Ей идет этот цвет.

Оттеняет золотистую кожу. А фасон платья — строгий футляр на тонких бретельках, подчеркивает плавные линии девичьей фигуры. Ветер шаловливо играет с легкой тканью, что ластится к стройным бедрам и длинным ногам, по которым сейчас его жадный взор скользит вверх и вниз, а вместо взгляда представляет, как проводит руками по ее нежной коже. А то, что кожа у Сони нежная и сладкая, он знал. Прекрасно помнил ощущение бархата под языком и вкус барбариса, что он слизывал с мягких губ Сони.

Дима задержал дыхание и сцепил зубы, когда мужчина, что вышел из самолета вслед за Соней, залез под ее шляпу и теперь вышагивает рядом с ней. Так близко, как не может себе позволить Дима!

В голове тут же вспыхнули данные, которыми его снабдил брат. Семен, 63 года, разведен. Правая рука и неизменный консильери Жаната Алиева, который, кстати, был той еще темной лошадкой. А вот и господин Алиев, собственной персоной, спускается по трапу с темноволосой кудрявой девушкой на руках. «Мила», понял Дима.

Роман вел Соню с того момента, как нашел в клинике в соседнем городе, ухаживающей за подругой, и до этого момента, как она сошла с частого самолет. И все данные о ее передвижениях сообщались Диме через связного. И Дима впитывал в себя эту информацию, хотя она и не пестрела интересными фактами. Многочасовые дежурства в больнице, там же и завтраки, обеды и ужины. Лишь на короткие часы Соня возвращалась в соседний отель, чтобы передохнуть и сменить одежду. Сколько раз за все эти дни Дима сдерживал себя, чтобы не добраться до Сони, не выбить дверь пинком и не влететь в номер! Чтобы только увидеть! Посмотреть в глаза! Сжать в объятиях!

Но холодный и рассудительный Роман удерживал его от опрометчивых поступков, которые могли завалить всю операцию.

— Дима, сейчас не время, — говорил он в трубку, пока Дима вышагивал в кабинете, словно лев, запертый в клетке. — Операция на конечной стадии. Надо чтобы Елагин встретился с покупателем и передал документы. Вилория нельзя спугнуть. Он и так весь на нервах, творит черт-те что. А если ты сейчас заявишься на сцене, так ещё и за ручку с Соней, кто знает, что сотворит твой бывший тесть.

— Ну и хрен с ним! Пусть творит, что хочет! Может, с дурости, пустит себе пулю в лоб и закончит этот ебаный балаган! — орал Дима, круша все, что попадалось под руку. На что Роман хладнокровно отвечал:

— Не в этом дело. Елагин хоть и по уши в дерьме, а завязки с плохими дядьками имеет. Внука своего он, может, и не тронет, хотя кто знает этого выродка, — ледяным тоном произнес Роман. Шумно выдохнул и продолжил: — Но может добраться до Сони.

— В этом случае я сам с удовольствием его придушу, своими руками, — прохрипел Дима.

— Слушай, мы должны поймать за руку не только Елагин, но еще и покупателя, и этот улов намного крупнее.

— Мать-то в безопасности? — встрепенулся Дима.

— Все под контролем. В противном случае я бы сам, не думая ни секунды, утопил бы этого говнюка в его же сортире, — выплюнул Рома, и Дима услышал, как вжикнула сигарета. Роман хоть и курил, но не так часто, как Дима. И делал это только в моменты напряжения. — Так что остынь, Алексеевич. Выпей коньячку, что я тебе передал, выкури сигару. Сними девочку, — хохотнул он в конце.

— Легко тебе говорить, — проворчал Дима. — Невеста-то твоя рядом.

— Рядом-то рядом. Только она мне задаром не нужна, — вдруг хмыкнул Роман.

— Не понял, — очнулся от своих терзаний Дима. — Ты про свою невесту, Диану, сейчас говоришь?

— Про нее, про нее. Ну да ладно, не обо мне речь. Дима, не делай глупостей. Ты за собой не только вас с Соней потянешь и масштабную операцию погубишь. Так еще и меня под удар подставишь.

И только ответственность за Соню и брата удерживала Диму оттого, чтобы не бросить все и не помчаться к Соне.

