Запрыгнуть в машину, вдавить педаль в пол, чтоб за полминуты доехать до дома, затем выволочь Алену за волосы — вот каким было желание Димы, когда смущенный Мирон Семёнович рассказал ему о визите Алёны и о ее слезливой истории о неблагодарной Соне.

— Дмитрий, ни в коем случае я не смею вбивать клинья в твои с супругой отношения, — говорил Мирон Семёнович, протирая окуляры очков огромным клетчатым платком. — Меня они совершенно не касаются. Но поступки твоей жены задели Соню, а она для нас с Миленой как внучка родная.

Потом тонкие пальцы Мирона Семёновича водрузили очки на кончик носа, взгляд его похолодел, так же, как и голос, когда он проговорил:

— Что касается Софьи — я не советую тебе, Дмитрий, делать что-либо, что может причинить ей неприятности, либо как-то ее расстроить. Потому что ответ за свои поступки тебе придется держать передо мной.

Напомните-ка Диме, когда ему в последний раз угрожали кровавой расправой за отношения с женщиной? Пра-а-авильно, никогда. Но, несмотря на это, Дима испытал глубокое уважение к пожилому мужчине, который, мягко говоря, о-о-очень сильно уступал ему в физической силе, но при этом твердая убежденность идти до конца за Соню производили впечатление.

— Понял вас, Мирон Семёнович. Спасибо за информацию.

Затем они пожали руки, и вновь Дима удивился твердости хрупких пальцев старика, который смотрел на него не менее твердым взглядам.

Проезжая вдоль набережной, и выглядывая Соню, которая наверняка не успела улизнуть далеко за те пять минут, что Дима задержался у Ирисовых, Дима обдумывал поездку в Токио, приезд матери и понимал, что разбираться с Аленой прямо сейчас чревато плохими последствиями. Поэтому расправу над Алёной пришлось отложить. А что уж говорить о том, что испытал Дима, когда увидел Соню и бледнолицего! Всего планы сгорели в яростном огне, который вспыхнул в его груди, пока Дима на всей скорости подъезжал к целующейся парочке, не замечая, как колеса заезжают на газон…

Вы спросите — почему Дима, с его порывистостью, нетерпимостью, собственническим отношением ко всему что является «его», так легко и просто спускал измены Алёны? Да потому, что он не любил свою жену. Выбор, навязанный Диме в молодости принес самые лучшие плоды, стоит только подумать о Сергее. Но, узнав об измене супруги на празднике сына, Дима был просто оглушен и опустошен ее предательством. И задавался лишь одним вопросом — чего он не додал Алене?

Видимо, той самой любви и недодал.

Когда Соня вышла из подъезда, недокуренная сигарета выпала из ослабевших пальцев Димы. И вовсе не из-за светло-розовых подкороченных джинсов, что обтягивали стройные бедра и длинные ноги словно вторая кожа, и открывали точеные лодыжки. И не из-за белой рубашки, концы которой были повязаны на талии, тем самым выделяя округлость аппетитной груди, что слегка колыхалась при каждом шаге барбариски. Ага, удобно и практично, как же! Конечно, все эти детали отпечатались в мозгу и в паху Димы самыми сочными вкусными буквами. Но он отложил на потом и свой начинающий твердеть член, и свои зудящие пальцы, что тянулись к Соне, чтобы проверить, так ли бархатиста кожа в узкой полоске между рубашкой и джинсами… Дима все это отложил. Потому что еще большим вниманием завладел тот, кто сейчас с самым важным и королевским выражением позы вышагивал рядом с девушкой…

— Он с нами не поедет! — отрезал Дима, глянув на песика, который терся о ноги Сони, обутые в легкие тенниски. Черт подери, эта псина делает то, чего пока еще не может позволить себе Дима! Да он не то что к песику, даже к сыну родному Соню ревновал! Вы хоть представляете, что Дима чувствовал сейчас, глядя на того, кто пометил его меткой? И при этом ни в вислых ушах, ни в покачивающемся хвосте, ни в черных глазках-пуговках не чувствовалось ни капли страха перед Димой, который пыхтел от бешенства, глядя на пса полыхающими глазами.

— Дмитрий Алексеевич…

— Дима.

— Что? — удивилась Соня.

— Для тебя — Дима, — отрезал он.

— Л-л-ладно … Дима.

