— Ни в чем себе не отказывай, начальник. Ты главный, у тебя право подписи на всех финансовых документах. Ты подмял нас, заставил уважать себя и… — он резко замолкает, потому как ловит мой уничтожающий взгляд.

Надеюсь, чрезвычайно говорливый Сашка всё сказал!

— Мне кажется, вернее, я почти уверен, что такой вид совместного времяпрепровождения мужчины и женщины называется открытый брак. Я не прав?

— Блядством это называется! Законным, между прочим. По личной договоренности между участниками! — Юрьев поднимается и, поочередно дёргая ногами, распрямляется. — Вы тут поворкуйте, а я присоединюсь к девчонкам. Костя?

— Иди на хрен, придурок! — бьет кулаками по песку Фролов. — Пора жене плечо подставить. Что-то ей, бедненькой, тяжело идти. Это потому, что законный е. арь член поглубже вставил. Костя!

— Ты всё сказал? — к лицу магната-воротилы с угрозой в голосе, да и во внешнем виде наклоняется Роман.

— Желаешь еще разок прослушать? — а тот не отступает.

— Разошлись! — ногой пытаюсь оттолкнуть никак не успокаивающегося Юрьева. — Всё, всё! Брейк, попугаи. Девок нет — никто не слышит. Чего вы перья распушили?

— Пиздец! — шипят как будто оба, а «наша безопасность» напоследок пространно, дебильным шепотком у меня интересуется. — Всё в силе, Костя?

— М? — я тут же вскидываю на него глаза.

— Чжоу?

— Ага-ага, — киваю в знак согласия.

— Заговор! Козни! Расследования! Висяки! Переглядки! — ворчит Фролов.

Его не стану посвящать. Потом, как говорится, очешуительный сюрприз кому-то будет. Тут просто кое-кто приехал! Сюда вернулся тот, с кем я когда-то был по детству и зелёной юности знаком.

Но прежде, вероятно, маленькая предыстория. Моя жена, помимо того, что грешит романтической фигней и каким-нибудь мечтательным посылом, так еще и злостной авантюристкой под занавес «очередного партсобрания» оказалась.

Первые опасные звоночки, так называемые предпосылки, я заметил у Цыплёнка ещё тогда, когда мы жили с ней на маяке. Ася частенько предавалась уединению и грезила о чём-то несбыточном в электрическом ящике, а после сеанса «аутоэкзорцизма» зависала на раскачивающихся перилах металлического ограждения смотровой площадки. Несколько раз ловил жену с широко расставленными руками, закрытыми глазами и застывшей фразой на искусанных и пропитавшихся соленой влагой розовых губах:

«Я лечу-у-у-у! Ура, ура-а-а-а!».

У неё, по-видимому, полностью отсутствует страх высоты. Скорее, наоборот. Ася забирается повыше, чтобы рассмотреть картину мира в целом. На крыше дома я соорудил ей «девичью башню», похожую на обыкновенный наблюдательный пункт, в котором она проводит довольно много времени. В такие моменты я вынужденно наблюдаю за её размазавшейся задницей через смотровое окно, тот самый атриум, который я соорудил опять же для неё, но только в нашей спальне. Теперь понятна её безудержная тяга к звёздам, стремление к чему-то сверхъестественному, астрономически возвышенному. Цыпа хотела бы иметь большие и размашистые крылья. Надеюсь, только не для того, чтобы отсюда в галактические дали улететь.

— Я пройдусь, а вы тут не собачьтесь, кошечки, — Рома придавливает кончик Сашкиного носа. — У-ти какой шалун!

— Фу! Иди на хрен, — Фролов отмахивается от него. — Еще и клешни распускает!

— Чего ты к нему опять пристал? — на согнутых коленях складываю стопкой руки, на них же опускаю подбородок.

— Я пристал? — вторит, рассматривая удаляющуюся спину Ромки. — Ни хера себе ты перекрутил всю ситуацию. С ног на голову поставил и скалишься, как недоумок. Костя, что с тобой? Мне осточертело оправдываться перед вами за свои отношения с Ингой. Каков будет вопрос, таков будет и своевременный ответ, старик! Мы с Тереховой не семнадцатилетние дебилы, которые назло родителям сошлись. Мы взрослые люди и, откровенно говоря, наша семья — пусть и не совсем по вашим с Ромкой меркам адекватная — даст фору любой зарегистрированной мазафаке.

— Не оправдывайся. В чём дело? Что такое «мазафака»?

