Какого хрена моей жене звонить, если она находится со мной в одном здании? И почему, черт возьми, ей не быть рядом со мной, пришел бы я в сознание или нет? Даже когда она ненавидела меня, она все равно отказывалась сдвинуться с места.

Выдернув провода из своих рук, я двинулся, как человек на лодке во время шторма, в угол комнаты. Каждая рана — на моем боку, на спине и где бы то ни было еще, черт возьми, на моем теле — горела огнем с каждым моим шагом. Я никогда не был достаточно близко к бушующему огню, чтобы почувствовать жар, но мое тело горело точно так же.

Каждый мускул. Каждый нерв. Каждая клеточка моего тела. Сгорали огнем.

Все, что потребовалось, — это чтобы звонок прекратился, или, может быть, человек на другом конце провода услышал, как тяжело я дышу, потому что, как только он почувствовал, что на том конце провода затеплилась жизнь, он сказал мне, где с ним встретиться.

— Один, или твоя жена умрет.

• • •

Люди Рокко не обращали внимания. Их больше заботило, кто угрожал войти, чем кто выходил.

Однако многие мужчины пытались вырваться из лап Тито Сала, и эти люди были привязаны к кровати. Тогда он прочитал бы тебе самую скучную гребаную инструкцию о правилах поведения в мире. Бесчисленные люди, которые были привязаны по его приказу, вероятно, хотели бы просто умереть в бою вместо того, чтобы слушать, как он бубнит без умолку.

Один из мужчин на кухне поднял голову и кивнул мне, но поскольку я медленно плыл в сторону комнаты, где должна была находиться моя жена, он, вероятно, подумал, что я ищу ее.

Именно так, я плыл. Мне казалось, что я нахожусь под водой, но в адской версии этого. Я вспотел, в то время как моя кожа обгорела до хрустящей корочки. Я даже не был уверен, смогу ли поднять руку над головой.

Я знал, что моей жены не было в комнате, но в таких местах как это, было полно оружия на любой выбор, и мне нужно было что-то взять с собой. Я шел в одиночку, но не собирался являться в условленное место с пустыми руками. В шкафу я нашел кожаную наплечную кобуру и надел ее. Здесь была только пара спортивных штанов, так что я собирался обойтись без рубашки и обуви.

Инстинкты твердили мне, черт возьми, бежать, но моя голова находилась в состоянии войны с моими конечностями. Все, чем Тито накачал меня, оказалось убойным коктейлем, даже несмотря на то, что боль все еще ощущалась. Может быть, она и проходила. Это означало, что мне нужно было убираться, пока старик не явился с очередным шприцем, и не обнаружил моего отсутствия.

Я проскользнул мимо мужчин на кухню. Однако я понимал, что парень, стоявший на страже снаружи, будет проблемой — бугай под два метра ростом и весом чуть больше центнера, крепкая мускулатура, сицилийская заноза в заднице. Я уже встречал охранника Риццо, которого иногда называли «Гулливером» у дверей, и знал, что он родом с Сицилии. Владения Фаусти были обширны, и у них была семья во всех мыслимых областях.

— Келли, — сказал он, прищурившись на меня. У него на щеке красовалось красное пятно.

Я приставил пистолет к его голове.

— Без обид, Риццо, но мне нужна связка ключей.

— Я отвезу тебя, — сказал он. — Сала накачал тебя…

Я отрицательно покачал головой.

— Должен сделать это один.

Он вздохнул и вытащил из кармана пару ключей. Он бросил их в меня, и я поймал их одной рукой.

Он кивнул на черный «хаммер» на другой стороне улицы.

— Надеру тебе задницу, как только твои раны заживут, — крикнул он мне вслед. — Я бы сделал это сейчас, но я слишком боюсь Салы. Ты же в курсе, как он относится к наложенным его руками швам. Это его особый вид искусства.

Я нажал кнопку на Хаммере, и он защебетал, но прямо перед тем, как я забрался внутрь, я почувствовал, что кто-то наблюдает за мной. Я оглянулся через плечо, но никого не увидел. Однако я знал. То был Маккиавелло. Мак. Он был словно неуловимый призрак, всегда наблюдающий из темноты за вами. А когда вы чувствовали на себе его взгляд, то обернувшись, вы бы не обнаружили бы его там, где ожидали увидеть. То было лишь чувство. Он никогда не был там, где вы ожидали его увидеть.

