Огромная фигура выглядела расслабленной в кожаном кресле. В комнате играла переливчатая музыка, располагающая на легкий лад. Но одного взгляда глаз Димы, ставшие цвета черного янтаря, было достаточно, чтобы превратить легкий микс в похоронный марш.

Боссэ икнул, и его рука ослабила хватку. Он казался протрезвевшим от ледяного взора Димы, как от ледяного душа. Соня даже мысли не допускала, что при одном взгляде на пальцы француза на тонком запястье Сони в Диме заговорил защитнический инстинкт, который заставил его плюнуть и на выгодный контракт, и на перспективного компаньона.

Может в любой другой момент Соня и впечатлилась бы поступком Димы, но слишком уж много проблем он ей доставил и слишком много нервов сжег. А ее усталый мозг мог думать лишь о том, что вонючий француз был постоянным и очень влиятельным клиентом их клуба. Дима-то припугнул его злыми глазищами, но что будет потом, когда Боссэ очнется и почувствует себя оскорбленным? Платить придется Соне. Поэтому она вежливо улыбнулась французу.

— Мсье Боссэ, я могла бы подсказать вам кое-что, если вы не против.

Склонилась ниже к Боссэ и прошептала ему на ухо фразу. Выходя из комнаты, Соня чувствовала спиной прищуренный взгляд янтарных глаз.

Софья залетела в гримерку и крикнула негритянке с афро на голове и белокожей блондинке:

— Кристи, Малена! Третья кабинка, француз, около сорока! Кофе с молоком!

Подобные заказы здесь звучали часто. Девушек заказывали, как блюда в меню, и в начале Соне было неприятно наблюдать подобное. Но время идет, все меняется, так же и Соня привыкла к закулисным страстям клуба.

В заведении зорко следили за тем, чтобы не допускать конфликтов и после любых инцидентов имели практику замены обслуги. Соне предоставили другую кабину и других гостей.

Картина та же — пьяный хохот, расхлябанные разговоры и огромные чаевые. Отличие было лишь в том, что в этой комнате не было темной фигуры ужасного ужасного ужасного Дмитрия Алексеевича! Соня всей душой надеялась, что они больше не встретятся. А не то ему действительно придётся отрезать Соне язык, так как в следующий раз она обязательно наговорит ему самых отборных гадостей.

Все надежды Сони пали бесславными героями, когда около пяти утра обессиленная Сонька выкатилась из клуба и увидела машину Димы у служебного входа. Сам Дима прислонился к дверце и курил.

— Что, Дмитрий Алексеевич, наточили свой топор? — ухмыльнулась Соня устало.

— Софья, сядь в машину, — Дима выбросил окурок. Господи, неужели он рассчитывает, что Сонька шустрым зайцем подбежит к машине и запрыгнет внутрь?!

Соня молча пошла прочь по узкой улице, на которую выходил служебный выход. Солнце еще не встало, но уже окрасило небо огненными предрекающими всполохами. В синеве рассветного неба они смотрелись, как оранжево-лиловое дыхание дракона.

Соня услышала за спиной тяжелые шаги, но старалась не сбиваться с курса и шла прямо. Она не обращала внимания на Диму, который теперь шел рядом, приравниваясь к ее шагам.

— Тут не стоит оставлять машину, — посоветовала Соня.

— Какого черта потеряла в этом клоповнике?

— Никакого черта я не теряла. Это такая же обычная работа, как сидеть в офисе и стучать по клаве.

— Ты либо в офисе никогда не работала, либо работала не в том офисе. Софья, вроде языки знаешь, и на язык подвешена, как мы убедились. Или нравится в подобных местах ошиваться?

Соня остановилась и повернулась к Диме.

— О, я всю жизнь мечтала обслуживать озабоченных старпёров, у которых в штанах все покрылось плесенью, в лобковая кость натерлась от резиновой куклы. Иногда везет, и могу доесть за клиентами дорогие блюда. Разве не этого вы хотели, Дмитрий Алексеевич?

— Оп-па, — протянул Дима. — Получается ли так, что по твоей железной логике я виноват в том, что ты не можешь найти себе применение в нормальной работе?

— Ох, намотайте яйки на кулак и признайтесь уже, что это ваших рук дело!

— Софья, в списке любимых увлечении у меня нет и не было желания портить жизнь тем, кто не играет в моей жизни никакой роли.

