Ноздри Димы затрепетали, словно учуяв течку самки, и он вновь плеснул виски и схватился за сигарету. Под неприступной холодной броней бизнесмена выступила настоящая натура — натура дикаря, первобытного захватчика и собственника. Он снова зубами разорвал упаковку, выхватил сигарету и прикурил, рвано и жадно глотая дым и не успевая его выпускать.

— Оближи палец, Соня, — мягко попросил Дима. Но эта мягкость была мягкостью дикого зверя, который проводит коготком по трепещущему телу жертвы. Соня засунула указательный палец в рот и смачно втянула его глубже. Дима, замерев, следил, как Соня облизывает палец, все глубже и глубже втягивая в горячее нутро рта и при этом тихо сладко постанывает.

— Хватит, — просипел он и сделал глоток виски. — Теперь расставь свои красивые ножки шире.

Соня раздвинула колени, а Дима взревел:

— Шире, я сказал!

И Соня раздвинула их широко и бесстыдно. Возможно, такая смелость появилась в ней, потому что Дима видел ее только по пояс, а все, что скрывалось ниже, было за пределами его видимости.

— Проведи пальцем по клитору, — вместе с глухим приказом громко опустился бокал на стол, и напиток расплескался мелкими лужами на столешнице.

Соня послушно опустила руку вниз и прикоснулась к набухшему клитору. Он пульсировал под подушечкой пальцев, и Соня словно обожглась от лихорадочного жара естества.

— Погладь его, Соня. Гладь его так, словно я провожу языком. Нежно и легко.

И вновь Соня послушно погладила себя, очерчивая удлиненную шишку, прощупывая мелкие венки и размазывая по нервному сгустку свою выделившуюся жидкость.

— Теперь сильнее. Представь, что я давлю языком, прищелкиваю по клитору. Что он аж звенит от возбуждения и сладкой боли.

— Ди-и-им, — жалобно простонала или прохныкала Соня. Она не узнавала свой голос. Грудной, хриплый, умоляющий.

— Давай! Ласкай грубее и сильнее, — приказал Дима. Его голос тоже перестал принадлежать ему. Это не было голосом, это было рычание — глубокое, жадное, необузданное. Дима словно с трудом вспоминал нормальные слова, а знал только примитивный язык дикаря и охотника.

Соня оперлась одной рукой на сиденье стула, а пальцами второй рукой усилила давление на клитор. Соки уже выделялись из лона теплыми сочными каплями, и Соня все сильнее и сильнее ласкала себя. Она обхватывала пальцами половые губы, разминая их и разводя в стороны, а средним пальцем массировала клитор. Соня прикрыла глаза и откинула назад голову. Халат распахнулся еще шире, и зацепился краями об острые тугие соски. Тело ее покрылось влажной россыпью пота, который скатывался между грудей и по напряженной выгнутой спине. Она слышала тяжелое прерывистое дыхание Димы, ощущала его безумный полыхающий взгляд на себе и вторила ему утробными стонами.

И вот только предательский палец заскользил еще глубже, целясь в тугой влажный вход, как Дима, точно почувствовав самовольную ласку, отрезал:

— Я тебе не разрешал, Софья. Верни палец обратно.

И снова Соня послушалась.

— Ласкай себя. Сильнее… теперь нежнее. Давай, девочка, ласкай так, как ты хотела бы, чтоб я облизывал и пил тебя.

И Соня ласкала. Терла влажными пальцами клитор и до сладкой боли сжимала половые губы, вибрировала пальцем, кусая губы и уже не сдерживая крики и стоны, она то убыстряла ритм, то замедляла. Она широко развела ноги, приподнимаясь на цыпочки. Бедра двигались на стуле быстрее и быстрее, отчего деревянные ножки начали поскрипывать по голому полу под ритмичные выпады. Прикрыла затуманенные глаза, и услышала:

— На меня смотреть!

Соня встретилась глазами с Димой. Заострившиеся черты лица словно высечены в скале, а глаза… Глаза горели адской лавой, переливаясь всеми оттенками густого смолянистого янтарного потока. Возбуждение — это слишком мягкое описание того, что Соня видела в глазах Димы.

Вы думаете, что через экран телефона нельзя увидеть все оттенки глаз мужчины? Что ж, попробуйте довести своего мужчину до грани, и тогда увидите не только цвет радужки, но даже услышите его мысли…

Одержимость и неотвратимость, сжигающая страсть и адская похоть, безумие обладателя и властность хозяина — вот что Соня прочла в глазах Димы. И под этим взором Соня все сильнее и быстрее ласкала себя, кричала так, что голос стал хриплый и грубый, чтобы только дойти до края безумия…

И услышать властное:

— Стоп!