А у него встал. Вот так, на раз два. Всего четыре буквы, сказанные с придыханием, и Дима уже готов… Да много чего он готов сделать, конечно же. Но не сейчас, пока песик с видом собственника и защитника стоит возле его женщины!

Соня продолжила максимально твердым тоном:

— Мы с Марселем либо вместе, либо вы едете один.

— Что за имя такое дурацкое? Марсе-е-е-ел-ль, — скривился Дима.

— Вообще-то, хозяева прозвали его Сильвой. Но мне показалось, это имя не такое уж мужественное.

— Ага. А то Марсе-е-ель прям ого-го-го какое мужицкое. Хоть бы Рексом назвали, что ли.

— Моя собака — мне решать! — отрезала Соня. Дима вскинул голову и вперил в нее тяжелый взгляд.

— Так, не понял. Псина чья? Соседская или твоя?

— Ну-у-у, — промямлила Соня, поправляя очки на голове. — Соседи мне его оставили на время, но я хочу попросить его себе.

— Ни за что! — отрезал Дима, скрестив руки на груди.

— Это мне решать! — выдохнула Соня, уперев руки в талию. — Пес — мой!

— Ничего подобного, Софья. Я не собираюсь каждый раз терпеть отрезвляющий душ, стоит мне к тебе подойти или коснуться!

— Ну так не подходите и не касайтесь, — хмыкнула Соня. На что глаза Димы потемнели и вспыхнули пламенем, а голос осип, когда он проговорил:

— Это уже мне решать Соня. Оставишь псину или нет — это мы еще посмотрим. Но касаться мне тебя или нет — это всегда и в любое время буду решать только я. Уяснила?

Сотни язвительных саркастичных и метких словечек вертелись на языке Сони, но она его прикусила, когда поняла, что Дима на грани, чтоб прямо сейчас не показать наглядно свое решение. Соня кивнула.

А Дима, уже жалея о ее кивке, ведь с каким удовольствием он бы скрепил свой приказ, с вздохом открыл переднюю дверь и рявкнул:

— Ни тявканья, ни скуления. А не то оставлю на обочине. Обоих!

Соня подняла Марселя на руки, стараясь скрыть улыбку. Потому что знала и была уверена — не оставит, ни за что этот мужчина не оставит ни нее, ни Марсика на обочине.

Подошла к машине и протянула вальяжно усевшегося в ее руках пса Диме.

— Не подержите?

— Пока псина у тебя, таскать тебе, — отрезал он. — К тому же, я только час назад одел чистую футболку.

— Ну ладно, — пожала плечом Соня, прикидывая, как бы взобраться в высокий джип с Марсиком в руках. Как внезапно широкие горячие ладони обхватили ее за талию, чуть приподняли и засунули в машину без особого труда.

Сам же Дима, хоть и хмурил брови, все же тлеющий огонь горел в его глазах, когда Соня испуганно охнула, а затем сбивчиво пробормотала благодарность.

Дима обхватил руль пальцами, стараясь не помять его, и стараясь не вжимать газ в пол, краем глаза наблюдая, как собачонка утыкается в шею Сони, лижет розовым язычком нежную кожу, тыкается носом в аппетитную упругую грудь. Бля…! Да Дима даже сквозь тонкий белый муслин видит нежные кружевные чашечки бюстгальтера Сони, которые плотно обтягивают и поддерживают округлую плоть. Дима уже мысленно дорисовал все детали, что не видел живьём — темные соски, вначале мягкие, а потом все более твердеющие и собирающиеся в горошины под его горячим языком и жадными губами! Как бы сам Дима хотел оказаться на месте ткани и уже ладонями поддерживать упругую грудь.

А э-э-этот!.. Только гляньте на этого самодовольного Марселя, который с таким упоением слушает мягкое воркование Сони, ощущает за ушами ее тонкие ласковые пальцы. Еще и смеет обнюхивать ЕГО! ЕГО! Соню! Вот ведь счастливчик!

Дима чувствовал, как кровь бурлит в венах и приливает к члену, заставляя его ныть и просить свою долю ласок.

«Скоро, совсем скоро».

Схватил сигареты, только прикурил и выдул дум в окно, как услышал скуление на соседнем сиденье. Бросил пламенный взор на захватчика его собственности, и ткнул в нос Марселю указательным пальцем.

— Предупреждал же, что высажу, если услышу хоть какой-то звук? Предупреждал или нет?

Соня хихикнула:

— Вы так спрашиваете, будто ждёте, что он раскроет пасть и ответит человеческим языком.