Идя по следу от фар «хаммера», я пробирался через кладбище. Промежутки между пятнами света становились все темнее и темнее по мере продвижения вперед, пока свет от фонарика не осветил область перед надгробием моего старика. Оно не было такой сложной формы, как некоторые из тех, что были вокруг.
Мой старик этого не хотел. Он сказал, что все мужчины оказываются в одном и том же месте, где бы они ни были и что бы они ни делали в жизни. Надгробный камень за миллион долларов или за пятьсот долларов — не имело значения, потому что то, покоилось под ним рано или поздно должно было сгнить.
— Прах к праху, — донесся голос Раффа. — Прах к праху… Это ты, Кэшел Келли?
Да, чертов предатель Рафф.
Мартин сказал мне, что он видел, как Рафф передавал молодому парню ключ в тот день «У Салливана», когда грузовики Сэла въезжали друг за другом. Парень отдал ключ внуку Сьюзен, Колину Макфирту, но Мартин и думать забыл об этом, пока Рафф не обмолвился за кружкой пива, что какой-то парень дал Колину ключ, и ключ тот был от грузовика, который взорвался с Колином внутри. Рафф сказал, что грузовик предназначался для меня.
Я никогда не рассказывал Раффу о том, что произошло между мной и Колином. Я даже никогда не говорил ему, что поставил не тот грузовик и починил другой. И я только одного человека научил, как оборудовать все так, чтобы произошло то, что произошло с грузовиком Колина.
Рафф был так поглощен своим злорадством, что не понял, что сам себя раскрыл — потому что они с Колином были оба в этом замешаны. Колин никогда не предавал Раффа. Они работали вместе против меня. Я предполагал, что Колин хотел убить меня раньше, чем своего напарника, но вместо этого его ждал отнюдь не счастливый конец этой гребаной сделки.
Мартину потребовалась минута, чтобы собрать пазл воедино, но когда он это сделал, то понял, что за всем этим с самого начала стоял Рафф. Рафф использовал меня, чтобы устранить всех своих потенциальных противников, прежде чем он устранил бы меня. Однако он не планировал использовать взрывчатку со мной. Не так, как он убрал своего подельника. Это было его личной вендеттой.
Он хотел, чтобы я страдал. Умолял.
Я нацелился на него, прежде чем он скрылся между двумя надгробиями — одним, который принадлежал моему старику, и другим, который принадлежал его старику. К последнему была прислонена моя жена. Ее голова была запрокинута назад, глаза закрыты, волосы колыхались всякий раз, когда он двигал ее. Когда Рафф повернулся, как будто исполнял последний танец с мертвой женщиной, я увидел кровь. Они стекали по ее лицу со лба.
Ее нос. Ее рот. Ее глаза. Он колотил в двери моего рая, чтобы попасть внутрь. Ее джинсы промокли, почти почернели, от крови.
— Кили, — ее имя слетело с моих губ без раздумий. — Моя дорогая.
Он улыбнулся.
— Ты теряешь самообладание, Келли.
Рафф кивнул в сторону руки, в которой я держал пистолет. Она была почти опущена, я больше не целился в него.
Я не мог выстрелить, не тогда, когда она была у него в лапах. Возможно, это даже ничего не изменит.
Моя жена, он уже… Я отказывался даже думать об этом.
Что-то внутри меня ослабело, но моя рука крепче сжала пистолет.
Он поморщился, но потом ухмыльнулся.
— Твоя жена, Джессика Рэббит, боролась сильнее, чем ты сейчас. Мы все видим, у кого из вас двоих в вашей семье комплект стальных яиц. — Он пошевелил губами.
— Ой, мне не стоило говорить «семья». Морин. Малышка. Малыш. Все мертвы… и теперь твоя жена.
Он слегка повернулся, показывая мне ее лицо.
— Я велел тебе прийти одному или она умрет. Поскольку я знал, что ты не…
Он пожал плечами.
Я встретился с ним взглядом, когда с неба начал лить дождь. Молния прорезала небо, на секунду окрасив его красным, прежде чем прогремел гром.
— Оружие, Келли. — Он кивнул на пистолет, что болтался у меня в руке. — Он ведь не один. Но я не убивал ее. По крайней мере, пока. Хотя, возможно, стоит поторопиться, кровотечение снаружи стабильное, но я не уверен, что происходит у нее внутри.
