Направляю руки к ней. Теперь раскачиваясь в неспешном темпе, жена удерживает равновесие, цепляясь за меня. Она на грани удовольствия? Играет с наслаждением: оттягивает или приближает необходимый нам обоим кульминационный, сильно опьяняющий момент? Смотрю на женщину через ресницы — она плывет, то поднимаясь на волнах, то опускаясь, погружаясь в глубину. Она танцует, напевая знакомый мне мотив.

— Синий лён? — скулю вопросом, затем глотаю и мычу в попытках подхватить слова.

— И если я в тебя немного влюблена, то виноват, — мотает головой, закатывает глазки, немного ускоряет нас, но тут же обмякает. — Не могу-у-у…

Она устала? Пусть отдохнет, раскинув ноги, лежа на спине.

— Не возражаешь? — переворачиваю нас, подминая под себя. — Держись, жена, — обхватив под тазовые косточки, растягиваю плоть и поглубже проникаю.

Ася взвизгивает и сразу замирает.

— Тише, детка. Сейчас привыкнешь и…

— Уже, уже, уже, — мотая головой, вопит жена и в крепкие объятия заключает, а я не успеваю сделать плавненький откат, как тут же ощущаю волнообразные сокращения жаркого нутра вокруг надроченной головки члена.

— Блядь! — шиплю и опадаю ей на грудь, уткнувшись носом в шею, оскаливаюсь и впиваюсь в пульсирующую рядом вену. — Я без защиты-ы-ы-ы, — коверкая слова, сиплю и изливаюсь внутрь. — Ася-я-я, ты… Блядь… Ты что твори-и-и-и-шь… Это же… Я… Я… Кончил, женщина… Ты как, Мальвина?

— Хоро… Шо… Спас-с-с-си-бо!

«Вот это „красовское порно“, Цыпа!»…

Большая чашка парующего молока, две чайные ложки похожего на сливочное масло мёда, влажная кожа, такие же наощупь волосы и широкие домашние штаны с провокационно-низкой посадкой на бедренных костях, надетые на тело после обязательного душа.

Я слышу, что в помещении больше не один — она сюда пришла?

— Все в порядке? — не поворачиваясь к ней лицом, тихо и неспешно задаю вопрос.

— Угу. Намочил подгузник и проголодался, — крадется, шлепая босыми ступнями. — Это мне?

— Попробуешь? — перемещаю на кухонном столе приготовленную для Аси чашку.

— Как в детстве, — по-моему, она смеется.

— То есть?

— Если я простужалась, то Аня готовила для меня стакан подогретого кипяченного молочка и дарила маленький судочек с акациевым медом. А это какой?

— Разнотравье, — отрезаю. — А сын — настоящий мужичок, — мой нос стремительно ползет наверх. — Не терпит парень неудобств.

— Он просто очень маленький. Горячо, — одергивает пальцы, которыми задевает ручку чашки.

— Сейчас остынет. А что касается размеров, синеглазка, то они вообще не имеют значения. Кстати, об этом…

— Пожалуйста, — внезапно обнимает со спины. — Довольно этих лекций, Костенька. Я уже все поняла.

— Обещаешь, что больше не будешь так себя вести? Будешь кроткой и послушной? Начнешь мне доверять? А порно смотреть впредь будем только вместе. Не хочу пропустить новаторские фишки. Ась, только уберем анал и все, что с тылом связано. Возражения, моя постельная подружка?

— Господи-и-и-и, — визжит, впиваясь челюстями в спину.

— Больно же! — дергаюсь в отчаянных попытках грозную клопиху с голого загривка снять.

— Я и так тебе доверяю, — звучит, как будто я ее единственный на что-то шанс, — хотела порадовать и удивить. Сглупила?

— Порадовать и удивить? Сглупила? — цепляюсь за последние слова, вполоборота становлюсь и убираю руки со стола. — Ты меня действительно, что ли, за хозяина принимаешь? Что с голосом и текстом? Ася, я не нуждаюсь в подобной радости…

— Мужчины ведь любят, когда…

Нет! Она вообще, похоже, ни хрена не догоняет!

