Длинная история, слишком долго писать. Позвонишь? Что там за темная история с Сильвией и твоей бабулей? Слышал какой-то бред. Ты слушаешь мой плейлист?

Скучаю по Дублину и по тебе.

Позвони?

Шон 727873 0980

Только дойдя до подписи, Эйдин замечает, что перестала дышать. Она перечитывает записку еще трижды и только потом наконец позволяет себе в полной мере ощутить восторг, сумасшедшую, ничем не сдерживаемую радость от этих двух последних слов. Все девочки ушли гулять, или играть в хоккей, или еще куда-то — неважно, главное, в школе пусто. Эйдин без опаски во весь голос выкрикивает: «Ура!» и пытается сплясать какой-то дикий победный танец, ударяясь локтем о держатель для туалетной бумаги. «Позвони!»

В Америке Милли так и не удалось найти достаточно рассыпчатого картофеля, чтобы приготовить настоящее жаркое. Пробовала и молодой (слишком мягкий), и «юкон голд» (не та консистенция), и разные другие, все виды этого чертового картофеля в «Пабликс» (что за неприличное название для продуктового магазина!) перебрала, но так и не смогла наколдовать для Гаса то восхитительное блюдо, которое задумала. В другое время, если бы она вот так нахвасталась, а сделать не сумела, ей пришлось бы краснеть. Но с Гасом все по-другому. Он умеет быть благодарным за все: за чашку полуостывшего кофе, за записочку «Скоро вернусь», которую она оставила как-то раз у него на столе, за мельком увиденного вдалеке (или вовсе не виденного) кита на морской экскурсии, где им обещали возможность полюбоваться на этих чудовищ, даже за неудавшуюся картошку. Ему, кажется, хоть коровью лепешку приготовь на ужин, все равно поблагодарит. Милли восхищается этим его свойством, тем более что ему в жизни так мало дано — ни жены, ни детей. По сравнению с этим ее собственные страдания уже не кажутся ей такими страшными, и она готова принять их смиренно. Пожалуй, что ей-то как раз дано очень много — во всяком случае, достаточно.

Кевин с Эйдин, очевидно, опаздывают, но Милли это даже кстати: она все еще не может освоиться с новой плитой, слегка раздражающей уже тем, что она новая. Милли Гогарти совершенно ни к чему вся эта навороченная техника! Но чек по страховке пришел огромный, и Кевин тут же заказал все это сверкающее, хромированное, первоклассное оборудование, не слушая ее многословных возражений. Он твердо стоял на своем: если она хочет жить в Маргите (а в этом вопросе она стояла на своем так же твердо) и хозяйничать здесь вместе с Тарой Уолен — новой, тщательно проверенной помощницей, по поводу которой они пока еще не пришли к окончательному соглашению, то она должна (и заслуживает) иметь нормальную кухню — не сгоревшую, не разломанную, не холодную, не грязную. В тот день, когда наконец повесили шкафчики, которые Джессика помогала Милли выбирать, Кевин принес коробку, завернутую в серебряную бумагу, такую блестящую, что жалко было разворачивать. В ней оказался огнетушитель.

Плита, как полагается чуду современной техники, издает звуковой сигнал, и на черном, в другое время совершенно невидимом экране всплывает тревожнокрасное сообщение: «ГОТОВО». Милли тоже готова: она бросает на сковороду очищенную картошку вместе с говядиной, морковью и репой. На кварцевой столешнице — безупречно гладкой, словно только что вымощенная дорога, — уже стоит бутылка розового шампанского и три хрустальных фужера вместо двух — а почему бы, в самом деле, Эйдин тоже не попробовать глоточек?

Милли разожгла камин в гостиной, и огонь гудит вовсю. Позже, когда все уйдут, в их обычное время, она позвонит Гасу по скайпу — новшество, без которого она в последнее время как без рук, величайшее изобретение со времен электрического чайника. Им ведь еще нужно обсудить детали маршрута. Орел приземлится первого числа следующего месяца.

