Его руки, сильные и твердые, с напрягшимися вздутыми мышцами, вжали Соню в себя, расплющивая на своей груди, вдавливая в себя, сжимая ее так сильно, что Соне уже не хватало воздуха от силы этих объятии. Но ей и не нужен был воздух! Ведь она дышала Димой и только им! Ведь она только сейчас по-настоящему дышит, пока Дима обнимает ее и целует одурманивающе грубыми поцелуями! Ведь она и не жила вовсе все прошедшие дни и ночи, а лишь существовала, в ожидании и глупой надежде, что может быть, все-таки!..

И вот ее мечта сбылась.

Но осуществление заветной грезы было намного ярче и слаще того, что представляла себе Соня долгими одинокими ночами. Потому что совсем не хватало в ее мечтах тех ощущении, что наполняют тело Сони, пока Дима ее обнимает. Терпче вкус, что Соня выпивала из губ мужчины! И жарче огонь, что полыхал в дрожащем теле, спиралью скручивая внутренности, и огненной лавой расплавляя вены и жилы, по которым бежала кипящая кровь!

Дима отстранил от себя Соню, и та не успела даже охнуть, как его пальцы расстегнули ремешок, затем крупные пуговицы на пиджаке. Дима резко дернул ткань с ее плеч, и отбросил пиджак. Ткань и фасон пиджака подразумевали, что его надо носить без рубашки, на нижнее белье, что и сделала Соня, одев лишь один из тех комплектов, что они накупили с Милой. И когда полыхающий взгляд Димы уперся в ее груди, скрытые тонким ажуром персикового цвета, что держались на плечах на тонюсеньких бретельках, Соня поняла, какой правильный выбор она сделала.

Дима обхватил Соню за талию и рывком притянул к себе, и вновь впился в грубом поцелуе. Не прерывая его, руки его опустились ниже и горячие ладони стиснули Соню за ягодицы и с силой прижали к себе. Соня застонала, громко и протяжно, но так как этот звук утонул во рту Димы, то в комнате он звучал глухо и низко.

Соня чувствовала, как каменные пальцы Димы сжимают ее ягодицы и подумала, что скорее всего на коже останутся синяки. Но ей было плевать! Пусть! Пусть будут синяки, пусть все ее тело покроется засосами, синяками, ссадинами и укусами! Лишь бы Дима прикасался с ней, и оставлял свои метки, чтобы потом, как после разлуки, Соня могла трогать эти отметки и сожалеть о том, как быстро они сходят.

Находясь в полупьяном состоянии от возбуждения и неверия в реальность происходящего, Соня даже не заметила, как Дима расстегнул замок на ее юбке. Только поняла это, когда ткань с тихим шелестом соскользнула с бедер и упала у ног.

— Я бы, конечно, с удовольствием порвал все, но одежда тебе еще понадобится, — вставил Дима, тесня Соню ближе к столу и вновь целуя ее.

Соня горела от возбуждения и могла лишь стонать, принимая поцелуи Димы, и выгибаться ближе к нему. Она чувствовала и осязала вожделение Димы. Вкушала его в жалящих поцелуях, ощущала под пальцами, которыми сжимала могучие плечи, чувствовала напряженным животом его нешуточное возбуждение, что стальным стволом упиралось в нее, оттопыривая ширинку до предела.

Они словно сходили с ума, не отрываясь друг от друга. Эта была…Нет, даже не любовь! Эта была…жадность! Да! Именно жадность до ласк, до стонов, до хриплых прерывистых вдохов! До друг друга, до запаха, до вкуса, до прикосновений! До огненного возбуждения, что приправлено нестерпимой тоской! И как бы тесно они не прижимались, как бы сильно не впечатывались друг в друга, не было возможности утолить эту жадность, которая сквозила в каждом ненасытном движений и гортанных стонах!

Внезапно Дима прервал поцелуй. Соня удивленно распахнула отяжелевшие веки. Она шумно и быстро дышала опухшими и саднящими губами, которые скорее всего побагровели от того, как сильно Дима их терзал.

Темной лавой переливалась похоть в глазах Димы, когда он обвел ее полуобнаженную фигуру, облаченную в лифчик и трусики, черные чулки и туфли на шпильках. Резким движением руки Дима сдёрнул бюстгальтер вниз, и грудь Сони колыхнулась, вырвавшись наружу. Соски и до того звенящие от возбуждения, теперь ныли сладкой болью и собрались в острые твердые горошины. Дима оглядел ее обнажённую грудь диким взглядом с первобытным голодом. Тем же резким движением Дима разорвал боковину ее трусиков и те крохотным клочком упали у ног.

