— Мой ход, мое желание, мое упрямство. Я сказал… Все! — он опирается на деревянные подлокотники и приподнимает зад. — Инга звонила?
— Звонила, — не подавая заинтересованного вида, отвечаю.
— И?
— Четыре очка, — наклоняюсь, чтобы записать в таблицу цифры, и очень низко опускаю голову, прочесывая носом бумагу, ноздрями задеваю колпачок нашей фирменной ручки.
— И? — я чувствую, как друг вытягивает шею и направляется верхней половиной тела к моей башке. — Ты там уснул, Котян?
— Мой ход! — неожиданно возвращаюсь в исходное положение. — Ты отказался, а я добавлю. Итак, «Куница» — шесть букв и столько же очков, потому что…
— Красов, тук-тук! Что с тобой? От женского внимания отказываешься. Она чистая женщина, если что.
— В каком смысле? — выпучиваюсь на него.
— Не замешана в беспорядочных связях — в этом смысле. Успешная и финансово, и профессионально. Но замужем не была.
Для женщин этот пункт теперь идет с союзом «но»?
— Почему?
— Строила карьеру, Красов. Женщины, прикинь, таким тоже занимаются.
— А сейчас что? — вожу глазами по столу, при этом комбинирую буквы, выстраиваю слова, подсчитываю возможный выигрыш и слушаю дружка.
— Не строй из себя придурка, шеф. Ты, конечно, треснулся головой, но здравый смысл не потерял. Твои проекты по-прежнему великолепны. Ты держишь клиентуру и наращиваешь темпы. То есть ты на пике, брат. Почему бы не встретиться с Ингой, например?
— Зачем?
— Для здоровья, босс.
— Я здоров.
— Я в курсе.
— В курсе? — настораживаюсь ответом непрофессионала в этом деле.
Неужели служба безопасности о чем-то Фролу донесла?
— Это херабора не дает покоя? — кивает в неопределенном направлении, при этом указывая взглядом на растянутую по вертикали фоторамку, стоящую на моем столе, в которой я под стеклом храню один трофей, каким был награжден случайно.
— «Спасибо. Я Ася! АСЯ!». С выдумкой малышка, почти поэт:
«Я Ася! Ася я! Запомни имя, Красов, и прощай!».
Вопросов слишком много, старичок. За что, например, «спасибо»? Это ведь эмоциональность? Я не ошибся? Уж больно сильно женщина давила на носик шариковой ручки, раз чернила проступили. Банк ее забраковал? — молча киваю, подтверждая предположение Саши. — Кто она вообще такая? Год прошел. То есть ты ее и отпел, и смирился, и, вероятно, помянул. Короче, я надеюсь, что ты созрел для разговора.
— Нет.
— Красивая?
— Твой ход.
— Случайная?
— Почти.
— Почти? — укладывает локти на мой стол и, приподнявшись, отрывает зад от сидения посетительского кресла, стоящего перед моим столом. — Расскажи хоть что-нибудь.
— Мы же не прыщавые мальчуки, Фрол. Нечего рассказывать…
Друг не поймет, а я не вру. Одна ночь и вот итог. На моем рабочем месте, на столе в железной рамке находится купюра всего лишь в двести отечественных рублей, на лицевой стороне которой выведена скупая, но весьма циничная благодарность красивым женским почерком и имя той, с кем я тем летним вечером интимчик замутил…
Девушка сбежала — я оказался прав. Утром проснулся в гордом одиночестве, но, что сильно утешает, в собственной постели. Последнее считаю достижением и засчитываю в качестве победы, а девочке:
«Спасибо за успех!».
Не то чтобы я полностью лишился памяти или помню исключительно секундные мгновения, но, откровенно говоря, я хотел бы все еще не один раз повторить, чтобы укрепиться в собственных воспоминаниях и особом мнении:
«У девицы в головке вот така-а-а-а-а-я вава и гребаное невезение!».
Из того, что врезалось мне в разум, могу в подробностях восстановить, например, красивую высокую фигуру, неумелые, как будто даже нервные, ласки, рваные и осторожные, но заискивающие в тоже время движения, несмелые и одновременно с этим влажные дразнящие поцелуи, нежную улыбку и тяжелый со свистом вздох, раздавшийся одновременно с тем, как я грубо протолкнулся внутрь определенно девственного тела, которым после дефлорации нахально обладал всю ночь…
— Я перепутал имя, — слепо пялюсь в панорамное окно, раскачиваюсь амплитудно в рабочем кресле и шлепаю носками туфель по напольному покрытию.
