Лем мельком взглянул на Ивону, переполненную эмоциями, и не смог оторвать взгляда: для него эта девушка не менее восхитительна, чем заря.

Рассвет закончился так же внезапно, как и начался. Ивона до сих пор не могла привыкнуть к этому — в Артии рассветы и закаты длились намного дольше, как и сумерки.

Девушка закрыла глаза и глубоко вздохнула, желая слиться с окружающей её природой. Сегодня она чувствовала лес, даже не общаясь с ним. Это было необычным ощущением.

— Зря я достал еду заранее, — посетовал Лем. — Гуляш успел остыть.

Ивона посмотрела на небольшую кастрюльку.

— Не забывайте, что я тоже маг Потока, — укорила она его. — Давайте мне, я разогрею.

— Может быть, вам найти какой-нибудь камень?

— Зачем? — удивилась чтица.

— Карт всегда нагревал камень для поддержания тепла, он говорил, что тогда еда сохраняет свой изначальный вкус и так проще.

— Хм… Никогда об этом не задумывалась, но если так говорит учитель Карт, то этот вариант наверняка действительно лучше. Мне кажется, я видела плоский камень по дороге сюда. Сейчас приду. Вы пока положите всё обратно в кастрюльку, чтобы разогреть вместе, — чтица посмотрела на объёмную сумку рядом с молодым человеком. — Я думала, у вас в ней всё для сбора трав, а оказывается, там были удерживающие тепло кастрюли.

Лем покраснел.

— Я купил их для Леи, чтобы она могла есть сразу после того, как очистит скверну. Она не успевает восстанавливать силы.

— Неужели в Нуа были магазины, продающие подобное? — удивилась девушка.

— Даже несколько. Конечно, Нуа город маленький, но среди жителей много охотников, так что фляги и кастрюли со словом тепла очень популярны.

— Удивительно! Никогда бы не подумала, что у них будут специалисты, чтобы создавать подобные предметы!

— Они заказывают их. В Нуа всего лишь один маг Потока. И он на службе у города. Мало кто хочет работать в маленьких городах. К тому же в Рануа лишь одно место, которое готовит чтецов. Так что можно сказать, что Нуа повезло, что они получили хотя бы одного.

— Он наверняка местный, — пришла к заключению Ивона.

— Думаете?

— Знать я, конечно, не могу, но предполагаю, что чтец действительно местный.

— Я по поводу него не узнавал, так что даже и имени не слышал.

— А я даже не подозревала, что он существовал, слишком была занята своими проблемами, — призналась она.

— Кстати о проблемах, как у вас проходит общение с лесом?

— Всё вроде бы хорошо, но я не уверена. Учителя у меня нет, а Шии пока восстанавливается, поэтому я не знаю, всё ли делаю правильно.

— У вас есть учитель — лес, — заметил Лем, переливая суп из мисок в кастрюлю. — Думаю, что он может многое рассказать вам.

— Лес не любит говорить понятно. Аллегории, метафоры, недомолвки — по какой-то странной причине лес предпочитает загадки, — с огорчением сказала Ивона.

— Как в сказках о духах леса, которые заманивают людей и отпускают только тех, кто правильно ответит на вопрос.

— Немного похоже. Но давайте ненадолго прервёмся, а то мы так никогда не поедим.

— Ох, простите!

— Я и сама вас заговорила, так что жаловаться мне не на что, — улыбнулась ему девушка и пошла за камнем.

Вскоре еда была разогрета, и они с удовольствием поели, любуясь видом.

Жизнь текла тихо и спокойно. Отношения между Лемом и Ивоной становились всё ближе, Альна вела себя тише воды ниже травы, Лата и Рэн почти перестали появляться перед остальными членами группы, но никто не был этому удивлён.

На вторую неделю Иона стала чаще выходить из кельи и иногда даже присоединялась к Ивоне, когда та разговаривала с лесом. Юная чтица не возражала против компании Верховной и уже со второго дня начала воспринимать её как естественную часть ритуала.

Единственным человеком, который не участвовал в жизни группы, был Карик. После Нуа он стал задумчивым и неразговорчивым, хотя до этого часто общался с Рабденом, Рэном и Мимом. Что с ним случилось, никто не знал, да и большинство людей были заняты своими делами и не обращали на него внимания. Изменения заметили лишь двое: Иона и маро.

