— В какую скорую, у меня и документов-то нет, — еще шире улыбнулся парень; что бы ни происходило, он всегда улыбался.

— Но это лучше, чем… Чем… — язык почему-то становился ватным, как только я собиралась произнести главное слово.

— Да не собираюсь я помирать, успокойся, — с нотками раздражения Тоха сказал все за меня. — В первый раз, что ли?

Я вздохнула.

— Я пока что позвоню Диме, а ты сейчас сидишь здесь, — попытки успокоиться начинали давать результат. — Попробуешь хоть шаг в сторону сделать — урою, — добавила я сквозь зубы, стараясь придать себе угрожающий вид. — Тебе стоит беречь силы, — Тоха согласился.

Кажется, мне давно пора бы привыкнуть к тому, что в любой момент кто-то из друзей может завалиться домой с дыркой в боку, кого-то нужно будет вытаскивать из кромешной задницы, кто-то найдет Елисеевский договор о поставке оружия, кто-то припрет другое оружие домой. Это было моей новой реальностью; собственно, так было и раньше, и в мировом масштабе ничего не поменялось от того, что я узнала правду. Но мой мир не то что кардинально изменился, а за последний месяц был полностью разрушен и по кусочкам выстроен заново. Наверное, все из наших ребят через это проходили? Тоха так спокойно ко всему относится, хотя он на удивление добрый, а его мягкий характер известен всем не понаслышке. Зое всего пятнадцать, а она стреляет не хуже снайпера, а я… А я ничего. Я, наверное, способна на что угодно, просто пока еще не очень получается воспринимать происходящее как что-то нормальное.

Трубку не брал не только Димас, но и вообще никто из ребят, а время стремительно утекало. Я прикинула: если выдвигаться прямо сейчас, то через сорок минут доберусь до Димы. Люся работала примерно на таком же расстоянии от дома, но в другой стороне, а Зоя ездила вообще в какие-то несусветные дали. Я сама не заметила, как, подобно другим ребятам, стала называть наш подвал домом, но от некоторых слышала еще слово «сквот», значение которого было мне не совсем понятно.

Забежав к Тохе и напомнив ему, чтобы никуда не высовывался под страхом смертной казни, я схватила кофту — к вечеру обещалось похолодание — и рванула к выходу. В последний момент развернулась и снова побежала к Тохе.

— А объясни, пожалуйста, — вкрадчиво начала я, — где именно ты, кхем, спиздил, — я сделала многозначительную паузу, — эту флешку?

Тоха вздохнул.

— Ну, я устроился на работу, — объявил он. — Документов не спрашивали, я и согласился. А потом случайно выяснил, что пришел в дочернюю фирму Елисеева.

Сначала хотела возмутиться, поскольку не поверила ни единому слову: неужели у Елисеева не проверяют сотрудников? Потом поняла, что Тоха не врет: кто станет собирать полное досье на парнишку, пришедшего подработать каким-нибудь грузчиком в одну из многочисленных дочерних фирм? Только вот даже у них должен быть доступ к архивам головного офиса, и от осознания, каких масштабов данные могли храниться на потертой от времени флешке, у меня холодели кончики пальцев.

— Это из-за нее тебя так? — осторожно спрашиваю в надежде услышать «нет». Прекрасно зная, что ответ будет противоположным.

— Не помню, — вопреки всем ожиданиям отвечает Тоха. — Наверное, — чуть подумав продолжает он, — иначе из-за чего еще кому-то кидаться на меня с ножом? — прекрасно. Его пытались зарезать. — Но я сбежал, — с гордостью добавляет парень.

Я тряхнула головой, прогоняя наваждение. Я не видела никаких гарантий, что Тоху не выследили и не выследят потом; это означало, что мы все в глубокой заднице, а трубку никто из ребят так и не поднял.

— Я сейчас приведу кого-нибудь, ты главное продержись тут пару часов, ладно?

— Хорошо, мамочка.

— Идиот, — я отвешиваю Тохе легкий подзатыльник и улыбаюсь.

Несмотря на то, что за все время моего пребывания здесь Тоха исправно доводил меня до белого каления хотя бы раз в день, мы хорошо друг друга понимали; я уже даже почти не злилась на него за то, что он в первые же дни приучил Бродягу пить пиво.

