— Ты авантюрист, Красов. Но рад, пиздец, что наконец-таки становишься на себя похож.
— Грасиас за комплимент, чувак, — повернувшись, упираюсь задницей в подоконник.
Коврик, погремушки, ионизатор воздуха, любимый шезлонг и ванночка для купания — всё, как говорится, здесь. Тимофея по-прежнему мучают неторопливо режущиеся зубы, но парень стоически выносит боль. Грызет кусалочки и, отвернувшись от меня, со слезками в больших глазах вспоминает временно отсутствующую мать.
— Что говорят? — Саша в точности повторяет мою позу.
— Погода переменится, но сентябрь будет теплым. Бархатный сезон — ни хрена нового под этой Луной.
— Когда планируют выписать Асю?
— Возможно, завтра. Это, если повезёт.
— А если нет?
— Значит, послезавтра.
— Устал? — Фрол обращает ко мне сосредоточенное лицо.
— Видимо, привык.
— К больнице?
— К жене. Тяжело без нее и с ним.
— Да уж. Женщины берут львиную долю обязанностей на себя, взваливая быт на плечи, супружескую лямку волокут…
— Мне кажется, Тимка за что-то меня ненавидит, Сашка. Он…
— Тю! Ты идиот, босс?
— Выбирай выражения, козёл. Я, как ты правильно заметил, пока еще твой начальник. Вот скажу Ольге, она, согласно штатному расписанию, жестко выпорет тебя, Фролов.
Он пырскает, будто бы не верит, что я осмелюсь, наклевещу и науськаю юркую гюрзу, а Ольга, прислушается, внемлет и всё-всё реализует.
— О! Инга выходит. Так, Красов, будь паинькой.
— С чего бы?
— С того, что она моя будущая жена, а ты мой лучший друг.
Ничего себе, какие у нас в мое отсутствие произошли кардинальные события. Ольга подросла до капиталистической шефини, Фрол решил жениться, а Инга, если честно, стала похожа на адекватного человека, по крайней мере, пока не раскрывает рта.
— Привет, Костя, — с улыбкой на губах выдает она, желая здравия.
— Привет, — ей сухо отвечаю.
— Тим спит, а Ася зевает, — мудрёно заявляет.
— Ты довольна нашей работой? — интересуюсь её мнением, как щепетильного заказчика.
— Очень быстро, но от совершенства далеко. Костя, это дело моей жизни, я ведь больше ничего, в сущности, и не умею. Поэтому этот магазин важен и необходим.
— И этого достаточно? — внезапно подмигнув ей, уточняю. — Зачем стремиться к недостижимому, если можно наслаждаться необходимым?
— Мне кажется, мы кое о чем договорились с Асей, Красов. Посмотрим, если ты понимаешь, что я имею в виду?
Я должен как-то рассчитаться, что ли? Могу послать, особо не стесняясь в выражениях для красочного описания грядущего маршрута! Надеюсь, что речь идет пока о пробной реализации того, что делает моя жена, когда отчаянно пытается втихаря начать собственное дело.
«Так быстро? Желает мне подмазать или угодить ему?» — перевожу свой взгляд на однозначно уплывающего в страну «Любовию» дебильно улыбающегося Фролова.
— Инга, надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, что Ася слаба и нездорова. Наш разговор — это долгосрочная перспектива. Ей надо бы поправить здоровье и заняться сыном и…
Семьёй… Мной… Мной, мной, в конце концов!
— После её выздоровления и это, естественно, не обсуждается. Однако я возьму продукцию для реализации, но пока в единичном экземпляре, а дальше видно будет. Она согласна. Согласна попробовать.
Намекает на то, что:
«Как пойдет?» — пожалуй, я не против.
— Деньги поступили на счёт? — теперь я обращаюсь к Сашке.
— Угу, — не спуская с неё глаз, скупо подтверждает.
— Месяц, возможно, два, и твоя точка, бизнес-леди, будет стоять, как и было задумано нашим планом. Что-нибудь ещё? — оттолкнувшись жопой от твёрдого пластика, отхожу от них и от окна.
— Я скучаю по тебе, босс, — искривляет пошло губы Сашка. — Возвращайся поскорее. Спасу нет от русой бестии. А Ромка, кстати, в самоволке. Вот! Не хотел тебе говорить, но ты ведь после и сам узнаешь.
В самоволке? Не помню, чтобы подписывал заявление на отпуск начальнику отдела собственной безопасности. Возможно, на правах начальницы это сделала его жена. Пиздец, какая там хороводит чехарда!