— Что? — краем глаза замечаю, как Сашка наглой рожей подбирается к моему плечу.
— Пе-ре-пу-тал. Не так назвал.
Сейчас вот утешаюсь тем, что:
«Не хотел! Оно — не знаю как — так лихо вышло!».
— Чье? — он переходит на какой-то дикий шепот. — Неужели свое?
— Прекрати! — я сильно вздрагиваю и убираю из-под мужского подбородка плечо. — Девушки, конечно.
— Кость, ну ни хрена не понятно. Извини, шеф, но я по долгу службы-дружбы имею право знать. В конце концов, мы каждую пятницу за этим сраным «Эрудитом» обмениваемся интеллектуальным мнением о разуме друг друга, а как что-то интересненькое — так в час, да по чайной ложке. С девицей, я так понимаю, ты больше не встречаешься. Так что мешает исповедаться сейчас? И я после этого — говорю исключительно для того, чтобы настроить и подбодрить тебя — буду считать Котяна самым крутым мужиком. Аксёнов, конечно же, пойдет непроходимым лесом, а я вдобавок для пущей уверенности, что не будет возврата и отката, отправлю абонента, находящегося пока на скоростном наборе, в глубокий черный список. Так далеко, что его собственные парни не найдут. Итак, я весь внимание, и приготовился послушать, старичок.
— Назвал девушку другим именем, — специально понижаю децибелы, уменьшаю громкость собственного голоса до минимальной линии.
— И избежал расстрела? Ай-яй-яй! — он громко щелкает в неудовольствии тем же языком, которым девок до жужжания доводит.
— Что? — прокручиваюсь вокруг оси и обращаюсь лицом к Фролу.
— Она тебя не придушила и не расстреляла, не повесила и не отравила. Красов, вывод чересчур простой и интересный. Она неискушенная мужской интимной лаской телочка. Опиши образ! Что там по параметрам и чертам? Вдруг я встречу эту… Как ее? — берет в руки «фотографию» и медленно, не торопясь, прищурив взгляд, читает по буквам весьма простое имя. — А… Сь… Йа-а-а-а!
— Она не Юля…
— И что? — он с гулким стуком возвращает вещь на место. — Красов, что? Не Юля! И черт с этим. Скажи, что был пьян, слегка сглупил. Хотя «слегка» здесь не подходит. Это я к тому, что ты вряд ли отмажешься после такого казуса. Ты, что ли, пока долбился, повторял:
«ЮлЯ, ЮлЯ, ЮлЯ!»?
— Очень смешно!
— Да какой там! Тут плакать, если честно, хочется, — отмахивается от меня рукой. — Столько мужиков мечтают оказаться на твоем месте. Горят желанием сбросить оковы долбаного брачия, снять с бычьей шеи спиногрызов, закрыть для пользования общий счет, лишить средства передвижения…
— Это еще зачем?
— У женщин есть небольшой заскок, дружок.
Я бы еще добавил:
«И не один, Сашок!».
— Они, как мыши, хомяки, кроты, сурки, бурундуки и белки, все тянут в норку, обчищая супермаркеты и ПВЗ. Когда осуществляют так называемый адский шопинг вживую и онлайн, девочки превращаются в нечто, что мужчинам в руках невозможно удержать.
— А-а-а-а!
— А так — собственными ножками, зажав в обеих рученьках по пакетику приобретенной ерунды — охота быстро сникнет, и весь запал сойдет на «нет»! Но все же. Ты имя перепутал? Типа стонал не Ася, а как? Погоди-погоди… Неужели я оказался прав?
— Да. Я называл ее именем бывшей, когда…
— Она точно святая! Ты трахал бабу, вспоминая бывшую жену? Тебе бы проколоться, Костя. Извини, старик, но с памятью и речью, по всей видимости, у тебя огромные проблемы.
— Она другая, Сашка. Полная противоположность. Представляешь?
— Сколько можно? Ведешь себя, как брошенка, разведенка с охренительным прицепом травмирующих твою психику воспоминаний — РСОПТПВ. Блядь, я не ошибся в буковках? Две повторяющиеся — и черт с этим. Сколько я за такое слово получу?
— Отвали!
— У тебя лебединая верность, Котян?
— Не замечал, — пожимаю плечами. — А что? — и тут же дурачка включаю. Притом уверен, что весьма бездарно!