Верховная старалась сдерживать свои способности, когда она находилась рядом со своими спутниками, но чувства Карика были настолько яркими, что вскоре их стало невозможно игнорировать. Поэтому как-то раз она попросила чтеца зайти к ней в келью после завтрака. Сидящие за столом удивились подобной просьбе, но решили, что Лея хочет поговорить о памятниках, что он делал.

Когда все закончили есть, Иона поманила за собой Калина и направилась в свою комнату. Молодой человек неловко последовал за ней.

Сев на свою кровать, девушка попросила мар и маро удалиться и начала разговор:

— Я думаю, что вы помните, что я чувствую чужие эмоции, Карик.

— Да, — с замиранием сердца ответил он.

— Эмоции — это то, что принадлежит только самому человеку, поэтому я стараюсь заглушать свои способности артефактами. Но, к сожалению, ещё два или три года назад они перестали действовать так, как положено. Жрицы в храме сказали, что моя сила намного больше, чем у многих предыдущих Верховных, поэтому он скрывает лишь несильные эмоции. То уныние, отчаяние и страх, которые вы испытываете, сложно игнорировать. Простите, что я вмешиваюсь, но что с вами произошло в Нуа, что вы всё больше и больше впадаете в уныние?

— Это… Это сложно объяснить.

Карик сглотнул.

— У нас с вами есть время, — мягко сказала Иона.

После недолгого молчания он всё-таки решился:

— Это касается памятников… С тех пор, как я создал их, я чувствую непонятную пустоту внутри. И страх. Я и сам не знаю, что является причиной этого чувства, но оно заставляет меня впадать в отчаяние.

Иона на минутку задумалась, а затем спросила:

— Вы довольны своим творением?

— Я не знаю. С одной стороны, в городе его оценили, а, с другой стороны, я не уверен, что использовал правильные материалы, особенно для тех, что в деревнях по пути. А вдруг они начнут рассыпаться на следующий год? Я так мало знаю!

Карик сидел, опустив голову, а его руки мяли край туники.

— Скажу вам честно, я знаю о скульптуре ещё меньше вашего, но на мой взгляд, ваши памятники были прекрасны. Если вы боитесь за их сохранность, то вы всегда сможете навестить города и деревни, где они установлены. Вы наберётесь опыта и переделаете их, если захотите.

— Возможно, вы правы и мне стоит это сделать…

— Я чувствую, что это не основная причина ваших переживаний.

Принцесса ещё раз замолчала, пытаясь придумать объяснение состоянию Карика. В тишине прошло не меньше пяти минут, пока Иону не осенило:

— Завершение работы! Да, вы продолжаете создавать маленькие памятники, но они уже являются повторами, это не новые скульптуры. Я слышала, что некоторые художники испытывают невероятный упадок сил после того, как они заканчивают работу. Любое творчество требует невероятных душевных, а порой и физических затрат. Вы вложили в них не только частичку себя, но и истратили невероятное количество Потока. Слова созидания требуют максимального сосредоточения. К тому же, это ваше первое произведение, вы не уверены в себе и сомневаетесь в своих знаниях. Всем людям хочется одобрения, признания, и то, что ваша работа стоит сейчас в далёком городе, пугает вас. Вы не можете видеть реакцию, боитесь, что что-то не так.

— Я… Да, наверное, — задумчиво ответил Карик. — В памятник было вложено столько моих чаяний, что сама мысль, что я что-то сделал не так, что моя работа недостаточно хороша, что она кому-то не понравится, пугает меня. Я понимаю, что это мелочно и глупо, что я должен быть доволен тем, что мне просто разрешили создать памятники! Они могли отказать — у меня нет имени, более того, последнюю полноценную скульптуру я делал десять лет назад! Я слишком многого хочу.

— И это нормально, — мягко сказала Лея. — Многие люди стремятся к тому, чтобы их признали. Особенно если в их семье есть другие дети: более особенные, более способные, более приметные и отвечающие всем требованиям. Часто мы сами ставим себя в эти рамки, но если есть в нашем окружении те, кто является самородком или талантом и этот кто-то родился раньше нас, то наше положение лишь ухудшается. Но это лишь иллюзия — я ещё не встречала бесталанных людей, просто каждый человек способен к разному труду. Любая работа важна. В своих странствиях с Мимом и Кортиком я встречала разных людей, но есть тот, кто запомнился мне больше всего. Его звали Тир.