— Это, конечно, шутка. Но, если честно, я соскучился по твоей готовке, — и невинно продолжил: — Серега тоже.

— Как бессовестно, господин Львов, использовать сына ради своих целей, — строго отчитала его Соня. Дима обошел стол и прижался к ее губам в коротком поцелуе.

— Это самое малое, на что я способен, чтобы заполучить вас себе, Софья Арнольдовна.

Они со смехом обнялись, прижимаясь губами в коротких быстрых поцелуях. Затем Дима перекинул Соню через плечо и донес до дивана. Затем принес пиццу, колу и стаканы, поставил все на низкий столик и рухнул на мягкое сиденье.

Они сели рядышком на диване, с аппетитом поедая сочную пиццу, с толстым слоем горячего плавленого сыра, запивая вредную еду ледяной газировкой. Дима расспрашивал Соню о ее детстве, и она делалась историями из прошлого. Со смехом вспомнила интернат и своих старых подруг. Соне вдруг страстно захотелось их найти, даже спустя столько лет. Захотелось окружить себя людьми, которые знали Соню такой, какой она была в детстве. Такой, которую Соня даже и не запомнила.

— Как было бы хорошо встретиться с девчонками с интерната. Наверно, все так изменились, — мечтательно сказала Соня.

— Это устроить намного легче, чем тебе кажется, — проговорил Дима и вновь Соня благодарно улыбнулась сидящему рядом мужчине.

На любое замечание или малозначительное желание Сони Дима реагировал быстро и легко. Для него не составляло труда исполнить любой ее каприз и в душе Дима понимал, что удовлетворяет эгоистичное желание баловать и лелеять любимую женщину.

Соня принесла свою сумку, вытащила заветный снимок матери и протянула Диме.

— Вот тебе первое знакомство, — смущенно проговорила Соня. — Это моя мама — Кристина Климова.

— Очень приятно, — любезно ответил Дима и кивнул снимку. И от этой сцены, выступившие на глазах Сони, слезы ушли, а вместо этого пришла благодарность и открытая улыбка. Затем Дима посмотрел на фотокарточку и глянул на Соню.

— Софья, ты копия своей матери.

— Да, — хрипло проговорила Соня. Почувствовала теплое прикосновение руки Димы, который накрыл ее кисть огромной ладонью.

— Может твоему отцу было больно видеть тебя и вспоминать покойную жену?

— Да, возможно, — прошептала Соня.

Действительно, сколько истории она слышала от соседок во дворе и от покойной бабушки о той любви, которая поразила молодого Арнольда Климова при одном взгляде на яркую брюнетку Кристину. И сама Соня видела, каким счастливым и окрыленным выглядел ее отец в молодости, на старых черно-белых свадебных снимках, где они с матерью ставят росписи в журнале регистрации. С какой заботой отец помогает молодой Кристине подняться со стула и передает скромный букет гвоздик. Почему только Соня ни разу не пыталась разглядеть в своем отце человечность? Ведь он тоже умеет любить и страдать. А смотреть на родную дочь, точную копию покойной супруги, как наверняка ему было больно…

Соня с изумлением заметила, как он щекам катятся слезы и смущенно улыбнулась Диме. Тот протянул ей бумажную салфетку, и Соня пробормотала:

— И вот я снова вся в слезах.

Дима молча наклонился к ней и запечатлел на ее раскрытых губах нежный ласковый поцелуй. Это не был страстный поцелуй любовника. Эта была аккуратная поддержка друга, который понял и разделил Сонину боль и тоску.

— Надеюсь, в следующий раз это будут слезы счастья, — прошептал Дима.

Соня взглянула в омуты его глаз и ответила:

— Дай то бог, Дима, дай бог…

Дима взял Соню за руку и повел за собой. В спальню.

Подошел к окну, задернул плотные жалюзи и комната погрузилась в полумрак, а яркое послеобеденное солнце не мешало им быть вдвоем, быть вместе, быть рядом. Так близко, как только возможно. Сливаться в поцелуях, тягучих и медленных, ведь теперь Соня и Дима знали, что торопиться им некуда.

В очередной раз Дима раздел Соню, но в этот раз смакуя каждый сантиметр тела, что открывался его взору. Снял с нее блузку, затем юбку, обнажая девичью фигуру. Расстегнул бюстгальтер, высвобождая груди, и затем стянул по длинным ногам трусики. Дима оглядывал лежащую перед ним Соню, с полуприкрытыми от удовольствия глазами и томной улыбкой на розовых губах, и сам разделся, не отрывая взгляда от ее обнаженного тела.

