— Как можно так плохо знать свой же родной язык, — негромко возмущаюсь я, гипнотизируя принтер. — Исправлять документ встроенной проверкой «ворда»!

Таля вздыхает.

— Твоим требованиям к грамотности может соответствовать только учитель русского или выпускник, за последний год решивший сотню пробников ЕГЭ, — сестра качает головой.

— А было бы забавно предложить нашей Зинаиде Павловне сменить работу на старости лет, — представив такую картину, я всеми силами стараюсь не засмеяться.

— А что такого? — пожимает плечами сестра. — Хорошими секретарями, между прочим, не рождаются.

— Но и не все становятся, — ворчу в ответ. — Кеша, например, просто эталон, но он уже работает у Кости.

— Яна Яхонтова?

Я качаю головой.

— Нет, хотя она бы мне не отказала.

Переговоры с партнерами из Поднебесной заканчиваются успешно, и я думаю о том, что будь это белые дела, мы бы поехали отмечать в какой-нибудь дорогой ресторан, с размахом, присущим дяде, да и всем Снегиревым. Но у нас речь шла о контрабанде, и всё было настолько скрытно и тихо, насколько вообще бывает.

— На кой нам вообще сдались эти китайцы? — оказавшись наконец у себя, я на ходу плюхаюсь на диванчик в приемной и сбрасываю узкие туфли. — Я тщательно изучала архивы, и дед стремился развивать связи в Европе и Америке, хотя, конечно, без востока не обошлось, — вздыхаю я. — Но сейчас?

— Ну ты же знаешь, — сестра давит из себя вымученную улыбку. — Престиж обитает на западе, деньги крутятся на востоке.

— А мы находимся где-то посередине и должны развиваться в обе стороны, — заканчиваю я.

— Ты помнишь? — сразу оживляется Таля. — Так еще дедушка говорил, — я вижу, как горят ее глаза, и до боли не хочу разочаровывать, но врать ей — еще хуже.

— Нет, — опустив взгляд, мотаю головой. — Нашла на днях у бабушки кассеты с записями семейных праздников.

Сестра старается не показывать, что расстроена, и у нее неплохо получается: по крайней мере, вряд ли это заметил бы кто-нибудь, кроме меня или Ника. У нас есть всего полчаса, после чего я отправлюсь обсуждать подробности заказа на картины, а Таля спустится на пятый этаж — вникать в бухгалтерию.

Если бы не макияж, я бы с радостью потратила эти минуты на сон, но приходится бодриться с помощью кофе. Таля, правда, говорит, что травяные отвары помогают гораздо лучше, и сует мне в руки полную кипятка чашку, от которой исходит сильный запах пряностей и фруктов.

Не успеваю я распробовать напиток, как дверь моей приемной распахивается, являя на пороге Смольянинова-старшего, отца Артема. Я не могу вспомнить, назначала ли ему встречу, и молю небеса о том, чтобы поскорее нашелся хороший секретарь, а пока что тянусь свободной рукой к ежедневнику, чтобы перепроверить список планов на сегодня.

— Добрый день, Джина Александровна, — здоровается Смольянинов, а я не могу ни вспомнить его имени и отчества, ни привыкнуть к тому, что ко мне обращаются так официально. — Талина Романовна, — посетитель отвешивает легкий поклон Тале, затем снова переводит взгляд на меня, сосредоточенно листающую блокнот. — Можете не искать, мы не договаривались о моем визите.

Совладав наконец с собой, я лишь слегка приподнимаю брови.

— Тогда что же привело вас сюда?

— Возможно, вы будете удивлены, но я пришел за помощью или хотя бы за советом.

Услышанное заставляет меня невольно напрячься, Что вообще могло понадобиться этому человеку здесь, тем более — от меня? Запоздало я вспоминаю, что влияния у нашей семьи больше, чем у кого бы то ни было еще: Елисеев не в счет, это не тот случай. В такие моменты, когда меня словно отбрасывает назад и я не могу уложить в голове свое нынешнее положение, приходится лишний раз напоминать себе.

Отставив чашку в сторону, с внимательным видом я складываю пальцы в замок перед собой.

— Излагайте.

Где-то в глубине души теплится надежда, что его проблема связана с чем-нибудь сугубо рабочим и Артем здесь ни при чем вообще, и с ним всё в порядке, — но точно там же, в глубине, я чувствую, что Смольянинов собрался говорить именно о сыне.