Во время вчерашнего разговора выяснилось: родственники Пейла так благодарны Милли и Гасу за разоблачение аферы, что речь идет о денежном вознаграждении. Американцы все же удивительные люди, и такие добрые, особенно ее личный американец, да и ее внучка тоже. Эйдин и Шон, счастливо воссоединившиеся, видимо, говорили по телефону часами, обсуждая историю с Сильвией. В результате Шон, возмущенный безмерным коварством тетки, после шумного скандала переехал жить к другу, по крайней мере пока. Сильвия и с ним выкинула номер. Чтобы как-то объяснить их внезапный отъезд из Ирландии несколько недель назад, она выдумала, что ей предложили работу во Флориде, и втихаря стащила его телефон. Когда они приехали в Америку, Шон попросил у Сильвии номер Милли, чтобы как-то связаться с Эйдин, но тетка отказала. Она сказала ему, что Милли якобы сошла с ума — подумать только! — и обвиняла Сильвию во всех смертных грехах. Сильвия уверяла его, что Гогарти вообще гнилая семейка, и запретила ему любые контакты с ними. Но Шон, молодец такой, не поверил. Он пытался звонить Эйдин в Миллбери, но там никто не хотел передавать сообщение. Тогда он взялся за ручку и, как мало кто из его поколения делает сейчас, написал Эйдин письмо на бумаге. Сильвия пыталась встать между ним и Эйдин. Но таких не остановишь — любовь не остановить!

Еще немного, и Милли слышит, как ее гости входят в дверь — слышится топот ног, и в дом вместе с ними бесцеремонно врывается соленый морской ветер.

— Входите, входите! — говорит Милли и выбегает к ним навстречу в коридор.

Кевин театрально принюхивается.

— Божественно, — говорит он.

— Стоит того, чтобы вернуть мне ключи от машины?

Он закатывает глаза и наклоняется, чтобы поцеловать ее.

— Ты как будто меньше ростом стала с понедельника. Здесь темновато, тебе не кажется?

— Лампочку пора бы заменить, — говорит Милли, — но мне не дотянуться.

— Пара пустяков.

— А табуретку-то найдешь? Она, наверное, в гараже.

Милли не вспоминала об этой табуретке с того дня, как присела на нее покурить, с чего все и началось.

Не успевает Кевин скрыться за дверью, как Эйдин хватает бабушку за руку и тащит на новую сверкающую кухню.

— Закрой глаза.

— Что?

— Это сюрприз. Просто закрой глаза.

Милли озадаченно смотрит на внучку.

— А ты прекрасно выглядишь. Это что, тушь?

— Бабушка! Закрой, я тебе говорю!

Милли наконец подчиняется, и то только потому, что это Эйдин. Она чувствует в ладони мягкое касание бархата: вышитый мешочек ВД, а внутри что-то лежит… что-то тяжелое.

— Все. Теперь открой.

— Уж больно ты раскомандовалась сегодня, птенчик.

— Открывай-открывай!

И Милли открывает глаза.

Я очень обязана Лизе Эрбах Вэнс, верной партнерше, столь же доброй и постоянной, сколь остроумной и блестящей.

И Даниэлле Векслер, которая с бесконечной заботой и мудростью направляла это повествование и неизмеримо улучшила его.

Я очень благодарна всему коллективу Atria, особенно Лоан Ле, Джейд Ху, Феличе Джавит, Карле Бентон, Кейли Хоффман, Киоко Ватанабе, Джиму Тилю, Изабель Дасилва, Джине Ланци и Пейдж Литл.

Спасибо Кейт Баллард за энергичную поддержку этой книги, а также Эду Фолкнеру и всем в Allen & Unwin.

Глубокая благодарность Деборе Голдстин и Си-Джей Принсу, настоящим разгильдяям, за поддержку, понимание и шутки. Теперь ваша очередь.

Спасибо первым читателям Тине Далл, Марку Хардиману, Шале Анастасио, Дорри Рамати, Роджеру Розену, Алике Клиберн и Бену Страузу. А за помощь и поддержку — Таре Джерман, Робину Хар диману, Бену Хардиману, Бонни Уэсту, Питеру Ахерну, Робу Даллу, Лоре Смит, Таре Паркер, Джоанне Серлинг, Джеми и Марку Куршнерам, Виктории Роуэн, Диане Спеклер и Венди Бихуньяк.

Особая благодарность Мари-Энн Бриггс и Жанне Стерлинг за то, что терпели мои глупости, а также Майклу Слезаку, Митчу Рустаду, Алексис Аулете и всем безумным королевам за их многолетние издевательства. Аллевия!

Я глубоко ценю могучие силы природы — мою мать, Пейшенс Хамфри, и моего брата, Бена Джермана. Быки покупают.