Сцапав рюкзак, я наконец выбралась наружу. Лицо обдало прохладным ветром, и я, не пройдя и трех метров, натянула так предусмотрительно захваченную с собой кофту. Потихоньку начинало темнеть: часы в телефоне показывали половину десятого. Время было самым неудобным, поскольку все ребята уже должны были освободиться с работы, но до вылазки на задание было еще рано. В отчаянии я набрала Диму еще раз, и, о боги, он наконец поднял трубку; выслушав мое полуистеричное повествование, наш главарь издал непонятный раздраженно-обреченный звук, после чего все же ответил:

— Хорошо. Я отправлю домой Зою и еще пару человек, но тебе придется подъехать на офис, — мы оба прекрасно понимали, о каком офисе идет речь.

— Через полчаса буду, — бросаю в трубку, всеми силами скрывая эмоции: я отправляюсь на новое задание.

Если честно, было безумно страшно оставлять Тоху одного. У меня не было уверенности в том, что в ближайший час к нам не нагрянут люди Елисеева, от которых парень просто не сможет отбиться в одиночку: оставалось надеяться лишь на то, что отправленные Димой ребята приедут быстро.

Офис нужного нам заместителя Елисеева находился не так далеко от нас, но я решила срезать путь и в итоге заблудилась среди похожих друг на друга многоэтажек. Когда я приблизилась к внушительных размеров зданию, было уже почти одиннадцать, и Димас точно тоже был где-то рядом, но нашел удобное место, чтобы спрятаться. Я собиралась по-быстрому сделать то же самое, как вдруг чья-то рука резко дернула меня назад. Не успев вырваться, я неуклюже повалилась в кусты, где меня и ждал Дима.

— Что за нахрен у вас там произошел?

Я попыталась объяснить.

— Тоха наконец-то вернулся, не особо трезвый и с ножевым в боку. Потерял телефон и спер флешку из дочерней фирмы Елисеева, куда случайно пошел работать. Это если вкратце, — я перевела дыхание. — Мне кажется, его могли выслеживать: из-за безобидной инфы на флешке ножом в человека не тыкают, — тихо добавила я.

Негласный предводитель нашей подвальной коммуны спрятал лицо в ладонях.

— Это пиздец, — прокомментировал он. Помедлив, заговорил: — Сейчас дожидаемся последних людей, я отключаю камеры и сваливаю. Люся с Пашей поедут домой, похоже, там понадобится их помощь, а я выполню их задание сам.

— Пиздец, — мрачно добавила я.

— Ты-то как? Одна тут справишься? — Дима ободряюще потрепал меня по плечу.

Я ухмыльнулась.

— Естественно. Не зря же вы называете меня Камикадзе.

Димас посерьезнел.

— Слушай сюда, адреналинщица хренова, — его рука, все еще лежавшая на моем плече, сжала его до боли. — Тебе не нужно расшибаться тут в лепешку, — медленно проговорил он, делая большие паузы между словами. — Ты должна выполнить заказ и вернуться отсюда целой и невредимой, — он тяжело вздохнул и тихо добавил: — Хотя бы живой.

Мы сидели в засаде в кустах и выжидали, когда же наконец здание окажется пустым: в нескольких окнах еще горел свет, и соваться внутрь сейчас было слишком рискованно. Я уже начала не на шутку замерзать и давно перестала сверять время, когда окна погасли одно за другим, а через несколько минут из офиса вышли последние люди. Я собиралась уже выдвигаться, но Дима вовремя меня одернул: когда внутри не осталось уже, казалось бы, никого, из здания вышли еще трое.

— Это Григорий Синицын, тот самый Елисеевский помощник, — услужливо объяснил Дима. — Рядом его зам, а третий…

— Я знаю, — перебила я.

Я еще не была уверена по поводу третьего силуэта, но интуиция редко меня подводила. Когда он вышел из тени на залитый светом фонаря участок, сомнений не осталось: это был Костя. Что-то неприятно кольнуло в груди: должно быть, из-за долгого сидения в неудобной позе защемило нерв. Нервно закусила губу — это чтобы не стучать зубами от ночного холода. Горячие, невесть откуда взявшиеся слезы обжигали щеки, и вряд ли оттого, что что-то попало в глаз.

Нет, дура, признайся уже наконец, что это вовсе не нервы и никакой не холод. Признайся, ведь это он так на тебя действует. Ты сама же сбежала, закопала единственные доступные тебе воспоминания так, словно их и не было, но они ведь были. Ты все еще скучаешь по нему, и тебе не хватает ваших разговоров, двусмысленных шуточек, посиделок дома за чаем, пусть и втроем с Ником, который иногда был третьим лишним. Ты скучаешь даже по вашим перепалкам на уроках английского, безмозглая дура, и пытаешься сделать вид, будто тебе всегда было все равно. Признайся себе, что до сих пор неровно к нему дышишь.