По взгляду Тали, который замечаю боковым зрением, понимаю, что сестра не раздумывая разложила бы свои карты таро, если бы они были у нее с собой.

— Вы хорошо знаете моего сына, Артема, — начинает гость, заставляя меня нервно сглотнуть. Впрочем, мне удалось сохранить хотя бы внешнее спокойствие. — На него открыли охоту.

Когда-то Костя объяснял мне, что вовсе не нужно сразу лететь спасать всех и каждого — для начала стоит попытаться выиграть что-то и для себя. Я стараюсь не показывать, что готова броситься на помощь Артему прямо сейчас.

— И что вы мне предлагаете? — сохранять невозмутимый вид гораздо сложнее, когда сердце колотится как бешеное, а глаза Тали начинают напоминать блюдца.

Смольянинов — кажется, Савелий Петрович или Павлович — внушительно прокашливается.

— Помогите ему.

— Я пока слабо представляю, что могу сделать в этой ситуации. Из-за чего вообще Артему угрожает опасность?

Мужчина вздыхает, собираясь с мыслями.

— Он не родной сын мне, — наконец признается он. — Недавно он узнал об этом и решил найти своего настоящего отца.

— Вы с ним знакомы? — уточняю я.

— Да, пересекались, — снова вздыхает Смольянинов. — Дело совсем не в этом.

— Тогда в чем же?

Глаза Смольянинова-старшего — глаза человека, которому срочно нужен стакан водки, но я не осмеливаюсь пока предлагать ему что-нибудь выпить: слишком боюсь спугнуть, хочу сперва выслушать.

— Я не знаю, как Артем догадался, — начинает его отец — или не отец вовсе, — но он начал вдруг интересоваться нашей с Полиной — это его мать — молодостью. Может, он узрел какое-то доказательство того, что он не мой сын, потому что после поисков информации перестал в этом сомневаться, — я всегда относилась к Смольянинову прохладно, зная, сколько страданий он порой доставляет Артему, но теперь даже мне становится его жалко. — В любом случае, Артем узнал, что у меня есть еще сын от первого брака, Богдан.

— Как интересно, — я опускаю подбородок на переплетенные пальцы и наклоняюсь ближе, — Артем как раз мечтал, чтобы у него был брат, на которого бы легли обязанности по ведению бизнеса. Вы ведь знали, я думаю, что он никогда не хотел этим заниматься.

— Знаю, — мужчина виновато опускает взгляд, — но с первой женой мы разошлись, когда ему было чуть больше года, и воспитывал его совершенно другой человек; фамилия и отчество у Богдана тоже не мои, и я никогда не видел смысла доставать из шкафа скелеты, которые давно похоронены.

Меня не отпускает навязчивая мысль, что некоторые скелеты оказываются в шкафах лишь затем, чтобы их в нужный момент нашли, но это скорее к нашей семье имеет отношение, и ни к чему Смольянинову слушать такие рассуждения.

В ответ я криво усмехаюсь.

— И ваш родной сын ни разу не пытался вас отыскать?

— Он не знал ничего и никогда не объявлялся. А Артем, когда нашел его — зачем только сунулся в ту сторону? — выложил всю правду.

Я утвердительно киваю.

— Мне кажется, он хотел, чтобы ваш родной сын взял на себя долгое обучение, а впоследствии и бизнес, так?

Смольянинов подтверждает:

— Я тоже так решил, но мальчики неправильно друг друга поняли, и теперь Артема хотят убить, чтобы он точно не смог никогда претендовать ни на какое наследство.

— А вы пробовали с ними поговорить? Порой это действительно решает вопросы, — вежливая, безэмоциональная улыбка, — особенно в семье.

— Пробовал, — буркнул Смольянинов себе под нос. — Бесполезно. Артем только огрызается в ответ, а Богдан, — мужчина тяжело сглатывает, — несмотря на все объяснения считает, что Артем — помеха на его пути, ведь если бы у меня не было других детей, Богдан рано или поздно стал бы наследником всего.

— Ну так перепишите завещание, чтобы он успокоился, — криво усмехаюсь посетителю, — при чем здесь я?

Смольянинов не может понять, действую я ему на нервы специально или же нет, но очень переживает, и я тоже не могу понять: за свои деньги или за Артема.