Раз лучше перестраховаться, значит, перестрахуемся.

Если не считать полупровальной подготовки к нападению на Елисеева, наступило относительно спокойное время. Несмотря на то, что оно ощущалось как последнее затишье перед смертельно страшной бурей, жизнь как-то сама собой вернулась в привычное русло, и я вдруг с удивлением обнаружила, что сидеть в удобном кресле собственного уютного кабинета гораздо приятнее, чем спотыкаться и падать всем телом в ледяные лужи на промозглом ветру, оказавшись в центре перестрелки.

— Кому свежий кофе?

Я поднимаюсь на наш четырнадцатый этаж, и меня моментально окутывает тепло. Благовония из Талиного кабинета щекочут нос сразу, как только открываются двери лифта: сестра вознамерилась окончательно вытравить гуляющий по этажу запах убийственно крепких сигарет Ника. Костя тоже недавно перешел на «Парламент», но не дымил так много, как Ник. Сама же Таля настойчиво относила себя к числу некурящих, но последний месяц повадилась стрелять у меня персиковое «Собрание» при каждом удобном случае.

Уже стемнело, но жизнь в офисе продолжает кипеть, а некоторые дела и вовсе совершаются только под покровом ночи, и пока еще терпеливо ждут своего часа. Душа просит уютных осенних вечеров, но по Москве уверенной поступью шагает весна, а на деревьях появляются первые почки.

Горячий флэт уайт для Ника, нежный лавандовый раф — для Тали. Их секретари, которых было бы нечестно обделять, отказались еще до того, как я решила немного развеяться и прогуляться до ближайшей кофейни: она находилась в соседнем здании, через дорогу. Ненавязчиво подумывая над тем, чтобы ее выкупить и сделать местом отдыха только для своих, я проскальзываю за дверь своего кабинета.

Артем Смольянинов за своим секретарским столом так обложился сборниками по подготовке к ЕГЭ, что даже не заметил, как я выходила. Он обращает на меня внимание только тогда, когда я ставлю большой американо прямо перед его носом, и сразу смущается.

— Сказала бы мне, я бы сделал в кофемашине, — вид у Артема становится виноватым, когда он замечает у меня в руках целую палетку со стаканчиками.

— Я все равно хотела пройтись, — улыбаюсь в ответ. — Кстати, он с корицей.

Стоит мне упомянуть корицу, как глаза одноклассника сразу начинают сиять ярче новогодней елки, и он, отложив тетрадь и ручку в сторону, делает жадный глоток.

— Спасибо.

Я снова пробегаюсь взглядом по обилию разноцветных книжек, стопками покоящихся вокруг Артема.

— Все-таки решил поступать?

Он кивает.

— Это прозвучит глупо, но я подумал попытаться в МГИМО, — я ожидала чего угодно, но не этого, Артем ведь всегда противился этому варианту. Ему ведь никогда такое не нравилось. — Когда отец перестал заставлять, передо мной открылись вообще все пути, и, — он делает шумный выдох, собираясь с мыслями, — я понял, что без давления, оказывается, и сам этого хочу, только на заочное. Такое образование и в работе помочь должно.

У меня перехватывает дыхание. Я уже давно собиралась с силами для этого разговора, но за каких-то полтора месяца успела так привязаться к Артему, что боялась даже затрагивать эту тему, зная, что услышу в ответ. После того, как Смольянинов стал моим секретарем, мы еще больше сдружились, и мне неожиданно для самой себя было страшно это потерять.

— Ты не должен, — только и могу сказать. — Синицына больше нет, он не опасен, и тебе необязательно укрываться у нас, — каждое слово дается с большим трудом, и приходится пересиливать себя. — Ты ведь мечтал совсем о другом, я помню.

— Мечтам свойственно меняться, — загадочно произносит Артем. — Неужели ты думала, что после всего я смогу вас бросить? — конечно же нет. Просто очень боялась. — Я всегда буду рядом, — обещает он, — я ведь лучший в мире секретарь, — добавляет смешным голосом.

Отсмеявшись, я отправляюсь дальше, пока кофе не остыл. Действительно, секретаря лучше Артема Смольянинова мне не найти. Только он может управиться с неподъемной грудой задач всего за три часа, чтобы в оставшееся рабочее время заниматься подготовкой к экзаменам.

В кабинет Кости я проникаю прямиком из своего, через тайную дверь, и, обняв уставшего парня со спины, протягиваю ему двойную порцию крепкого и горького эспрессо. Кеша уже уехал домой, он ведь в офисе с самого утра, поэтому здесь моя последняя остановка на сегодня. Забравшись с ногами на кожаный диванчик, я наконец отпиваю из шершавого картонного стаканчика свой пряный мокко.

— Есть новости?

Парень мотает головой, не отвлекаясь от работы. Забрав из своего кабинета документацию по отцовской фирме в Англии, я оставляю дверь открытой: сегодня я жду звонка по перевозке гекконов и магнолий. Параллельно обдумывая египетский контракт о контрабанде уникальных ракушек и жемчуга из Красного моря, я восхищаюсь папиным личным помощником и управляющими компанией. Понятно, что толковых людей на вес золота нанимали, вероятно, еще тогда, когда меня и в проекте не было, но от одного взгляда на аккуратно составленные подробные отчеты возникает чувство, как будто родители продолжают заботиться обо мне и с того света.

Спустя минут сорок, когда весь кофе уже давно выпит, стационарный телефон оживает голосом Артема.

— Китайцы звонят. Соединяю?

Ох черт, я ждала не раньше восьми — значит, что-то случилось. Рассеянно кивнув, я быстро целую Костю и возвращаюсь к себе, стараясь принять деловой вид, как будто в телефонном разговоре он имеет значение.

— Да, — спохватившись, почти выкрикиваю в динамик. Все-таки вживую общаться гораздо удобнее.

Я подтверждаю кодовый шифр и сосредоточенно слушаю о том, что все в порядке, наш товарный поезд без каких-либо проблем пересек границу три дня назад и сейчас приближается к Уралу — строго по графику. Мне остается лишь гадать, в чем же подвох, пока из трубки не доносится:

— На прошлой неделе нам поступило другое предложение.

Все внутри медленно холодеет.

— Могу узнать, от кого?

Когда неприятные мурашки доходят уже до кончиков пальцев, приходит и ответ.

— Собачкин, — одна только фамилия или кличка, а может, очередное кодовое слово, о котором меня почему-то не поставили в известность. Я лихорадочно придумываю, что же тут можно сказать, но собеседник, выдержав долгую паузу, добавляет короткое: — Мы отказали. У нас с вами договор, — голос на той стороне провода делает акцент на местоимении.

— Спасибо.

— Мы подумали, вам важно знать.

Звонок завершается. Что ж, мы неудобно составили график созвонов: после пересечения границы докладывать обстановку должны уже наши люди, но они, должно быть, выйдут на связь позже. Мне сложно было уложить в голове разницу во времени по всей стране, но в любом случае, все в порядке — если не считать какого-то чертова Собачкина, который пытался отнять наше дело.