Что еще за Джейми?.. Кевин понимающе кивает, хотя внутри скребется беспокойство. На самом деле последние пару месяцев он полностью отключился от новостей о знаменитостях.

— Не возражаете? — Кевин тянется к чайнику.

Клайв злорадно хихикает.

— Не мне, конечно, осуждать кого-то за противоправные действия, косячок там, или еще что, но это уже полный зашквар. А эсэмэски? Боже ты мой, до такого нарочно не додумаешься.

Что тут делать? Попробовать выкрутиться как-нибудь — что-что, а лапшу на уши вешать он умеет, — а потом, дома, освежить знания о поп-культуре — наверняка для этого будет достаточно двадцатиминутного разговора с Нуалой или Эйдин? Или признаться, что все это для него темный лес, и почти наверняка загубить свои перспективы на корню? Кевин улыбается:

— Жизнь богаче выдумки.

— Итак, вы — редактор, вам становится известно об этой истории, и вы должны выложить ее на сайт через шестьдесят секунд. Какой заголовок дадите?

Мысли у Кевина в голове лихорадочно мечутся, хотя он и пытается принять вид воплощенного спокойствия. Кто этот Джейми Гроснанс — кинозвезда, звезда реалити-шоу, звезда Ютуба, звезда поп-музыки? Если уж гадать — он бы, пожалуй, поставил на музыканта, но гадать слишком рискованно. Кевин решает выбрать как можно более обтекаемую формулировку, чтобы уж точно не облажаться.

— Может быть, сыграть на теме наркотиков… Что-нибудь вроде «Что курит Джейми?»

Клайв смотрит на собеседника с легкой насмешкой.

— Но там была не травка. Там был кристаллический метамфетамин.

— Ага, — бормочет Кевин. — Тогда, скажем… — Он замолкает на пару секунд. — «Упоротый самец».

Учитывая, что в его распоряжении был доли секунды, вариант, по мнению Кевина, совсем неплох. Однако Клайв явно разочарован. Он берет телефон, набирает что-то и говорит:

— Вот что — спасибо, что пришли на собеседование. Но я не думаю, что вы нам подойдете.

Вот так просто? Одна недостаточно остроумная импровнзация — и шанс упущен?

— Я наверняка смогу придумать что-нибудь получше.

— Да нет, достаточно. — Клайв поднимается со стула и стоя оказывается немногим выше, чем сидя.

Кевин кое-как разгибает свои длинные спортивные ноги и тоже встает.

— Ну что ж, — говорит он. — Не возражаете, если я прихвачу на дорожку? — Он тянет руку к последнему печенью.

Клайв смотрит на него со смесью любопытства и жалости.

— Валяйте.

Кевин засовывает печенье в рот, а Клайв уже зовет Джемму. Когда Кевин кивает от двери головой на прощание, интервьюер усмехается и говорит:

— Ничего личного, приятель, но мне нужен человек, который разбирается во всей этой помойке. Джейми Гроснанс — не самец. Она самка.

В пятницу в наступающих сумерках, перед приходом гостей, Милли забирается в гараж и обшаривает свои тайники в поисках курева. От кого она его там прячет и зачем, она и сама толком не знает. С Сильвией Милли тему курения не обсуждала: Сильвия все же американка, а значит, наверняка серьезно относится к канцерогенам. Скрывает Милли свой порок и от Кевина: она еще помнит этот бесконечный нудеж, которым он ее замучил после того, как сам бросил курить, а потом — после появления той опухоли, что так перепугала ее два года назад (безобразная шишка на подбородке — большущая, с грецкий орех, но доброкачественная).

Милли долго смотрит на шаткую стремянку, которая ей нужна, чтобы выковыривать мусор из водостоков раз в десять лет или около того (не платить же каждый раз по две сотни за такую ерунду), осторожно взбирается на верхнюю ступеньку и вслепую шарит рукой по заставленной всяким барахлом полке. Вечно она забывает, куда засунула сигареты, и вообще про все забывает. Однажды нашла целую пачку вместе с золотой зажигалкой в духовке. Что нужно иметь вместо мозгов, чтобы засунуть сигареты в плиту!

