тоже, кстати, может не получиться — зависит от остальных.
Но реакции остальных я не видел. Разве что чувствовал, что проснулась дремавшая на мне малышка, уселась поудобнее.
— Ты не настоящий вожак! — упорно ответила бунтовщица. Она попыталась вывернуться, но шею я держал крепко. На удивление. — Ты не можешь меня выгнать!
Сжал посильнее. Остановился, приблизил ее лицо вплотную к своему, глаза в глаза.
— Тебе по заднице надавать?
— Что?..
— Будешь хорошо себя вести — получишь вечером добавку, даже за ухом почешу. Продолжишь дергаться и чего-то изображать — буду пиздить по заднице, пока не вколочу в тебя дисциплину. Понятно?
Обещания еды и почесушек определенно ударили ее в самое сердце. Она попыталась этого не показывать, но все равно на мгновение «поплыла» — представляя, наверно. Все равно состроила обратно возмущенную мордашку, но пробитие-то было. Так что попросту несильно оттолкнул ее от себя, высвободил шею.
И как раз поймал сползавшую по плечу малышку. Или щеночка — нет, пожалуй, так ее называть будет перебором. Пусть мелкая и из семейства псовых, но по большей части человек же.
Поймал, в общем. Рука самопроизвольно потянулась чесать ей макушку, мешать не стал. Еще и на бунтовщицу взглянул в пол-оборота, показывая, мол — окажется на месте малышни, если будет хорошей девочкой и не будет страдать бунтарской херней. Или как-то так.
Все равно она оскалилась, тихонько зарычала недовольно, с опаской поглядывая на мелкую и сложив руки на груди. Хвост все так же оставался на уровне копчика — неподвижен, словно стабилизирован.
Ладно. Вроде бы, удержался на своем месте. Хотя это все могло быть одной простенькой игрой, проверкой новоявленного лидера стаи на прочность, но чего-то мне кажется, что для них это слишком сложная штука. С другой стороны, это ж даже не нападение толком, а хрень какая-то. Хотела б — с легкостью ж могла мне горло перекусить, и все, докомандовался, а тут отступила. Непонятно.
— Идем, девочки, идем! — громко приказал я, соответствующе помахивая рукой.
Пошли дальше. Спокойно, неторопливо, ограниченные моими не слишком-то хорошими сейчас ходовыми характеристиками. Вот мелочь носилась — мое почтение. Она буквально восьмерки вокруг наворачивала, выкрикивая чего-то нечленораздельное и приставая периодически ко всем, кто ей на глаза попадался.
Идиллия, своего рода.
В итоге дошли-таки до родника. Небольшая каменная проплешина в лесу, в центре которой била невысокая струйка воды, уходящая потихоньку куда-то во влажную землю. Удобное место. Хотя и выглядело довольно-таки неестественно, как на мой взгляд.
— Раскладываемся. Ты и ты, — я ткнул на бунтарку-гончую и просто непримечательную волчицу. — Соберите валежник для костра и ночевки. Остальные наберите воду.
Собственно, этих остальных-то и осталось двое. Безразличная часовая, которая ни на минуту не переставала вертеть головой и двигать ушками, и просто девушка лет восемнадцати без отличительных черт. Они за работу принялись сразу, достав свои бурдюки-фляги и присев у кристальной струйки.
Гончая же, надувшись, подошла ко мне. Ее назначенная напарница дернулась было неуверенно в сторону леса, затем вопросительно уставилась на меня, неторопливо помахивая хвостом. Жестом отправил ее работать.
— Ну и? Отлыниваешь? — спросил я бунтарку.
— Это не мое занятие! Я таким не занимаюсь, это на младших! — возмущенный ответ. — Ты не вождь, если такого не понимаешь!
Ей-богу, мне в самом деле нужно по жопе ей надавать, чтобы перестала выкобениваться?
— Плохая девочка.
— Ч-что?..
— Головой подумай, говорю. Твои сестры, и младшая тоже, на охоте, а ты, бегунья, сейчас здесь и ждешь их возвращения. И не хочешь идти за дровами, чтобы это самое мясо пожарить, — я нагло ткнул ее пальцем в нос. — Тогда тебе ничего не достанется, ясно? Не работаешь — не ешь, за красивые глазки ты ничего не получишь.
Глазки-то красивые. А мордашка удивленная и обиженная — и моргает. Прямо видно, как там в черепушке ее неохотно крутятся шестеренки, пытаясь осознать сказанное. И чем росло осознание — тем больше она обижалась. И злилась.
Но тут надо было давить до упора, чтобы перешибить внезапный приступ дури и поставить ее на место. Так-то можно понять, конечно. Жила себе спокойно, а тут внезапные перемены и у стаи новый, незнакомый вожак, который сразу приказывает непривычное. Вот только этот вожак — я, и мне, блять, нужно послушание, чтобы наконец-то вылезти из этого ебучего леса и вернуться к своим девчатам.
Кхм.
— Иди давай, скоро закат. Условия я тебе назвал. Будешь плохой девочкой — останешься сегодня без еды. Будешь хорошей девочкой — получишь добавку и я тебе за ушком почешу. Или пузо, сама выберешь. Все понятно?
Бунтарка надменно надулась.
— Ты не принимаешь меня всерьез! — сказала она.
— Я устал воспринимать всех всерьез. Дорогая моя девочка, за последние сколько-то там дней меня похитила суккуба, я разнес ей голову и приземлился на свою, меня утащили и пытались напоить две рогатые пьяницы, а затем я столкнул кицуне в слизь, и та ее сожрала. Затем я сбежал от кобры, ее убила паучиха, а паучиху убил я. Давай-ка ты не будешь влезать в этот список жертв, а?
Я протянул руку, взял волчицу за подбородок. Она попыталась задрать голову, но вышло как-то лениво и неохотно — взялся я слабо, а все равно хватку удержал.
— Все равно не похож! Не может такой как ты с ними бороться!
— Иначе не стоял бы сейчас здесь, возясь с непослушной сукой, — сухо ответил я.
Да надоела. В самом деле. Возникла у меня одна идейка, но я ее тут же похоронил где поглубже, чтобы без соблазна — нехрен тут фаворитизмом заниматься, до хорошего не доведет. Так что — другой подход.