Я не нашла в ее словах ничего оскорбительного. Мне даже захотелось ухмыльнуться, но я сдержалась из уважения к возрасту.

— Я надеюсь, что это правда, мисс?..

— Зови меня Морин, — сказала она.

Она кивнула в сторону маленькой девочки.

— Это моя внучка. Коннолли.

Несмотря на то, что бабушка девочки заговорила с ней, девочка смотрела в сторону, а не на толпу. Она уставилась в точку на здании, где никто не стоял, чтобы загораживать ей обзор.

— Какое красивое имя, — сказала я, и это было правдой. Оно ей шло. Девочка не ответила, поэтому я попробовал еще раз через минуту. — Тебе весело?

Дети ее возраста были повсюду, но она даже не потрудилась взглянуть на них.

— Коннолли предпочитает хранить молчание— сказала Морин.

Я посмотрела на Морин, надеясь, что мое лицо в полной мере отразило немой вопрос. Предпочитает хранить молчание?

Морин положила руки на спинку лежака, а затем застонала, заставляя себя подняться.

— Ты не могла бы присмотреть за ней? Я собираюсь узнать, будет ли она есть, если я соберу для нее тарелку.

Не потрудившись дождаться моего ответа, бабушка Коннолли направилась в сторону столов, уставленных едой. Может быть, виной было мое разыгравшееся воображение, но она, казалось, испытала почти облегчение от того, что ушла.

Я расслабилась на своем лежаке, но была полна решимости попытаться поговорить с Коннолли, даже если она только слушала. Старики пели песню, которая вызвала улыбку на моем лице.

— У меня была сестра, — сказала я ей. — Моя близняшка. Ее звали Рошин. Что близко к Коннолли, — девочка бросила на меня взгляд, — вроде того.

Я улыбнулась, а она лишь сощурилась, но я заставила ее, по крайней мере, посмотреть на меня.

— Ей понравилась бы эта песня. Она могла бы даже танцевать под нее.

Через секунду Коннолли снова отвернулась от меня.

Я начала напевать песню, двигая ногами в такт мелодии.

— Ты знаешь какие-нибудь старые ирландские песни?

Ничего. Ни кивка. Ни единого взгляда. Ее глаза были прикованы к мертвой точке в пространстве.

— Может быть, однажды, если ты захочешь выучить их или как танцевать под них, я смогу научить тебя. — Тишина. Никакого движения. — Да, кому вообще нравится старая музыка? — вопросительно сказала я. — Ты же должна идти в ногу со временем, верно?

Коннолли вздохнула, и на секунду я задумалась, не надоедаю ли я ей. Потом я подумала, что, может быть, ей просто не нравится непринужденная беседа.

— Понимаю, — сказала я низким голосом. — В честь моей сестры… Я тоже не хотела говорить. Это было больно. Я не знала, что сказать, чтобы это прошло. — Зачем я рассказывала все этому ребенку? Я понятия не имела, но слова продолжали литься из моего рта. — Потом мой брат, — я кивнула в его сторону, хотя она не могла видеть, — сказал мне, что я не обязана говорить. Он сказал, что может читать облака в моих глазах. Они создавали все слова, которые я не могла произнести. Может быть, однажды, если тебе когда-нибудь захочется компании, я тоже смогу прочесть облака в твоих глазах в солнечный день. Или мой брат сможет. Он в этом лучший.

Это было тонко и так чертовски по-взрослому, но ее маленькие плечи поникли. Как будто Коннолли освободилась от давления внутри себя, которое сдерживало ее. Я проглотила комок эмоций, застрявший у меня в горле, потому что кое-что поняла. Может быть, в глазах Коннолли и не было облаков, но я могла понять ее молчание, независимо от причины этого молчания.

Мама как-то сказала мне, что деньги всегда идут к деньгам, а родственные души всегда находят родственные души. Мы все однажды потерялись, но другие люди, испытывающие те же трудности, что и мы, могли найти нас. Или мы могли бы найти их.

— Лучница, — сказал Келли, внезапно появляясь рядом со мной и протягивая руку. Как долго он там стоял? Если подумать, то после того, как пришли Морин с Коннолли, я перестала наблюдать за ним и все внимание уделила им. Взгляд его зеленых глаз ничего не выражал, но он продолжал смотреть то на меня, то на нее.

Я не могла ответить Кэшу, поэтому взяла его за руку и встала.