И вновь Соня послушалась!

Хотя вот ведь оно, завершение! Такое близкое, сладостное, греховное! Вот он, оргазм чистейшей воды, как героин кристаллической чистоты и кайфа! Всего пара надавливании, и приход — безумный и яркий, наполнит звенящее от возбуждения тело, которое подбрасывало от предвкушения! Лоно ныло, и горело, и требовало развязки!

Соня обхватила стул дрожащими пальцами, опустила голову и надрывно глухо застонала, впиваясь ногтями в деревянное сидение.

Ахренеть! Дима был на другом континенте, он даже не прикоснулся к ней и фактически даже не видел ее голой, а у Сони такое ощущение, словно он успел вылизать каждую впадинку на ее горяченном теле.

— Не могу-у-у, пожа-а-алуйста-а-а! — почти прорыдала Соня, на что услышала бескомпромиссный хлесткий ответ:

— Посмеешь тронуть себя и кончить, или… — Дима выдохнул и прорычал: — не дай тебе бог позволить тронуть кому-то, пожалеешь. Я узнаю, уж будь уверена. И еще — возьмешь в руки афганку или попытаешься купить — будешь наказана. Жестоко наказана. Все уяснила, Софья? — жестко спросил Дима, и Соня смогла лишь кивнуть.

Невыплеснутое возбуждение гуляло под горячей влажной кожей отравленным потоком, превращаясь из обжигающего вожделения в обжигающую ярость и злость.

«Так нечестно!», хотелось по-детски взвыть Соне.

Но она молчала.

Не поднимая голову, Соня облизала искусанные сухие губы, затем мстительно ухмыльнулась. Ведь она знала совсем даже недетский способ отплатить этому чудовищу за разочарование и неудовлетворенное адское желание.

Соня медленно подняла голову, свела полы халата вместе и туго перевязала поясок. Дима, не смотря на горящие похотью глаза, тут же уловил перемены в Соне, и спросил:

— Соня, что ты задумала?

Соня не ответила. Лишь сильнее натянула тонкий жемчужный шелк на груди.

О-о-о да-а-а, ее грудь была сочной, упругой, налитой, немного тяжелой от собственного веса. А соски не крупные и расползающиеся, не маленькие и плоские, а округлые тугие бусины сочного шоколадно-коричневого цвета.

— Соня, остановись, — мягко предостерег ее Дима. Но глядя в глаза, горящие и сузившиеся, Соня ни на мгновенье не поверила этому приказу. Она облизала палец, втянула его глубже, и начала томно ритмично двигать им во рту. Дима подался вперед, сделал глоток виски, не отрывая взгляда от нее. Поморщился от обжигающего напитка, поднес сигарету к ноздрям и резко втянул горклый аромат табака. Затем сжал в зубах сигарету и пожевал фильтр. Но так и не прикурил его, потому что замер, когда Соня вытащила палец изо рта и обвела им соски. Тонкая ткань быстро увлажнилась и прилипла к коже, четко и ясно обрисовала темные горошины, и даже оттенила крупные мурашки на ореоле.

— Приблизь телефон к груди, — полухрипя-полупрося прошептал Дима, и Соня послушно приблизила экран ближе. Дима стискивал зубами фильтр, зажевывая его, и выплюнул испорченную сигарету. Схватил новую и все же прикурил, не отрывая безумно-горящего взгляда от груди Сони. А она вернула телефон на стол, и обхватила обе груди руками. Сжала в ладонях, свела теснее друг к другу, развела в разные стороны. Затем начала ритмично двигать бедрами, имитируя половой акт и хрипло постанывая, при каждом толчке сжимая и стискивая пальцами возбужденные упругие груди.

— Софья! — прорычал Дима и даже ударил кулаком по столу. Но Соня продолжила гладить себя сквозь ткань халата, перекатывая соски между пальцами, сжимая их до боли, и все громче и громче выкрикивая стоны. А Дима вторил ей прерывистым дыханием и глухим рычанием. Соня услышала, как Дима расстегнул ширинку, и его рука ушла под стол, но по ритмичному движению кисти Соня поняла, что Дима ласкает себя. Она была сверхвозбуждена и ополоумевшая от страсти, тело трясло, как в лихорадке и просило выброса, такого долгожданного и яркого!