Соня смотрела горящими глазами, как Дима снимает футболку, расстегивает джинсы и скидывает их вместе с трусами. Обводила взглядом и запоминала каждую мышцу на сильном теле. Широкий разворот плеч, мощная грудь, кубики пресса не ровные и вылепленные, а наработанные и чуть ассиметричные. Потому что таким и должен быть настоящий мужчина. Настоящим с ног до головы, не блестящий от масла и вспышек камер, а выносливый и уверенный в своей силе. Соня смотрела на мышцы пресса, что напряглись под ее ласкающим взором, и опустила взгляд ниже, к взведенному органу, красивому в своей первобытной наготе, обрамленный жесткими волосками. Скользнула взглядом по крепким бедрам и мускулистым ногам.

Теперь не было между ними стеснения первого раза. Соня и Дима словно знали друг друга уже давно, еще с тех времен, когда ярчайшая звезда взорвалась в бесконечности вселенной и тонкой пылью стерла границы между телами влюблённых.

Дима проходился взглядом по нежной бархатистой коже Сони, отчего с губы Сони выходили тихие стоны, томные и неспешные. Дима ласкал сначала глазами тонкую шею, красивые ключицы, полные налитые молочные груди, с красивыми соками, что сжались в комочки от его голодного ненасытного взгляда. Мягкий живот и стройные бедра, длинные ноги, такие красивые и беззащитно сведенные вместе. Потом вслед за взором пошли горячие грубые ладони Димы, которые обводили каждую выемку на хрупкой фигуре, а губами Дима срывал тихие стоны с уст Сони, ласкал языком ее шею и запоминал вкус пульса под нежной кожей. Дальше губы Димы, горячие и любящие, прошлись по ключицам и плечам, опускаясь ниже, к сладким грудям, что от возбуждения вздернулись выше, бесстыдно и нагло показывая возбуждение Сони остро торчащими сосками.

Соня все громче стонала от этих медленных, сводящих с ума, ласк, от рук Димы, которые гладили тело Сони, чтобы потом вслед за руками прошлись губы. Дима обвел языком ореол грудей, от ложбинки к впадинкам подмышек, затем опустился чуть ниже и прочертил языком пупок, поцеловал его легонько и нежно, от чего Соня тихо засмеялась.

Дима уткнулся носом в гладкий лобок и вдохнул желанный запах, который уже смешан с его запахом и который не выведется уже никогда.

— Дима, это опасно, — прошептала Соня, когда Дима раздвинул ее ноги и заставил ее согнуть колени и раскрыть перед ним свой влажный вход.

Дима склонился над Соней, уперев руки по бокам от ее головы, посмотрел в глаза пронзительным взором и тихо проговорил:

— Соня, мы уже говорили об этом. Раз вирус на нуле, значит, ты не можешь заразить.

— Но, Дима…

— И еще, я не собираюсь отказывать в себе в этом удовольствий, — усмехнулся Дима, и заглушил протесты Сони крепким глубоким поцелуем.

И когда Соня уже утопала в Диме, вкушая его вкус, сплетаясь языком, посасывая губы и стона прямо ему в рот, Дима прервал поцелуй и опустился ниже.

Соня тихо и восторженно вскрикнула, когда почувствовала на полоске половых губ язык Димы.

— Ди-и-им…

— Не бойся, Соня. Я остановлюсь, если тебе не понравится, — пообещал Дима, но они оба понимали, что не может быть между ними ничего такого, что не понравится другому. Что и поняла Соня, когда Дима углубил ласки и прикоснулся языком к пульсирующему клитору.

Соня застонала от ласки, такой непривычной, но до безумия приятной, горячей, возбуждающей. А когда Дима впился губами в клитор и всосал его в рот глубже, Соня не удержала рваных стонов, под ритм движения языка Димы, что перекатывал на языке возбуждённый комок и даже слегка его прикусил.

Дима прижался губами к тугой дырочке, истекающей теплой влагой, и Соня стонала громко и хрипло от этих ласк, мечась на подушке и цепляясь пальцами за простыню.

Дима обводил языком вход, проникая глубже и глубже, и понимал, что теряет голову от страсти и желания, вкушая Соню, ее соки, ее вкус. Слышал ее прерывистые мольбы не останавливаться, но Дима и сам знал, что не остановится, лишь только может проникнуть языком в Соню еще глубже, чтобы слизать ее вкус и вновь ворваться в ее лоно, в этот раз еще сильнее. Дима словно со стороны слышал свои низкие стоны, что сплелись с высокими криками Сони, и заполнили каждый угол спальни.