И если он еще раз назовет Кили «подругой его жены», я точно отметелю его. Мак говорил о ней так, будто ни одно другое женское имя не было достаточно хорошим, чтобы слететь с его уст, кроме имени его жены.

— Кили, — сказал я, напрягаясь, чтобы забраться внутрь Хаммера. То была зверюга на дороге, а не машина. Закрыв за собой дверь, я нашел чистую рубашку на пассажирском сиденье и пару неношеных ботинок на полу.

Я снова огляделся, но меня окружала только темнота. Невозможно было сказать, когда Мак организовал эту поездку и одежду. Вероятно, как только моя жена обратилась к ним за помощью. Опять же, он был умным убийцей, одним из самых опасных из всех. Он замышлял заговор перед казнью.

Так как же моей жене удалось проскользнуть мимо мужчин в доме и Риццо снаружи?

Красное пятно на щеке Риццо объясняло это. Он, блядь, ел. Я почувствовал исходящий от него аромат помидоров и чеснока. Это было то же самое блюдо, которое ребята ели дома. И если я знал Рокко и отчасти Мака, они только что прибыли после того, как разобрались с резней за пределами нашего заведения в Адской кухне. Кили ускользнула до их приезда. Иначе они бы не позволили ей уйти самой.

Я снял наплечную кобуру и натянул рубашку через голову. Материал создавал неприятное трение о недавно наложенные швы, образуя на теле отдельные маленькие очаги пожара, удерживая тепло под бинтами. Это отражало то, что происходило внутри меня. Я был ходячим огнем, готовым вспыхнуть от гнева.

В тот день в загородном клубе, после покушения на мою жизнь, я уже понимал.

Это был кто-то, кто знал меня. Кто-то близкий. Но мне нужно было выяснить, как далеко все зашло прежде, чем перейти к решительным действиям.

Я также знал ответ на вопрос почему, но все же было трудно сосредоточиться на причине. Не тогда, когда мои веки отяжелели, а голова то опускалась, то снова поднималась. Моя кожа боролась с жаром и холодом — меня лихорадило. Мои зубы клацнули.

— Блядь!

Дернул руль «хаммера» влево, задел припаркованную справа машину, полностью оторвав ей бампер.

Покачал головой, пытаясь вернуть своему мозгу толику ясности, пока мчался по улицам, как пьяный. И дело было не в транквилизаторах. Боль усиливалась, потому что действие лекарств сходило на нет. Эти ублюдки, должно быть, нанесли мне множество ударов ножом, причем глубоких. Тот, что красовался на моей шее, ощущался явственнее всего. И мое лицо. Я снова начинал его чувствовать. Мой нос причинял максимальный дискомфорт. Один из них, должно быть, пнул меня, когда я лежал, и сломал мне нос — снова.

Однако все это отошло на второй план после накатившей решимости во что бы то ни стало добраться до моей жены. Боль напомнила мне, что у меня есть цель.

Капля дождя упала на лобовое стекло. Я надеялся, что это продлится какое-то время, но я чувствовал этот запах в воздухе. Влажность. Небо пронзила молния, за которой последовал гром.

Несколько минут спустя «хаммер» уже катился по лужайке кладбища, а некоторое время спустя резко остановился, так как моя я резко убрал ногу с педали газа. Я снова надел наплечную кобуру и наклонился, чтобы поднять ботинки. Моя голова безвольно упала на грудь прежде, чем я смог поднять ее за живительным глотком воздуха, и смог отдышаться. Я надел эти ублюдочные ботинки, и чуть не вывалился из машины, выходя.

Я собирался пристрелить парня прежде, чем он доберется до меня. Я был не в той форме, чтобы драться с ним; я едва мог стоять прямо. Он был сильным и быстрым парнем. И мне нужно было вытащить ее отсюда. Когда-то она стала для меня всем. Это было то, что было только между нами.

Кили Келли стала моей жизнью. Всей моей жизнью. Я был зависим от чувства покоя, который она дарила мне, от ее любви, от нее самой. Я был влюблен в жизнь внутри этой женщины. Когда Кили перезагрузила мою жизнь, она снова подарила мне первый вдох, и я бы отдал ей свой последний, если бы это означало, что она будет жить.