Милли нащупывает на стене выключатель, и тусклая лампочка освещает громоздящиеся повсюду кучи хлама: банки с давно загустевшим моторным маслом, остовы велосипедов, уже не первое десятилетие валяющиеся беспорядочной грудой на поду. Может, кто-нибудь из детей соседей Фицджеральдов захочет покататься? То, что цепи давно соскочили, а седла едва держатся на ржавых пеньках — все это Милли не смущает. С другой стороны, соседи несколько достали: день и ночь строители у них что-то долбят, сверлят, сооружают какую-то отвратительно-пафосную пристройку к дому. Но при всем при том — почему бы и не зайти к Лоре Фицджеральд и не спросить, не пригодятся ли ей велосипеды? Как-никак, а сэндвичи с ветчиной и маслом эта женщина готовит действительно превосходно.

Оставив без внимания предупреждение «Курильщики умирают молодыми», жирным шрифтом напечатанное на пачке сбоку (она уже старуха и курит, а все еще жива), Милли затягивается и тут же слышит шаги и голоса у входной двери. Рано ее гости явились к ужину. У Милли лишь смутное представление об истории Сильвии: она в курсе, что девушка недавно приехала в Ирландию со своим тогдашним парнем, барабанщиком из Айриштауна, чтобы сопровождать в турне его группу, и прихватила с собой племянника. Бойфренд оказался капризным занудой, группа в итоге распалась, а Сильвия и Шон остались, поскольку возвращаться им было особо некуда. С тех пор она так и подрабатывает то здесь, то там, пытаясь скопить немного денег и встать на ноги. Сильвия как-то упоминала об этом Шоне, сыне своей сестры, которая умерла совсем молодой. Парень он, судя по всему, спокойный, помощник в доме и не лишен творческой жилки, только чересчур уж замкнутый — должно быть, страдает от одиночества или по дому тоскует.

И тогда Милли — на волне внезапного вдохновения — пригласила в тот же день и Эйдин.

Шон невысок ростом, у него мягкие черты лица, аккуратные брови, пытливые, влажно блестящие глаза и оливково-бледное лицо — ничего общего с его белокожей тетушкой. Эйдин этот парень наверняка понравится. Со спутанными волосами, напоминающими заросли густой травы, вроде как у того ирландского парня-доходяги, которого обожает Эйдин, — именно таких ребят придирчиво отбирают циничные дельцы от шоу-бизнеса, чтобы они воплотили в себе все надежды и горести молодых. На нем клетчатая рубашка без двух пуговиц и темные джинсы с низкой посадкой, из-под которых выглядывает неоново-яркая резинка трусов.

Милли вглядывается в лицо Шона и замечает в нем какую-то потерянность. Он кивает и вежливо здоровается, но при этом смущенно разглядывает ковер в холле. Сильвия принесла с собой вино, и, пока она его открывает, Милли готовит юноше стакан сквоша, разбавляя апельсиновый сироп газировкой из своего старомодного сифона — у нее он всегда наготове, чтобы было чем угостить внуков.

— Вот молодец, что пришел, — говорит она. — Твоя мама говорила, что ты сейчас в школу не ходишь?

— Тетя, — мягко поправляет он. — Я сдаю экзамены на аттестат среднего образования. Это примерно то же самое, что школьный. Еще чуть-чуть осталось.

— Шон очень любит читать, — говорит Сильвия. — И книги все такие… серьезные.

— Я же не гражданин, — говорит Шон. — Меня здесь, наверное, никуда и не примут?

— Не примут? — переспрашивает Милли. — Ну что ж, все равно тебе ни к чему изучать ирландскую историю и язык. Какой от них прок? Давай-ка, расскажи мне что-нибудь. Какой-нибудь секрет.

Шон серьезно задумывается и говорит:

— Я атеист.

Милли хлопает в ладоши.

— И я тоже атеистка. А еще?

Шон улыбается.

— Ну ладно. Ненавижу, когда люди сюсюкают со своими собаками, как с младенцами.

— Ненавижу собак.

— Ну нет, — смеется он. — Собак ненавидеть не за что.

— Ты прав. Если они не злые, конечно.

— Они так любят людей. Просто хотят пообщаться.

— А какое у тебя любимое место в Дублине? Если я что-то знаю в этой жизни — а я почти ничего не знаю! — хихикает Милли, — так это мой Дублин.

По правде говоря, в последнее время она с немалым трудом ориентируется в своем Дублине — столько новых домов, торговых центров, бизнес-парков, столько строительных кранов, которые когда-то внушали надежду на будущее, а теперь застыли в воздухе над горизонтом города. Ни дать ни взять диорама с длинношеими динозаврами, мирно пасущимися на лужайке перед самым падением астероида.