— Мазафака — зарегистрированный тётей с гигантской дулей на макушке официальный брак.

— А-а-а-а! — издевательски тяну.

— Я хочу на ней жениться, — хрипит, поглядывая исподлобья, испепеляет открытую спину Инги.

— Женись!

— Я предлагал, — откинувшись назад на вытянутые руки, заявляет.

— Я помню.

— Это было неоднократно, босс! — он диким шёпотом мне признается. — Несколько раз и только в этом мире и на моей совсем не девичьей памяти. Я не знаю, если честно, что ей вообще надо. Ася хоть что-нибудь говорит? Вы разговариваете?

Ася? Она-то тут при чём? Не хочу, конечно, обижать или обнадёживать, но возможно, Терехова просто не выносит Сашу. Думаю, этой даме нужен только секс.

— Извини. О вас — ни разу. Твоя дама сердца так дорожит своей свободой?

— … — в ответ плечами только пожимает.

— А вообще, Фрол, это ведь очень удобно. Смотри! — хочу понизить градус непростого разговора, поэтому я привлекаю возгласом его внимание.

— Угу?

— Вы друг друга совершенно не стесняете, но при этом всегда на связи, довольно-таки близкой — и это без подъе.а. Когда доходит до интима, стоит постучать в соседнюю дверь и вот, пожалуйста, подобие супружеского ложа для потрахушек полностью готово. У вас ведь раздельные банковские счета, но почему-то всегда совместный завтрак. Это очень мило и довольно странно! То есть всегда готов, наверное, горяченький обед и, вероятно, лёгкий ужин, да только после мытья посуды вы разбредаетесь по разным сторонам. Праздники ведь тоже вместе встречаете? Хм? А если хорошо подумать, то весьма выгодное положение, старичок. Ты даже ей за секс не платишь, зато пользуешь с превеликим, я уверен, удовольствием. С определением «блядство» Юрьев, безусловно, погорячился, но здесь всё очевидно — просто ты его достал. Зачем ты каждый раз цепляешь Олю? Они стараются примириться друг с другом…

— Примириться? Костя, ты, правда, отменно треснулся головой. Им не нужно это примирение. У Юрьевых должно гореть. Я тебе, кстати, рекомендую ввести для его отдела обязательный форменный дресс-код. Пусть его братки напялят темно-синие камзолы, проверят все шевроны на рукавах и по свистку каждому засранцу всучить не забудь.

— Саша-Саша, я бы тоже не дал тебе согласие.

— Ой! — он виртуально хлопает меня цветком по носу. — От тебя, мой дорогой, необходима только премия в размере трёх окладов. Мне твоё согласие, старик, как зайцу пятая нога, а Юрьеву — отечественный пистолет.

— Не цепляй их.

— Не цепляю, не цепляю. Всё-таки бешеная стерва — баба колдовская. Ты погляди, как она его захомутала.

— Говоришь, как Марго, писюша! — я прыскаю и сразу зажимаю кулаком свой рот.

— Она, между прочим, права, Красов. Ольга — роковая женщина. И без её истории.

— Не надо! — сквозь зубы говорю.

— Ладно-ладно. Отболело и прошло.

Вот тут я сомневаюсь!

— У неё нехороший взгляд. Глаза, как лазеры, особо недоразвитым её личный геральдический вензель на члене выжигают. Уверен, что из-за таких, как наша Юрьева, в Средневековье разгорались войны.

А наш Роман как раз дошёл до женской группы. Всё может быть! Беременность Оленьку украсила отменно — этого, конечно, не отнять. Есть там небольшие, но ощутимые проблемы: и средний возраст будущих родителей, избитый жизнью непростой анамнез на двоих, и очевидное для всех психическое истощение каждого из них. Но для ребят, похоже, появление долгожданного ребёнка будет и спасением, и чудесным исцелением, и настоящей радостью. Всё же истинное чувство на чудо для ребят сподобилось. К этому малышу Ромка с Ольгой шли, без малого, двадцать два года. Я, лично, счастлив за своих друзей. Уверен, что и Сашка просто так бравирует. Из-за природного сволочизма и долбаной язвительности Фролов готов поставить всё на кон: и давнее знакомство, и крепкую дружбу, и общее, пусть и неспокойное, рабочее пространство.

— А что? — смеется Фрол. — Завидуешь?

«Чему?» — по-моему, я отвлёкся, но прежде, чем ответить, смотрю на наручные часы.