Рафф подмигнул мне.
— Она ведь может выдержать удар битой, Джессика Рэббит же может, — сказал он, передразнивая мой акцент.
— Чего ты хочешь? — спросил я сквозь стиснутые зубы.
— Ты, — сказал он. — На колени. Прямо передо мной. Моля о прощении. Никакого пистолета у твоей головы, заставляющего произносить слова мольбы о пощаде. Я хочу извинений от души, так как у тебя нет гребаного сердца.
Я бросил пистолет, который держал в руке, в сторону от Раффа, и он запнул его так далеко, что я не смог бы добраться до него, даже если бы попытался это сделать. Я проделал то же самое со всей кобурой. Он проделал то же самое и с ней.
Любовь была единственной силой, которая когда-либо могла поставить меня на колени. Моя жена сказала мне об этом в доме своего брата.
Я упал на колени не перед ним, а перед своей женой. Она была всем, что я мог видеть. Всем, что я мог слышать. Всем, чем я мог дышать. Я чувствовал ее запах под дождем, и когда он стоял надо мной, держа мою Кили, ее кровь стекала по моему лицу, как слезы.
— Ты не предвидел, что это произойдет, ты, высокомерный ублюдок. Мародер из Адской кухни — ты не крадешь вещи, ты крадешь сердца. Ты крадешь их у мужчин. Крадешь их у семей. Твой старик был дьяволом во плоти. Все, к чему он прикасался, он разрушал. Как наркотики, с которыми ты борешься. — Рафф приставил пистолет к моему лбу. — Позволь мне рассказать тебе историю, историю о том, как Ронан Келли разрушил жизнь хорошего человека. Мой старик был в долгу, а твой старик выгнал его с улицы с этой бандой головорезов и привел его в «Джинджерс».
«Джинджерс» был баром, за который мой старик платил деньги. Иногда он использовал его, чтобы иметь дело с людьми, которые были должны деньги, или что похуже. Это было не такое нейтральное место, как бар «У Салливана». Если бы те стены могли говорить, ФБР привело бы их на допрос много лет назад.
— Из-за денег, Келли, — сказал Рафф, сильнее прижимая пистолет к моей голове. Сначала его рука была твердой, но чем больше он говорил, тем больше переживал, и она начала дрожать. — Денег. Твой старик приставил пистолет к голове моего старика, вот так, и заставил его позвонить домой. Я ответил на звонок. Мой старик плакал, умолял, и он велел мне позвонить моей маме. — Рафф фыркнул. — Он был в долгу перед великим Ронаном Келли, и если бы мы не принесли тому достаточно бабок, мы все бы уже кормили червей. Теперь ты будешь умолять меня о чем-то более ценном, чем твоя жизнь. Жизнь этой женщины. Твоя жизнь недостаточно хороша, чтобы о ней просить. Ее? Стоит каждого слова из твоих уст. Вроде того, что ты сделал со Скоттом Стоуном. Ты украл эту женщину у него, зная, что Скотт Стоун никогда не забудет ее, потому что потерял ее из-за тебя. Дьявольское отродье. То, против чего он боролся всю свою жизнь. А его карьера? Еще одна любовь всей его жизни? Конец его жизни в том виде, в котором он ее знал, когда потерял. Теперь ты там, где многие мужчины оказывались по одному твоему слову, одной твоей указке, Келли. Ты проиграешь. Потому что я наблюдал. Эта сучка стоит всего, что ты когда-либо имел. Больше, чем память твоего старика. Больше, чем твой последний вздох. Так что ты хочешь мне сказать?
Я поднял руки.
— Вот я, — сказал я, чувствуя вкус крови во рту. Либо она, либо я. — Вот я.
Рафф посмотрел на небо и рассмеялся.
— Это все, что ты можешь сказать в свое гребаное оправдание? Где же просьбы? Мольбы? Где твой плач?
Он повернулся и ударил мою жену головой о надгробие моего старика, в то же время гром, казалось, расколол небо надвое, и снова пошел дождь.
— Ты будешь рыдать…
Мое сердце буквально выкрикнуло ее имя, но из моего горла вырвался рев, когда внутри меня поднялся жар, и я навалился на него всем телом. Мы столкнулись так сильно, что он уронил мою жену, пытаясь защититься от моего натиска, и как только мы упали, мы принялись ожесточенно мутузить друг друга.