— Бля! — выдохнул Дима, проводя пальцем по ее гладкому лобку, еще чуть ниже, чтобы скользнуть с тонкую полоску между половых губ.

Соня громко застонала, откинула голову назад, и закатила глаза. Описа̀ть то, что она испытывала от простого прикосновения пальца, было невозможно. Что уж говорить о том, в какой сладостной судороге сводились мышцы ее влагалища. Которые так истосковались по своему мужчине! Которые жаждали ощутить его вторжение! Чтобы за раз заполнил ее, всю, полностью! Чтобы дыхания не хватало от того, как глубоко он введет в нее свой член!

— Это хорошо, что ты на каблуках, — рвано ухмыльнулся Дима, оглядывая Соню. Она стояла перед ним, опираясь руками об столешницу позади себя, выгибаясь в спине, и громко стонала от его прикосновений, пока Дима водил пальцем по горячему влажному клитору.

Дима сатанел от вида возбужденно торчащих грудей Сони и темных сосков, которые в полумраке комнаты стали черно-коричневыми. Дима чувствовал, как дергается и просится наружу возбужденный член. Чувствовал, как натянулась уздечка, причиняя сладкую боль, что отдавалась в твердых яйцах, уже наполненных спермой, готовая вылиться в любимое лоно. Как было бы легко сейчас подхватить Соню под ногу, только расстегнуть ширинку и ворваться в нее, чтобы наконец-то соединиться с той, кого жаждал все эти дни и месяцы!

Но… Пока не время.

Дима наклонился вперед и коснулся губами выгнутой тонкой шеи Сони и слизал языком выступивший на ее коже пот, который на вкус был сладкий и желанный.

— Ди-и-м-им, я не могу-у-у!

И хотя Дима сам был возбужден и взведен до крайности, все же парочку уроков мисс Климовой преподать надо.

Дима обхватил Соню за талию, резко развернул к себе спиной и заставил упереться руками об столешницу, чуть наклоняясь вперед. Соня охнула, словно очнувшись, и напряженно замерла.

Дима смотрел на Соню и уже буквально силой сдерживал себя, пока оглядывал ее стройную красивую спину, переходящую в округлую попку с идеальными половинками и порочной темной полоской между ними. Прочерчивая взором эту полоску, Дима уперся взглядом в тугой крохотный анус. Сжал пальцы в кулак, держась, чтобы не прикоснуться указательным пальцем до этого пока еще запретного входа. «В следующий раз», решил Дима. Опустил взор чуть ниже и увидел сладкие влажные складки, нежно-розовые, и эта маленькая узкая дырочка, которая познала только одного мужчину, сейчас подрагивала и чуть сжималась, словно вместо взгляда Дима ласкает ее налившейся головкой.

Дима выдохнул и прикрыл глаза, восстанавливая дыхание и уговаривая себя немного потерпеть. Потому что уже был готов съесть! сожрать Соню! Всю ее, от макушки до пяток! Такую ахренительно возбуждающую, стоящую перед ним в порочной грязной позе, и от одного этого вида член его болит и ноет, и мелко подрагивает в боксерах, которые скорее всего уже испачкались смазкой.

Соня чуть повела бедрами, словно ища Диму позади себя, и Дима слегка шлепнул ладонью по ее ягодице и рвано оскалился.

— Что ты там говорила о моей немощности, Соня? — спросил он почти ласково. Если не считать того, что голос его был низкий и грубый, еле слышный в духоте сумрачной комнаты.

— Дим, — пролепетала Соня. Подняла голову и уперлась взглядом в панорамное окно. Начищенное до блеска стекло, от пола до потолка, оно не было задернуто шторами. И в этом почти зеркальном отражении Соня увидела себя, голую, с упертыми в стол руками, и Диму, стоящий позади нее с самым диким выражением лица. И это развратная картина еще хлеще возбудила Соню, хотя ей казалось, что она и без того балансирует на грани разума, готовая с головой погрузиться в пучину безумия и похоти.

Дима поднял взор, и они столкнулись взглядами с этом начищенном стекле. Дыхание Сони перехватило от того оскала, что вновь полоснула губы Димы.