Перед началом игры Дима снял олимпийку и бросил ее Соне. И она, ощущая себя восторженной болельщицей, подхватила кофту Димы и прижала к своей груди. Соня будто превратилась в школьницу, которую выделил капитан футбольной команды среди остальных одноклассниц, и подобным жестом пометил Соню своей перед всей школой.
Потихоньку, стараясь не показывать своего жеста, Соня ощупала пальцами ткань спортивки, все еще хранящую тепло Димы. Якобы поправляя выбившуюся чёлку, Соня на секунду прижала к носу теплую ткань и вдохнула запах. Ей очень нравился аромат одеколона, которым пользовался Дима. Никаких тягучих тяжелых смесей, никакого дорогого парфюма. Обычный свежий аромат простого одеколона. Но он был настолько мужественный, что Соня почувствовала, как жар приливает томными волнами к низу живота. Перед мысленным взором встала картина, как Дима стоит перед зеркалом в ванной. Он только вышел из душа, и его крепкие бедра обернуты полотенцем. С кончиков влажных волос капают прохладные капли на могучие плечи, скатываются по темной коже, цепляются за волосы на широкой гуди. Твердая рука, четко выверенным и отработанным за годы движением, снимает пену острым станком с высоких скул. Дима поднимает взор и видит в отражении Соню, которая стоит на пороге ванной и любуется мужчиной. Отбрасывает станок, смахивает полотенцем пену с подбородка и оборачивается к Соне. Глаза Димы горят, а его сильные руки подхватывают Соню за бедра и усаживают на тумбу перед зеркалом, раздвигая ее ноги шире и устраиваясь между ними. Соня стонет, откидывая голову назад, зарывается пальцами во влажные волосы, пока горячие мужские губы впиваются в ее шею, и она ощущает, как колет и царапает щетина, которую Дима не успел убрать…
Дети и родители разделились на две команды. Соня уселась на газон, как и другие родители и родственники, бурно и громко переживая за игроков. Это не было футболом в его классическом понимании. Потому что не все дети могли разогнаться, не каждый мог пнуть мяч достаточно сильно, или ловко подхватить его на руки. Поэтому эта были легкие переброски, аккуратные пасы, и полные восторженной хвальбы голоса болельщиков.
Соня смотрела на Сергея. Он был очень аккуратен в игре с ребятами, которые, даже если и были его сверстниками, все же отличались несколько в другом. У кого-то не было такого же роста, кто-то не умел так же метко передать пас, кто-то не успевал так же быстро бегать, как Сергей. Но ни разу за игру Сергей никого не обогнал, не дразнил, не вел себя эгоистично, а больше давал ребятам возможность забивать голы и принимать подачи. Его поведение было таким взрослым, что Соня не удержала слез. Как так может быть, чтобы с таким замечательным мальчиком случилась такая беда? Для кого-то, возможно, подобная история не показалась бы страшной или кошмарной. Но не для Сони, которая очень сильно привязалась к Серёже, и переживала за него, как за родного младшего брата, которого у нее никогда не было.
Соня чувствовала набегающие на глаза слезы, и, не желая, чтобы кто-то увидел их, встала с газона и отошла к скамейке, где ранее они сидели с Димой. Присела на деревянное сидение, и уже не смогла остановить слез.
Соня не знала, что Дима сразу же заметил ее отсутствие и тут же вышел из игры, чтобы подбежать к ней.
— Милая, ты что? Что с тобой? Что-то болит? Что не так? Кто-то что-то сказал? — лепетал он, присаживаясь перед сгорбленной Соней на корточки и вытирая ее слезы дрожащими пальцами. Дима старался не показывать своего волнения и непонимания, готовый на что угодно, лишь бы не видеть этих слез, этой боли в лазурных глазах, этих щек, влажных от слез.
Соня хотела привычно проговорить извинения, сказать, что все хорошо, что это — «пмс», «магнитные бури» или просто «соринка попала в глаз». Но, глядя в обеспокоенные ищущие глаза Димы, так и не смогла солгать, а из дрожащих губ лишь прошелестело:
— Дима, мне так жаль…
— Что ты, Соня, о чем ты? Что ты говоришь? Скажи же, что случилось, — ещё больше распалялся Дима. Таким огромным и неуклюжим он чувствовал себя, сжимая в ладонях лицо Сони, и боялся, что, если сожмет чуть сильнее, то оставит синяки на тонкой коже.