Но вот же она, его Соня… Буквально в пятидесяти метрах от седана, который Дима припарковал у диспетчерской. А сам Дима сидит на заднем сидении, и еле сдерживает себя, чтобы не выскочить из машины и не пересечь расстояние между ними в несколько шагов. Для того, чтобы одним ударом сбить с ног этого старика, что сейчас идет рядом с его женщиной, а потом схватить Соню и, не скрываясь от чужих глаз, подхватить ее тонкую фигуру, сжать до хруста в костях, раздавить в своих объятиях, расплющить и вдавить в себя. Чтобы большое уже никогда не посмела отойти от него ни на шаг! Чтоб больше ни на секунду в белобрысую макушку не приходила идея сбегать от него!

Но…

Скрываться приходилось. Ради ее же безопасности. И только ради Сони Дима сейчас сидит в машине, с тонированными стеклами, сжимая взмокшими ладонями бинокль, и с дикой жадностью и нестерпимым вожделением следит за каждым шагом девушки. И может лишь мысленно взывать: «Посмотри! Посмотри на меня, любимая!».

И вот Соня поворачивается в его сторону и через окуляры бинокля Дима может увидеть, как бледна ее кожа, как осунулось лицо, как резче выступают острые скулы, и как губы приоткрылись словно в немой молитве и по их движениям можно прочитать ее беззвучное: «Ди-и-има». Именно так, с растяжечкой, с придыханием. Так, как говорила только Соня и так, как Диме слышалось почти каждую ночь с момента их расставания.

Но Соня отворачивается, и Дима понял, что почти не дышал в те пару секунд, что взгляд Сони был направлен в его сторону. Дима мог лишь впиваться взглядом в ее фигуру и запечатлевать заново все, что увидел. Потому что он словно видел другую, совсем другую Соню. Не ту озорную девушку, с ироничной улыбкой на устах и горящими голубыми глазами. А новая Соня — с бледным лицом и потухшим взглядом, с бескровными губами и какими-то замедленными движениями. Как же она исхудала! Дима все также жаждал каждый сантиметр этого тела, даже больше, чем жаждал. Он был иссушен, и лишь только знание, что они с Соней скоро будут вместе, давало Диме силы вставать каждое утро.

Но сейчас, обводя уже десятки раз фигуру любимой, глядя на ее искусственную улыбку и застывший взгляд, Дима не мог не процедить самые грязные маты в адрес того, кто довел его Соню до такого состояния. Кто запугал ее настолько, что ей пришлось прыгнуть в самолет и перелететь океан, лишь бы быть подальше от Димы. Кто повинен в бессонных ночах, что провели Дима и Соня, находясь в разных полушариях планеты, когда она встречает рассвет, а он провожает закат. Тот, кто даже не подозревает, как удавка все туже и туже затягивается на его морщинистой шее, и палач уже наточил свой топор, чтобы перерубит веревку одним махом, и скоро грузное тело свалится в дыру грязным помойным мешком. Скоро, очень скоро, Дима сможет быть с Соней, свободно и открыто.

Но у него и так уже иссякло всякое терпение! Тем более сейчас, когда он увидел свою Соню, ему просто жизненно необходимо ощутить ее, почувствовать, осязать. И в голове Димы моментально сформировался план.

Дима проводил взглядом два черных джипа, в один из которых сели Соня и Мила, а во второй Жанат и Семен. Опять-таки сдержал себя, чтобы не втопить педаль в пол и не помчаться вслед за машинами. Но Дима понимал, что на пустынной трассе, от аэродрома в город, такой человек, как Жанат, уж точно заметит хвост. А как отреагирует этот мужчина, про которого даже Роман не смог накопать достаточно информации, было неизвестно.

Поэтому Дима просидел в машине еще около пятнадцати минут, и лишь потом выехал на главную дорогу. Держа одной рукой руль, а второй прижимая трубку к уху, Дима ехал по трассе в сторону города. Дождик все еще накрапывал теплыми брызгами, словно просеянная через мелкое сито влажная пыльца, залетающая в распахнутое окно. Дима полной грудью вдохнул терпкий аромат уходящего лета, что выплескивало августовским дыханием прощальные зеленые цвета в деревья вдоль дороги и бескрайние луга.

— Слушаю.

— Рома, у меня план.

Дима услышал тяжелый вздох в трубке.

— Ну что, все-таки поперся встречать свою Сонечку в аэропорт? Эх, зря я тебе дал координаты.

— Так все по лучшим шпионским традициям, — хмыкнул Дима, чье настроение тут же поползло вверх после долгожданной встречи. — Да и Стас меня прикрывал, если что.