Вернулась Морин, ставя тарелку с тортом рядом с маленькой девочкой. Она даже не взглянула на него. Со звуком, похожим на вздох Коннолли, Морин села, балансируя тарелкой в руке.

— Пока, Коннолли, — попрощалась я. — Может быть, увидимся позже.

Я собралась уходить, но прежде чем я это сделала, кто-то дернул меня за платье и остановил.

Я повернулась в тот самый момент, когда тарелка Морин выпала у нее из рук, а вместе с ней и кусок мяса у нее изо рта. Келли снова перевел взгляд с Коннолли на меня, его лоб напрягся.

Коннолли зажимала в руках мое платье. Она пристально смотрела на меня, как будто она хотела, чтобы я что-то сказала.

— Я что-то забыла? — поинтересовалась я. — Она кивнула. — Хорошо. — Я изучала ее взгляд. — Музыка, о которой мы говорили? — Она покачала головой. Нет.

Я сделала глубокий вдох.

— Моя сестра? — Коннолли кивнула. — Ты хочешь узнать о ней больше?

— Была, — с трудом выдавила она. Ее голос был низким и скрипучим.

Ой. Я сказала… ее звали, когда говорила с ней о Рошин. В прошедшем времени. Коннолли ухватилась за это, и хотела знать, что с ней случилось, а не больше о ней.

— Она…

Я заколебалась, но решила быть честной.

— Она умерла.

Коннолли ничего не сказала, только отвернулась от меня и заняла свое место, снова уставившись в стену.

• • •

Вечеринка закончилась, и у меня болели ноги. Я скинула туфли, когда Келли открыл дверь своего огромного склада, приглашая меня войти. Он был просторным и был переделан так, чтобы выглядел как дом. Все было выполнено из коричневого кирпича и темно-коричневого дерева. Пол казался прохладным под моим покрытым волдырями ступням, и мои подушечки расслабились от этого ощущения, когда мы пробрались глубже внутрь.

— Где мои вещи? — поинтересовалась я.

Кэш положил ключи на кухонный стол, и когда я обернулась, за окнами позади него не было видно ничего, кроме кромешной тьмы.

— В твоей комнате, — сказал он.

— Это твоя комната?

Мы не обсуждали эту часть сделки. Где мне спать. Или что изменилось бы с этого момента.

Я не была девственницей, поэтому не нервничала по этому поводу, но я хотела знать, чего он от меня ожидал. Собирался ли он дать мне выбор или нет? Это не беспокоило меня. Кэш пытался украсть мое сердце, но только ли его? Эти гребаные перья начали летать у меня в животе, заставляя мое сердце биться чаще. Это было странное ощущение — желать его в сексуальном плане, одновременно ненавидя его в принципе.

Я подозревала, что Кэш Келли знал, что это будет мой личный бой, задолго до того, как я на него согласилась.

— Сюда, — сказал он, и я повернулась, обнаружив его стоящим у подножия металлической лестницы, которая изгибалась и поворачивалась, ведя наверх.

Он где-то потерял свой пиджак после полицейского участка, скорее всего оставив его в машине Харрисона; пройдя от кухни до лестницы Келли ослабил галстук и закатал рукава. Он был сложен как один из тех бостонских боксеров, но с глубокими шрамами гангстера.

И его одеколон, или что бы это ни было?

Весь склад, сколько бы тысяч квадратных футов он ни занимал, казалось, пропитался его запахом. Я сделала глубокий вдох, но сразу же выдохнула, прежде чем заставила свои ноги двигаться. Как только я это сделала, он начал подниматься по лестнице, и я последовала за ним. На всем верхнем уровне, казалось, было больше окон, чем на нижнем. На самом деле, за исключением кирпича, разделявшего комнаты, казалось, что все было сделано из стекла.

Кэш махнул рукой в нескольких направлениях, когда мы проходили мимо — спальня, ванная, бла, бла, бла — как будто он ставил галочки в своем мысленном списке. Потом он сказал кое-что, что заставило меня остановиться.

— Библиотека.

Кэш махнул рукой на дверь.

Он продолжал идти, но я вошла в комнату, желая посмотреть, какая библиотека была у Мародёра. Она была просто фантастична. По всей комнате были стратегически расставлены кожаные диваны, все перед раздвижными оконными стеклами, а потолок был сделан из дерева разных оттенков. Стены? То были не стены, а книжные полки.