— Мне так жаль… За все, что случилось с Серёжей, — прошептала Соня и закрыла глаза, но из-под сомкнутых век все так же тонкими струйками вытекали неостановимые слезы.
Дима замер. Прикрыл глаза.
— Мать рассказала? — глухо спросил он. Соня кивнула.
Дима встал с корточек и сел рядом с Соней. Прижал ее к своей груди, чувствуя под пальцами дрожащие плечи девушки, которая так глубоко и сильно переживала за его сына. И эта ее боль передавалась Дима мощными волнами благодарности. Что поняла, что смогла пропустить через себя. Дима ненавидел себя за эгоистичность мыслей, что Соня смогла принять и не осталась равнодушной.
Соня уткнулась носом в грудь Димы, вдыхая его запах, и успокаиваясь под мерные поглаживания его пальцев, под глубокое дыхание, защищенная в его сильных руках, что дарили ей умиротворение и словно забирали себе частичку боли. Но ведь Дима сам пережил слишком, слишком много боли, чтобы принимать на себя ещё и ее, Сони, проживания!
Они просидели так несколько минут. Дима привычно поискал глазами сына и встретился с ним взглядом. Сергей выглядел удивлённым и немного смущенным, видя репетитора в объятиях отца. Но Дима уже не мог отпустить Соню. И даже лучше, если Сергей узнает обо всем как можно раньше. Конечно, без серьёзного мужского разговора не обойтись, но лучше подготовить сына вот так, постепенно. Потому что Дима знал, что теперь их с Соней отношения переходят на новый этап и их невозможно будет скрыть ни от кого. Да Дима и не собирался ни от кого прятаться.
Соня шмыгнула носом и выпрямилась. С благодарностью приняла платок, который Дима вытащил из кармана олимпийки и протянул ей.
— Спасибо. Извините. Мне жаль, что я так раскисла. И что предала доверие Вероники Степановны …
— Если мать решила тебе рассказать о случившемся, значит, ее ты точно не предаешь, — перебил ее Дима. — К тому же, может, пора уже перестать держать все в секрете и замалчивать то, что произошло. И пора посмотреть фактам в лицо, принять последствия.
— Вы же не собираетесь рассказать Сергею обо всем? — охнула Соня и Дима помотал головой.
— Он слишком долго отходил, да и пользы эта история ему не принесет. Хотя последние три года кошмаров уже нет, страха вроде тоже. Конечно, еще неизвестно, как все это отразится на его будущем. Как-никак, батюшка Фрейд тоже не бантики вязал, говоря о детских травмах, — хмыкнул Дима с горечью.
— Дима! — Соня порывисто сжала пальцами подбородок Димы и заставила его на себя посмотреть. — Вы — замечательный отец! Я уверена, что вы воспитали самого лучшего, умного, доброго сына! У многих были проблемы в детстве, но это не гарантия того, что эти травмы будут мешать во взрослой жизни.
— Наверно, ты права, — задумчиво ответил Дима и посмотрел ей в глаза. — Вот ты, например. Даже если отец не уделял тебе внимания, а любви матери ты не познала, все равно выросла добрым хорошим человеком.
Соня не смогла вымолвить ни слова в ответ. Как он смог добраться до ее души, так запросто разглядеть за ее саркастичностью и напускной безразличием настоящее ее, Соню? Как у него это получается, что от одного его прямого пронзительного взора Соня не может уже надеть маску, а остаётся той, кем она является на самом деле? И не хочет она больше отбиваться и защищаться, ощетиниваться и обороняться, всегда ожидая подвоха в нежелании давать себя в обиду.
Объявили окончание первого тайма, и Сережа подбежал к ним, на ходу срывая бейсболку и смахивая пот со лба.
— СофьАрнольдна! Вы что, плачете? — спросил он, глянув на чуть опухшие глаза Сони и покрасневший нос.
Соня встала со скамейки, подошла к Сергею и крепко его обняла. Тот от неожиданности опешил и немного отстранился. Они с Соней, конечно, довольно много времени проводили вместе, у них были общие шутки и полно смешных ситуации, но раньше Соня старалась не переходить невидимых границ, изо всех сил держась отношении «учитель-ученик». Но не может она сопротивляться своей привязанности к Сергею! И хочет, чтобы Сергей знал о том, как много он значит для нее. Вдруг у Сони не будет возможности сказать об этом ученику?
