— Вот! — поднимаю руку, к ней обращая тыльной стороной своей ладони, показываю обручальное кольцо и стыдливо прячу взгляд.
— Что-о-о-о-о? Это то, про что я сейчас подумала? — Валерка пялится, чересчур выпучиваясь. — Еще разок, детка, для очень непонятливых и ослепленных южным солнцем. Не может быть!
— Обручальное кольцо, — шепчу под нос. — Я замужем, Валерия.
— Ася! — воскликнув, двумя руками крест-накрест тут же закрывает себе рот.
— Все хорошо, все хорошо. Правда-правда! — для убедительности киваю головой и пытаюсь снять с ее губ запечатывающий всё и вся замок. — Это правильно, так и должно быть. Он отец…
— Он тебя заставил, что ли? Гад! — сокрушается, покачивая головой. — Мерзавец, да? Ты в рабстве? Что-нибудь подписывала? Контракт или отказ от ребенка? Блин, говори немедленно, не утаивая ничего. Ты женщина-шкатулка с офигительным сюрпризом. Быстро, Ступина! Или у тебя теперь другая фамилия?
— Я Красова, а Тимофей…
— Нет! — вскрикивает Миллер. — Не может быть! — звучит как будто бы я этого недостойна.
Она, похоже, чем-то недовольна, вопит и собирается меня прибить? А я, если честно, не могу припомнить тот момент, когда наши отношения из уверенно дружеских перешли на повышенный уровень сверхдоверительных и слегка интимных.
— Тебе нужна поддержка, детка? Помощь? Солнце, это вообще законно? Или твой брак, упаси Господи, фиктивный?
Совсем наоборот. Мой настоящий муж — порядочный и честный человек. Он бесконечно прав во всем: в своих намерениях, действиях, мыслях и желаниях. Костя точно знает, как дОлжно и как будет правильно. Он опытный и взрослый. Красов — хозяин этой жизни, счастливый, состоятельный мужчина, не знающий несчастья и не слышащий жалких слов «я не умею», «я не хочу», а также — «не знаю и не собираюсь этому учиться». Костя бесконечно прав во всем. Со мной — огромная проблема. Я… Только я… Я не права! Ни в чем, как ни стараюсь.
— Он предложил, а я согласилась. Лер, принуждения не было, если что. Все добровольно и по обоюдному согласию, разве что Тимошку не спросили. Да он бы и не ответил нам, но на церемонии вел себя тихо и даже не дремал, зато внимательно следил за тем, чтобы мы не забыли обменяться кольцами и закрепить легким поцелуем наш союз. Я очень счастлива и спокойна.
— Да уж! Я вижу! Тебя просто-таки распирает от счастья, от переизбытка последнего, видимо, ты перешла на лирическую прозу, — она откидывается на составленную из деревянных брусьев спинку лавки. — Почему не сообщила раньше?
— Замоталась и не успела.
— Подобные объяснения прокатывали во времена безоблачного детства и такой же юности, а сейчас — извини, но поверить не смогу.
А я не собираюсь перед ней оправдываться, если что!
— Я замужем всего лишь месяц с небольшим.
— Господи! — всплескивает тонкими загорелыми руками. — Ты шутишь или специально дурочку играешь? Он, видимо, влиятельный хрен с о-о-о-огромным даром убеждения, раз ему удалось в такой короткий срок все организовать. Кольцо я вижу, впрочем, как и неиссякаемую «радость» — последнее говорю, предполагая с двух сторон кавычки — на твоем лице. А платье? Платье-то у тебя было или Его величество не соблаговолило устроить торжественное мероприятие по соответствующим понятиям? Быстро и на коленке, да? У-у-у, чертовы мажоры! Он кто? Нужно больше информации, — зло прищуривается и даже порыкивает. — Р-р-р! Блин, где Даня? — вращает головой, потирая руки. — Новости, скажем так, не очень радостные и ни хрена не ободряющие. Я не могу поверить, Ступина или Красова — плевать, что ты на такое согласилась. Сколько ему лет? Он нормальный, способный, например, к интимным отношениям? Он лох, урод или импотент, схватившийся за тебя с Тимошкой, как за свой последний шанс? Напомни-ка, пожалуйста.
Напомнить? Похоже, Лерка элегантно пошутила.
— Ему почти сорок и…
— Сорок! — подкатывает глаза.