— Любят секс, а не порево, которым ты решила ублажить, устроив черт знает что. Мы и в дУше передергиваем — это на минуточку, — пытаюсь повернуться к ней лицом, да только Ася крепко держит и ерзает щекой по моей спине, а это значит, что мне придется сохранять лицо и положение, — и по утрам у нас, как правило, увереннее стояк, чем, скажем, ночью или днем, но это ведь не следует воспринимать, как необсуждаемое руководство к действию. Цыпа, мальчики умеют ждать, терпеть, входить, в конце концов, в исключительное положение, когда вас посещает, например, кровавое воскресенье и вы со слезами на глазах вопите вслух о том, что «месячный отчет» превратил всегда миролюбивую на все согласную красотку в даму — «тебе не дам, поскольку обильно медоносит мой аленький цветок, вызывай на крылышках полицию, дружок»…

— Костя, — она стесняется, высоким лбом буравит позвоночник, вжимает пальцы мне в бока, пищит и даже заклинает, — перестань, перестань, перестань…

— Аська, я знаю, как обращаться с женщиной. Ничему новому на подобных сайтах я точно, черт возьми, не научусь. Ты спать не хочешь? — подавшись вперед, я все-таки прокручиваюсь и поворачиваюсь к ней лицом. — Идем в комнату. Там на балконе молоко допьем.

Мы странная с ней пара. Четырнадцать полных лет — возрастная разница. Я брюнет, она блондинка. Я долбаный «хозяин и богач», а Ася… Услужливая бесприданница!

Шторм. Затянутое облаками небо. Выглядывающая из мутной дымки полная Луна. Прохладный ветер. Засентябрило? Наверное. Тем более что уже пора.

— Что это сверкает? — жена приглядывается к россыпи холодных мелких огоньков над водной сейчас совсем не-гладью.

— Светлячки! — пригубив край чашки, отпиваю молоко. — Замерзла?

— Есть немного, — вздрагивает и сильно ежится.

— Иди сюда, — отступив от перил широкого балкона, освобождаю место перед собой. — Погрею Цыпу, если она, конечно же, не против.

— Нет! — хихикнув, просачивается между бортиком и мной, оглядываясь, ищет крепкой и уверенной поддержки. — Обними, пожалуйста, — она натягивает на плечи шотландкой выкрашенный теплый плед, возится и без конца посматривает на меня. — Костя?

— Да, конечно, — я отмираю и, отставив на перила чашку, двумя руками прижимаю полуголую к себе. — Хорошо? — сминаю шерстяную ткань, задевая пальцы ее тонких рук, двигаюсь, прощупывая плечи, уложив ладонь ей на талию, придавливаю, цепляя ребра и пупок.

— Ай! — вскрикивает, а затем внезапно начинает хохотать. — Щекотно! Не трогай, пожалуйста.

— Пупочек?

— Не трогай, я сказала, — добавив «ужас» в голос, как будто бы настаивает.

— Ты заходишься в истерике, когда я попадаю пальцами в эту маленькую ямку?

— Не трогай! — теперь порыкивает, немного угрожая.

Не знал об этом месте! Буду знать…

— А если здесь? — подбираюсь к треугольнику любви, кругами разгоняю негу. — Что скажет юная Матильда?

— Не называй её так.

— Её? — добавить бы «однако!». — А как предпочитаешь? Её, её, её… — подкатив глаза, пространно продолжаю. — Всё же женский род! Итак?

— Никак, — бухтит под нос.

— Ася, я заплатил госпошлину…

— За что? — внезапно оживляется.

— За тебя, Цыпленок. Я отвалил государству мзду за свою жену.

— Я тебе должна?

Наверное, по гроб всей жизни. Нельзя же быть такой. Как объяснить, что это шутка? Я просто пошутил. Брякнул. Не подумал. Видимо, сглупил.

— Давай серьезно, женщина, — укладываю подбородок на ее плечо.

— Я слушаю, — она действительно ощутимо настораживается.

— У нас был незащищенный секс. Мне очень жаль, что я не сдержался и, если честно, то вообще забыл про важную резинку. Твоя порнуха пробила на такую дичь. Пф-ф-ф. Я кончил внутрь, Ася. Могут быть последствия. Твой цикл восстановился? Чем порадуешь, женщина?

— Почти.

— Это как понимать?

— Пятьдесят на пятьдесят. Я не кормлю грудью, но регулярности все равно не наблюдаю.

— Отлично! — а я с неудовольствием шиплю.

— Но я же извинилась…

Я все, конечно, принял, тем более что извинения принесены были, если я не ошибаюсь, дважды: на кровати и в душевой кабине, когда друг другу мыли спины.

— Послушай, пожалуйста, — теперь прикрыв глаза, шепчу.

— … — она помалкивает и почти не дышит.

— Не бойся, не бойся. Просто, — глотаю, двигая кадык, давлюсь слюной и кашляю, но подбородок от нее не убираю, — дети — это дорогой подарок. И если вдруг мы забеременеем, то обязательно родим. Иное никогда не будет обсуждаться. Я категоричен в этом вопросе, Ася. Считай это придурью или хозяйской замашкой, но никаких абортов и подобных тайн. Все, что связано с личным, интимным, нашим, общим, обсуждаем и не скрываем.