— Нет! — а я вдруг резко все сворачиваю и отстраняюсь, разрывая поцелуй. — Хочу в море, женщина. Не соблазняй! Пока Тимка спит, — киваю на стоящую позади нас рацию, которую Ася принесла с собой, — идем-ка окунемся, детка.

Очередность в плавании, если честно, жутко напрягает. Мелкого ведь не оставишь одного, с собой наедине, прикрыв одеялом тельце и всучив ему игрушку, а сейчас, по-видимому, нам в кои-то веки представился великолепный случай насладиться особым обществом. Грех этим не воспользоваться! Пока наеденный барбос по сновидениям гуляет, мы с Асей пробежимся по волнам в попытках обогнать луну и попасть под звездный дождь по обстоятельствам.

Жена встает с подстилки. Перекрестив ручонки, хватается за край своей футболки, неспешно задирает ткань и снимает трикотаж, разворошив осиное гнездо у себя на голове.

— Отличное начало, Цыпа, — я тоже самое проделываю с собой. — Только не останавливайся, детка.

Одно отличие, одна поправка и маленькое уточнение. Она стоит, а я сижу и снизу наблюдаю за тем, что вытворяет белобрысая девчонка, которую я называю Цыпой и своей женой.

Игриво подмигнув, Ася цепляет пальчиками пуговицу на брючном поясе, сползая металлическим замком, раскрывает нараспашку неглубокую ширинку, неспешно формируя валик из джинсовки, плавно скатывает брючки, и наконец переступив через темный грубый ворох у своих ног, отшвыривает их куда-то в сторону.

— Погоди, — я торможу ее шустрое намерение снять лифчик, быстро поднимаюсь и становлюсь напротив. — Можно я?

— Да, — подозрительно хрипит, когда мне отвечает.

Обхватив ее за плечи, рисую подушечками пальцев по бархатистой коже завитки диковинных узоров. Тонкие эластичные бретельки, перекрутившиеся на плечах, ползут с огромной неохотой вниз. Натягиваю «вожжи» и обездвиживаю норовистую кобылку.

— Что ты, — странно давится, усиленно запихивая в глотку буквы, внезапно убавляет звук и изменяет тембр голоса. — Я… — трубит грудной раскат и шелестит из подземелья жуткий шепот. — Костя…

— Тишина! — большим и указательным пальцами одной руки цепляю резиновые лямки, свожу их вместе, вынуждая Цыпу подойти ко мне. — Не бойся, — уложив вторую руку ей на грудь, дергаю бюстгальтер, оголяя большие полушария. — Доверяй, доверяй, доверяй, — гипнотизируя, сиплю ей в ухо.

— Я доверяю, — незамедлительно мне отвечает.

Внешность может быть обманчивой, а первое впечатление о человеке не всегда правдиво. Вот перед тобой малышка-недотрога или девственница, изображающая гуру сексуального искусства, играющая в мастерицу, профессионалку, профурсетку высшей пробы, на хрупком теле которой негде ставить клейма, подтверждающего права владения, а на самом деле это просто образ, очередная маска, потрепанный длительным ношением костюм, который был приобретен в огромной спешке в пропахшей нафталином реквизитной задрипанного местного театра. А вот нимфа, лесная фея, красавица-дочь морского царя, несчастная русалка, жестокая сирена и холодная наяда… И все это — она, белокурая высокая волшебница!

Откидываю на подстилку расстегнутый бюстгальтер и останавливаюсь взглядом на светлых трусиках, врезающихся нижней частью ей в половые губы.

— Костя, перестань. У тебя такой взгляд, словно ты готовишься…

— Съесть тебя?

— Вот именно.

— А почему бы и нет?

— Это как-то…

«Дико!» — ухмыльнувшись, поддеваю тонкую резинку и, скатав кружева по выступающим бедрам, освобождаю Асю от белья.

— Убери, — обхватив ее запястья, развожу стремящиеся прикрыть район «лобок-промежность» тонкие ручонки.

Ее стыдливость или никуда не исчезающее стеснение — непременные атрибуты нашей с ней прелюдии. Мы недолго вместе, но и этого достаточно, чтобы понять, как моя жена в подобных вопросах абсолютно неискушена.

— Ничего не хочешь сделать? — опустив глаза, указываю ей на то, что я пока в штанах и это, если честно, не мешало бы исправить. — Поторопись, жена.