— Не ты ли говорила, что возраст не помеха…
— Я не заставляла тебя связывать с ним свою судьбу, — шипит, оскалившись. — Брак — это брак, а…
— На другие отношения он не согласен.
— Порядочного корчит?
— Ты злишься? — немного отстраняюсь от совершенно очевидно раздражающейся все больше и больше единственной подруги.
— Господь с тобой! Я недоумеваю, Ася, и еще чуть-чуть обалдеваю. Я не могу поверить, что у тебя в башке каша, вязкая, полусырая, пресная и…
— У меня, — пытаюсь улыбнуться, да только, видимо, не слишком получается, — все отлично, Лерик. Костя меня не обижает, и, к тому же, он очень любит сына.
— А тебя?
— Меня?
— Сколько раз ты с ним в общей сложности встречалась? — толкается в плечо.
— Ты сказала…
— Я сказала, что неплохо бы найти того мужчину, который заделал тебе это маленькое чудо и поговорить, возможно, познакомиться с ним поближе, обозначить точки соприкосновения, о чем-то договориться, но уж никак не выходить за него замуж.
— Он признал Тиму…
— Облагодетельствовал, да? Готова забиться на кругленькую сумму, что он потребовал тест на отцовство…
Она права! Все так и было. Немного неприятно для Тимоши, а для меня… Противно!
— … затем облизывал ватную палочку, волосы и ногти предоставлял, чтобы откреститься, да?
— Все хорошо, — кривлюсь и скалюсь. — Вон Даня идет, — я замечаю парня Лерки, шагающего к нам.
— У вас брачный договор?
— Что?
— Ты подписывала что-то, кроме, конечно, гроссбуха с заметками об актах семейного состояния граждан Российской Федерации?
— Нет.
— Черт! — подруга отворачивается от меня и машет парню. — Сейчас и я тебя кое-чем порадую. Я беременна, Ступина, — тихо добавляет. — Срок небольшой, но точный и определенный. Он пока не знает, — кивает на приближающегося к нам мужчину. — Ты первая, кому я открылась. Знаю, что умеешь хранить секреты, поэтому не выдавай меня. Хорошо?
— Да, конечно. Поздравляю, Валерик, — поддерживая сына, подаюсь немного на нее, хочу поцеловать и приголубить, но Лера отклоняется, а затем отворачивается, выставляя руку. — Что случилось? Ты…
— Я очень рада, но держу от него известие в секрете. Мало ли. И потом, еще ничего толком не решено. Возможно, нужно будет избавиться от малыша.
— В чем дело? — сквозь зубы говорю.
— Мы слишком молоды, солнце. Ребенок был не запланирован — так получилось. Страсть захватила. Мы поругались, а потом как-то не так помирились и вот, видишь ли, подоспели толстые последствия. Именно сейчас я к этому не готова. Понимаешь? Хотела бы повременить, но…
— Нет, — поправляя полотно, укрываю сына, прячу маленькое личико от солнечных прямых лучей, — не понимаю.
— Данька только-только нашел достойную работу, стал хорошо получать, мы настоятельно потребовали независимости от родителей и перестали принимать их подачки, я…
— Малыш вам не помешает, Лера. Данька любит тебя. Я вижу.
— Господи, Ася! Ты что-то видишь? — прищуривается и с издевкой скалится. — Я сейчас животик надорву.
Да! Я вижу всё! Понимаю и страдаю от того, чему при внимательном созерцании становлюсь единственным свидетелем. Для Кости важен только бизнес и, как это ни странно, мой Тимошка. Последний — с недавних пор, конечно: муж, наконец-то, стал брать мальчишку на руки, что-то нашептывать крохе на ушко, гладить пузико, похлопывать по спинке, высаживать в позу Будды и делать легкую зарядку, приучая Тимку к ползанию и уверенному перевороту на живот. Сынок пищит и улыбается, когда оказывается на руках у своего отца. Стыдно признаться, конечно, но в такие моменты я надуваюсь, как мышь на крупу, и считаю кроху предателем: я его выносила, я мучилась, пока переживала схватки, а после тужилась и не плакала, когда его принимали, чтобы выложить скользкого и беззащитного мне на грудь. Я была с ним каждую секунду его короткой жизни, а Костя всего лишь месяц назад заявил на Тимофея права, но приобрел неограниченное доверие и глубочайшее уважение почти с первого дня нашего появления в огромном доме.
— Привет! — Даниил останавливается в точности перед Лерой, мне кивает в знак приветствия, не снимая с носа черные очки. — Спит?