— Ребята, вынужден откланяться. Не передеритесь там в мое отсутствие. Спасибо, что не забываете. Сашка? — раскрываю руки и становлюсь поближе, чтобы обнять дружка и хлопнуть по плечам. — У нас с женой игра! — шепчу ему на ухо.
— М? — по ощущениям он разворачивает рожу и носом лезет мне в висок.
— «Эрудит», Фролов! — отталкиваю прилипалу. — Всё! Иди на хрен, финансовый сатрап. Инга, всего доброго. Я в курсе всех махинаций, которые вы производите пока меня там нет, так что, не балуйтесь, чертята. Папа скоро выйдет и спросит с каждого.
— Ура! — выдыхает Фрол, обняв за талию Ингу, затаскивает Терехову к себе на бок…
Моя мама ушла, вернее, отец вышвырнул её, как ненужную вещицу, когда меня определили в детский сад. Там, как я узнал позже, произошло недопонимание по вопросам уплаты блядских денег за услуги, которые оказывало государство нам, беря на поруки сына инвалида первой группы. Мама якобы настаивала на льготном обхождении, а отец гнул своё. Он не воспринимал имеющийся недостаток, как физический ущерб, и предпочитал не спекулировать преференциями, которыми его щедро вознаграждала страна. Видимо, обида на то, что он оказался не в удел, не отпускала Петю Красова, и папа стремился доказать другим, да и себе, что отсутствующее зрение — не повод, не приговор и не дефект.
Она пропала… Сгинула… Исчезла… Где-то затерялась. Мир большой, а человек — песчинка в кочующих барханах. Мать видела сына в последний раз, когда мне, если не ошибаюсь, было четыре или пять лет. Я не знал, что такое жить с женщиной, которая тебя ласкает только потому, что ты её частица, её живая плоть, её истинная кровь. Не знал… Поэтому и вырос мудаком, который сейчас теряется в собственных чувствах и желаниях, когда из-под бровей наблюдает за собственной женой.
Ася сидит в постели, опираясь на приподнятое изголовье, и перебирает жидкие волосики на голове уснувшего с ней рядом Тимки. Сын растопырился маленькой ракушкой, выпустившей на свет огромную жемчужину. Малыш надувает щеки, вытравливая пузыри, и поджимает губки, тяжко сглатывая собирающуюся между дёсенок лишнюю слюну.
— Твой ход, жена, — шиплю, поглядывая на неё. — Есть буквы «Л», «Ю», «Б» на игровом поле. У тебя в запасе я вижу «О» и «В». Чего ты ждешь?
Пока Тим проснется и тебя обнимет? Я… Я… Я хочу обнять тебя, Цыплёнок, да только не решаюсь! Прогонишь, обзовёшь, завоешь, проклянёшь?
«ЛЮБОПЫТСТВО» — Ася молча выставляет слово на доску, затем поднимает на меня глаза и лукаво улыбается.
— Ты получишь девять очков, Цыпа, — записываю на листочке счёт и сверяюсь с ней, разыскивая на лице подтверждение тому, что я не ошибся и всё просёк.
— Хорошо, — кивает.
— Буквы «О» и «Т» встречаются дважды, Ася. Одиннадцать не выйдет.
— Хорошо, — моргает, еще раз соглашаясь.
— Как ты себя чувствуешь? — смотрю на то, что у меня осталось, перебираю буквы, откидывая лишние или те, с которыми тяжело что-то подходящее соорудить. — «ВЕРА», четыре очка, — опускаю вниз простое слово.
— Угу.
— Ты не ответила. Голова кружится? Тошнит? Знобит?
— Я домой хочу, — Ася шепчет, низко опуская голову.
Она играет с малышом, накручивая себе на указательный палец худую шевелюру парня. Я помню прикосновения матери к моей голове. Вернее, я вспоминаю, когда наблюдаю, как это делает жена.
Странная была пара — мои родители. Красивый, но незрячий, муж, и грозная молоденькая южанка, козыряющая греческой горбинкой на носу и завитушками надо лбом и по вискам. Если я не ошибаюсь и правильно всё понимаю, у неё были нездешние родословные корни. Что-то испанское или португальское? Возможно, нечто местное. Кавказ? Или Ближний Восток? Что связывало этих людей, я до сих пор в толк не возьму, но эта необыкновенная по внешности женщина вышла замуж за отца, родила меня, а после повела себя, как уставшая от совместной жизни с нездоровым человеком и маленьким ребёнком сука.