Ведь мне уже не терпится. По взгляду вижу, что она готова взять сей грех себе на сердце, испачкав в плотском душу. Пока Цыпленок собирается с силами, наращивая дух, я снова накрываю ее рот своими губами. Тараню нагло языком, показываю ей, что намерен в скором времени с ней сделать. Она возбуждена! Я слышу, как стучит сердечко, как шумит в бесконечных венах кровь, как содрогается все тело, я ощущаю, как жена плывет, обмякая в моих объятиях…

Ася нарезает вокруг меня круги, высоко задрав голову, полощет распущенные волосы в темной глади, формируя из тяжелых светлых локонов многочисленные щупальца гигантского осьминога-альбиноса.

— Ты все-таки умеешь плавать, — я вижу, как синхронно двигаются ее конечности. Жена изображает тощую лягушку с непропорциональными конечностями.

— Да, — с придыханием отвечает. — Но только не на глубине.

— Боишься?

— Думаю, что мне сил не хватит.

— Идем, — поймав ее, обхватываю двумя руками талию. — Будь рядом.

— Нет, не надо, — в попытках нащупать дно, жена крутится и скачет, выпуская на свет Божий раскачивающуюся в жуткой амплитуде грудь.

— Аська, перестань, — ловлю ладонями ее шары и силой останавливаю. — Черт! С тобой всегда так, да?

— Что? — она разглядывает мои руки, сминающие охрененно выпирающие части тела. — Костя, это приятно, — склонив на бок голову, нежно улыбается.

Лучше ей замолчать и не отсвечивать интимным интеллектом. Ей-богу! Терпеть эту непосредственность нет больше сил. За месяцы нашего супружества я испытал такой приход, который не ловил со времени своей пубертатной глупой юности.

Она внезапно льнет ко мне, затем вдруг крепко обнимает и, проложив дорожку невесомых поцелуев по моей груди, начинает щекотать кончиком языка ту родинку, которая несколько дней назад поссорила нас с ней и стала причиной вынужденного недоверия, вызвав, похоже, приступ ревности у этой девы. Подхватив ее, теснее прижимаю к себе, забравшись ладонью в запутавшиеся и сильно потяжелевшие от влаги волосы.

— Идем на берег, Цыпа.

Ведь защита там! Не выйдет, видимо, устроить заплыв на длинную дистанцию.

— Ты только не останавливайся, — подстегиваю Асю, пока перебираю по дну ногами в надежде добраться до суши без приключений.

О чем бы таком подумать, чтобы не сорваться и не забраться заточенным парнишей на проникающий забег внутрь с последующим углублением туда, куда пока не нужно.

Ура, а вот и долгожданная земля! Вернее, въедливый песок, острые ракушки, гладенькая галька и смятое от нашей с ней возни покрывало. Став на колени, раскладываю Асю на подстилке. Она приподнимается, чтобы вытащить свою копну, водит плечиками, втягивает и без того впалый живот, придавливая все внутренности к своему хребту, и, не скрывая волнения, шумно дышит.

— Ты чего? — подмигиваю.

— Мы на улице, — лепечет. — Это странно!

Нормально! Я вдруг высоко задираю нос и гордо хмыкаю:

— Пусть все завидуют…

С ней каждый новый раз ощущается всегда острее, чем старый предыдущий. Ася обнимает мои плечи, покусывая нижнюю губу и трепеща прикрытыми ресницами. Она постанывает, двигаясь вместе со мной. А я вожу языком по тонкой шее, набрасывая влажными штрихами почти невидимую дорожку сначала вверх и сразу вниз, прихватив сосок, катаю на зубах крупную горошину, прикусываю мякоть и, оттянув немного, тут же отпускаю. Ася охает и сильно выгибается в спине — не выйдет отстраниться. Теснее прижимаюсь и намеренно углубляю проникновение. Жена пищит, упираясь пятками в покрывало, пытается соскочить, да только сильнее на меня насаживается.

— Куда? — а я задушенно хихикаю.

— Ты… Извращ-щ-щ-енец, — хрипит жена, сорвавшая, по-видимому, голос.

Последнее не отрицаю! Наращиваю темп, раскачивая нас, теряю тормоза, рычу и по-собачьи фыркаю.

— Вот так, — на каждом толчке, как мантру, повторяю.

Ася подпевает тонким голоском, несет какой-то бред о моей испорченности и ее ангельской чистоте до роковой встречи на Центральном пляже с мужчиной в черном рубище. Плевать! Пусть сексом наслаждается.