Предрассветная тишина бывает самой оглушительной за все 24 часа. Именно в этой мягкой прохладной тиши наступающего дня Соня услышала, как кровь зашумела в ушах и сердце оттарабанило дробь от слов Димы и безразличия в его усталых золотистых глазах.

— Тогда что вы тут делаете? В пять утра, на заднем дворе клуба?

Дима повертел головой, разминая мышцы шеи.

— Простое любопытство.

Соня зябко повела плечами, и Дима заметил легкие синяки на бледной коже. Синяки, которые оставил он сам, когда сжимал пальцами тонкие руки.

— Больно? — тихо спросил Дима и шершавый палец слегка прошелся по отметинам. Соня прикрыла глаза. Всего на мгновенье. Только чтобы восстановить дыхание. И сдержать слезы от ложной нежности мимолетного прикосновения.

— Не играйте в пожалейку. Вам не привыкать оставлять синяки.

Дима тяжело вздохнул, и его рука грузно опустилась вниз.

— Когда ты рядом, почему-то все так и получается, — задумчиво пробормотал Дима. Затем посмотрел Соне в глаза. — Что ты тут делаешь, Софья?

— Работаю, — Соня сдула выбившийся локон и прикрыла глаза. Всего на мгновенье. Только чтобы не смотреть в эти лживые глаза, в которых плескалась усталость с примесью ложного участия.

— Ну ясно, что не кукурузу охраняешь. А что не сложилось с нормальной работой?

— Пятнадцать отказов на две недели? Даже до такой дуры с большой головой дойдет, что происходит какая-то нездоровая хрень. И она исходит от вас, милейший.

— Даже отвечать не буду на этот бред. А отец?

— Что отец? — осеклась Соня.

— Могла бы обратиться к нему за помощью.

— Значит, не могла!

— А подруга? Ее вроде Мила зовут?

— Так, та-а-ак. Теперь мы знаем, что кое-кто покопался в чужом ящике для белья, — процедила Соня.

— Это обычная практика для всех, кто вхож в мой дом, — невозмутимо ответил Дима.

— Так вот, как вы узнали…

Соня замолчала и прикрыла глаза. Не смотря на всю злость к Диме, она все еще ощущала себя виноватой за то, что подвергла Сережу риску. По которому она безумно скучала. Несколько раз даже порывалась написать сообщение бывшему ученику. Но вспомнив угрозы Димы, поменяла симку, чтобы не было соблазна связаться с мальчиком и причинить ему еще больший вред. Кто знает, как бы отреагировал его отец на общение с заразой, которую надо изолировать от общества!

— Вот так и узнал, что у тебя ВИЧ, — глухо ответил Дима. — Так что на счет подруги?

— Она в другой стране, и у нее достаточно своих проблем, чтобы я грузила ее своими, — ответила Соня, не понимая, зачем она объясняется перед этим человеком.

— Но ведь есть хоть кто-то, к кому ты могла обратиться за помощью?

Соня молчала, потому что только сейчас в полной мере осознала, что рядом с ней нет ни одного такого человека. И понимание того, что именно Дима стал свидетелем ее одиночества и полной безысходности, делало ее положение еще более невыносимее.

— Все, экзекуция окончена, Дмитрий Алексеевич, — растерянно пробормотала Соня, развернулась и ушла.

Соня шла по пустынной узкой улице, ловя первые тонкие лучи в просвете между домами, и хрупкая высокая фигура будто таяла с наступлением утра.

Дима сжал руки в кулаки, сдерживая глухой порыв догнать девушку и убедить ее, что она не одна, что он — Дима, рядом, а уж он в силах сделать так, чтобы у Сони не было причин бояться чего-либо. Сделать хоть что-нибудь, чтобы разогнать эту растерянность, усталость и отрешенность в глазах, которые раньше горели ярким пламенем.

Дима сдержал порыв. Что он действительно может сделать — это выяснить, кто за его спиной играет в грязные игры и портит жизнь Софьи Арнольдовны, прикрываясь его именем.

Но погасив один порыв, Дима уступил другому странному желанию, пролетевшему по краю подсознания. И, не смотря на ранний час, Дима на ходу достал телефон из кармана, набрал номер и отрывисто приказал сонной секретарше: