Она его поцеловала, что ли? Прикоснулась к нежной кожице ребенка? А все-таки куда? Я угадал или ни на йоту не приблизился к ответу? В щечку, в лобик, носик или губы? Переступаю с ноги на ногу, вздыхаю и, прикрыв глаза, сильно, почти до хруста, разминаю шею.

— Ой!

Что там еще? Приоткрываю один глаз. Нет, я все еще один, со мною рядом никого, лишь где-то возле происходит странная возня.

— Вот так, — и снова здравствуй, трескотня. — Давай, сынок. Нужно идти. А-гу, а-гу, тю-тю!

Вот именно! Сказать ей, что мы опаздываем? Или врать нехорошо? Только этого мне не хватало, но наконец-то возле раздается долгожданное:

— Костя, я уже готова…

Свободный крой белоснежного платья, которое стянуто только лишь в одном месте — под пышной женской грудью. Треугольный вырез, греческие бретели, как на древних тогах красавиц, прислуживающих толстым мужикам. Гетеры или как в те времена их называли? Короче, образованные проститутки, женщины для всевозможных развлечений, интеллектуального общения, а иногда для настоящих, но, к сожалению, безответных чувств. Робко, кротко и стыдливо — потому что слегка, чуть-чуть, почти или не слишком — выступающие полушария, приподнятые то ли соответствующим бюстгальтером, то ли, уверен, эксклюзивным фасоном восхитительного платья. Струящаяся ткань, уходящая вниз, до пят. Волны, волны, волны… Блядский водопад прозрачного фатина, ледяного шелка и блестящего шифона.

Как? Как? Как?

Я предлагал ей обратиться в специализированный салон, чтобы облегчить ситуацию с выбором наряда, но получил категорический отказ и удручающее покачивание головой, мол:

«Не нужно тратить деньги, Костя. Я ночь без сна, пожалуй, проведу, но сошью тот туалет, о котором мечтаю с сиротских детских лет».

— Костя? — меня, по-моему, дергают за руку. — Тебе нравится?

Нет слов!

Ее прическа… Как у долбаной верховной богини! Помню, как на самом раннем курсе в высшей школе мы проходили культурологию или подобную этой чуши такую же херню. Так вот! Женские высокие прически, сильно оголяющие шею, выпрыгивающие непослушные локоны, западающие в небольшое углубление, когда она очень низко опускает голову, до сих пор тревожат мой воспаленный ум. А тут сон, похоже, проявился наяву? Виски, слегка прикрытые тонким волосом, накрученным на самый мелкий палец, еще атласная широкая лента, стягивающая женскую головку, как железный обод колеса и отсутствующие сережки в идеальных по форме небольших ушах. Как на первом курсе строительного института? Похоже, она сошла с тех иллюстраций, над которыми я несколько ночей не спал, но не потому, что старался заучить хронологию событий, а потому, что надрачивал оголодавший член без девок, которым был строго-настрого заказан вход в наше общежитие после двадцати трех часов.

— Мы опаздываем, — вместо вежливого комплимента сухо говорю.

— Э-э-э, — она подводит томно глазки.

Ну-ну, ну-ну!

— Давай его сюда, — протягиваю ей букет в обмен на сына, которого девица аккуратно прижимает к левой сиське.

А почему так точно? Да просто я туда же погружен. Вот озабоченная, твою мать, скотина!

— Очень красиво, — ныряет мордочкой в букет, шурует носом между белых пуговок, натирает щеки и щекочет кожу, когда ласкается о «звезды», которые я спустил с космических небес на землю. — Спасибо. Мой первый букет. Мне ведь никогда не дарили цветы. Должна сказать, что это чересчур приятно. Твое внимание — очень мило. Оно ведь искренно…

— Я рад, — недослушав, отворачиваюсь и, перешагнув порог, почти вприпрыжку направляюсь к открытой задней двери, уже стоящей под парами, но немного заскучавшей в ожидании пассажиров на холостом ходу, машины.

Пока устраиваю с небольшим комфортом чему-то улыбающегося пацана, ощущаю задней половиной тела определенное жжение, а затем покалывание и нытье в районе зудящего затылка, лопаток и даже дрожащей от чего-то задницы.

— Все! Порядок, — защелкиваю карабин последнего страхующего ремешка на детском тельце, укутанном в белый выходной костюм. Еще один жених, пока что, слава Богу, в очень мелкой миниатюре. — Та-а-ак! — не поворачиваясь, стремительно шагаю назад и странным образом натыкаюсь на что-то живое и очень звонкое.

— А-а-ай! — вопит она.

— Извини, — резко оборачиваюсь и незамедлительно ловлю в охапку нацелившийся на жесткое падение хрупкий женский экземпляр. — Зачем стояла за спиной? — перехватываю удобнее, прижимаю теснее, сливаюсь нижней половиной и тараню ей живот тем, что трудно удержать в интеллигентных рамках, когда рядом появляется красивое, соответствующего пола, Божье, твою мать, творение.

— Спасибо…

— Что поймал? — подмигнув, заканчиваю за нее.

— Да, — краснеет, смущается и прячет взгляд. — Уже всё. Я нащупала землю и на ногах стою уверенно. Мы ведь торопимся?

— Тебе туда, — напираю на нее, подталкиваю пахом и не разгибаю тело, на которое всей массой налегаю.

— Костя, привет! — орет, как резаный, сосед. — У вас, что ли, праздник намечается?

— Иван Купала*, идиот, — рычу куда-то в пол, затем подмигиваю по-прежнему с большим трудом парящей над землей девице, а внезапному свидетелю всю правду говорю. — У нас сегодня свадьба, Колян!

— Отпусти, пожалуйста, — шепчет Ася. — Я могу самостоятельно идти…

— Твое место рядом с водителем, синеглазка, — спокойно сообщаю ей.

— Зачем? — еле-еле раздвигает губы.

— Купала, говоришь? Может кАстрик организуем, пусть девочки попрыгают, а? Что скажешь? — хихикая, кричит нам Николай.

— Как ты на это смотришь? Прыгать будем, Мальвина? — не глядя, цепляю рычажок замка двери, распахиваю полотно и разворачиваю нас таким образом, что почти вношу молодую в очень замкнутое пространство. — Осторожнее, — как навесом, ладонью прикрываю ей лицо, и закидываю тело полностью внутрь накалившегося автомобиля. — Теперь ремень…

— Костя? — прохладная дрожащая рука касается моей щеки. — Все хорошо?

Лучше и не придумаешь! А я ловлю, похоже, не один приход, пока нас к ЗАГСу неспешным ходом доставляю…

— Фролов, — протягивает руку поплывший от чего-то Сашка. — Александр, можно Саша или Алекс! — скалит зубы, раздувает щеки и распушивает перья.

Иди ты! Серьезно? Даже так? Алекс? Проклятый иностранец! Да ты… Ты… Ты гамбургский петух, Сашок! Напыщенный, разряженный, с обилием украшений жалкий старичок!

— Очень приятно. Я Ася.

— Это Роман. Юрьев, — фамилию зачем-то добавляю.

— Здравствуйте! — неспеша перекладывает ладонь в соответствующую руку, приседает, изображая книксен, а затем посматривает на мальчишку, вылупившегося на этих обормотов и воркующего о чем-то о своем в комфортной переноске, которую я на весу держу.

— Она красавица, шеф, — сильно заикаясь, на ухо мне шипит Фролов. — Блядь, ты где ее нашел?

— Уймись! — дергаю плечом и отстраняюсь. — Ты хоть чуть-чуть контролируй мысли. Она моя будущая жена, а у тебя мозги уже уплыли в семенные каналы.

— Ничего такого. Вообще не претендую. Это, безусловно, твой личный крест. И все же? — не унимается дружок.

— Она познакомилась со мной. Просто подошла и попросила о любезном одолжении. Я не искал ее.

Я не искал жену. А вышло, что случайно на местном пляже повстречал семью?

— С-с-с-сука! Почему одним везет, а другим за что-то достается жалкое «писюша» и визжащие истерики в очень скользком дУше?

— Не смотри на мою жену. Отвернись, — сначала прыскаю в кулак, а затем, не таясь, смеюсь. — Фрол, не смей!

— Еще полчаса, Котя. Я ведь могу соблазнить ее и отбить малышку у мужика, который…

— Нам пора, — Юрьев кивком вдруг подзывает нас.

— Ася? — пропускаю озабоченного плотским образом дружка, а сам задерживаюсь и не двигаюсь, как будто бы кого-то или чего-то жду. — Пожалуйста, подойди сюда.

Мне кажется или это правда. Галлюцинация или картинка о ближайшем будущем. Она плывет и ни к чему не прикасается? Это левитация, хождение без помощи ног, над этой блядской твердью? Плавные и мягкие, слегка замедленные движения, очень легкий шаг и нежная, чрезвычайно благодушная улыбка на лице, а также яркий блеск голубых, сегодня слишком влажных глаз.