— Аппетит, тьфу-тьфу, — она стучит по дереву, — у сладкого отличный…

Сладкий! Ну уж нет! Так называла сына Юля, того мальчишку, к которому я неожиданно кожей и хребтом прирос. Мой сын — не сладкий, он другой.

— Всего доброго, — придерживая под шейку Тимку, с поклоном говорю.

— Передайте Асеньке привет. Приезжайте в гости!

Позже… Позже… Будем! Обязательно!

Торчу, как прокажённый, у ступенек перед входом в женскую клинику, уткнувшись лбом в рулевое колесо, вращаю обод собственными силами. Телефон молчит и не транслирует какие-либо сообщения. Прикрыв глаза, погружаюсь в дрёму под напевный детский стон, издаваемый сынишкой под музыку, которая раздается из динамиков стереосистемы.

«Наш ковёр — цветочная поляна, наши стены — сосны-великаны…» — поёт спокойный голос, Тимоша подпевает, а я жду ту, которая на выход не спешит и где-то хорошо задерживается.

— Привет, Костенька, — неожиданно прохладная рука касается моего затылка, а мягкие податливые губы трогают осторожно щеку. — Ты спишь? Устал? Привет, барбос!

— Нет, — ворочаюсь, устраиваясь с небольшим комфортом на руле. — Задержалась?

Она размахивает перед моим носом тонкой карточкой и хихикает, прикрывая рот рукой.

— Что это? Рекламный проспект?

— Нет, — подмигивает мне.

— Напрашиваешься?

— Угу.

— Ась…

— Доктор отменил половой покой, — с воровской оглядкой на ребёнка, шепчет мне. — Сегодня можно.

Умру? А похрен! Хотя бы потрахавшийся и удовлетворенный.

— Я сейчас подпрыгну, Цыпа, — жалобно скулю.

— Ты не рад?

Да я её сейчас сожру.

— Поехали домой, — жена наощупь дергает ремень, не глядя вниз, вставляет карабин в замок, и не спуская с меня глаз, одной рукой проглаживает эластичный шлейф. — Костя, почему ты так странно смотришь? Всё хорошо? Нормально себя чувствуешь? — специально наклоняет голову, чтобы встретиться лицом со мной.

— Маршрут иной, — я наконец-то отлипаю от руля, покривившись и размяв суставы, криво улыбаюсь. — Тимофей? — теперь ловлю его глаза, встречаясь с парнем в зеркале. — Ты готов, сынок?

— Костя? — тронув осторожно мою руку, обращается ко мне. — Куда мы?

— Домой!

— На маяк?

— Домой, Ася, домой. Холодно на камнях. Пора и честь знать.

Последнее сказал лишь для проформы. Горовые не взяли денег за постой и за приглашения в их святилище страдающих бессонницей гостей.

— Ремонт закончен, синеглазка. Ленточка протянута и ждёт, когда её разрежут чьи-то ножницы.

— Но, — она озирается по сторонам, как будто ищет чьей-либо поддержки и посильной помощи, — наши вещи… Вещи Тимки… И…

— Ты мне веришь? — придавливаю кнопку запуска. — Есть сомнения в моих словах? Как-то по-другому сообщить, что…

— Я просто не могу поверить, что мы наконец-то будем дома. Вернее, у нас. То есть…

— У нас! У нас!

Она не оговорилась. Дом — наш!

Когда Ася приехала, разместилась и стала жить со мной, то вынужденно пользовалась только современной кухней, двумя жилыми комнатами и служебными помещениями, расположенными на первом этаже, потому как второй был мощно разворочен и изрыт лесами, будто ограждён прогнившим насквозь, довольно редким и убитым в хлам штакетником.

Я не сдержался и ни в чем себе не отказал, когда от меня ушла бывшая жена. Там ведь осталась наша с Юлей спальня и детская комната мальчишки, которого я сыном называл лишь по случайному недоразумению. Мне было тяжело туда входить. В какой-то момент решил снести всё к ебеням. Но с их появлением, с появлением Аси и Тимофея, моя непростая жизнь утратила аффект и приостановила внезапные заплывы против бурного течения. Я вдруг стал довольно трезво рассуждать. И первое, что пришло тогда на ум, это возведение с нулевой отметки игровой просторной комнаты и переоборудование спального места для подвижного ребёнка. Он ведь вынужденно находился там, где ничего к нему не относилось. У барбосёнка не было собственной кровати и свободного пространства. Это был мой первый шаг к возможному преобразованию!

Я что-то вдруг увидел, подробно изучил и рассмотрел, внезапно окрылился непростой идеей и перенес её в компьютер, неторопливо и старательно раскроив проект.

Потом под мой удар попала наша вынужденная с Асей спальня. Насточертело ютиться с ней в сарае, в котором кроме гигантского траходрома и пары прикроватных тумбочек больше ничего не было. Ситуацию выручал, конечно, широкий выход на веранду, а оттуда — прямо в море, но это романтизма в наши отношения не добавляло. Кто ж знал, что жена была больна и каждые проникновение и мои толчки сопровождались адской болью? Она терпела, хотела мне понравиться, изучала плотское искусство, паслась на порносайтах, закачивала научно-популярную литературу, а всего-то надо было обратиться к женскому врачу.

Я вынес этот факт, переименовав рабочий файл и добавив еще одно помещение, в котором, уверен стопроцентно, мы будем счастливы неоднократно.

А на финал её помятая коробка, в которой я нашел небольшие пачки денег, её записки, словно финансовые поручения потомкам, рисунки, на которых жена изобразила то, что считала модным и своевременным для исполнения, если бы у неё было собственное дело в виде небольшого ателье, и засушенные бутончики цветов, которые я дарил ей, завоевывая безграничное доверие и сильную симпатию. Увы, в нарядах я ни черта не понимаю и вряд ли в этом направлении поумнею, поэтому я обратился за советом и, возможно, оплачиваемой помощью к той, с которой якобы когда-то спал. Последнее — записано исключительно с её слов и не соответствует действительности и её желаниям. Так в моё «секретное общество» нежданно влезла Инга.

И как будто всё?

— Костя… — Ася всхлипывает, пока вращается в просторном помещении. — Это… Как? Когда ты всё успел? Я…

Забыл, конечно! После общения с избранницей Фролова я снова изменил проект, добавив место, в котором мы сейчас находимся.

— Это манекен? Господи, настоящий! Стол закройщика? Господи, здесь даже маркеры, линейки, лекало… Я… — жена, как вышедший на нужную дорожку запыхавшийся от жесткой тренировки стайер, принимает низкий старт и мгновенно разгоняется, не теряя зрительный контакт.

Она ко мне бежит, стремительно пересекая, если честно, небольшую по возможным габаритам площадь, подпрыгнув и мощно оттолкнувшись от деревянного настила, обхватив ногами корпус, повисает на моей громко хрустнувшей шее, прильнув щекой к груди.

— Тебе нравится? — шепчу в маячащий туда-сюда затылок. — Ася, что ты делаешь?

— Я тебя люблю. Люблю, — она выкручивается в попытке ослабить свой собственный захват, вращается волчком и наобум целует, попадая, куда, как говорится, Бог пошлёт. — Люблю тебя! У меня сейчас выскочит сердце. Как? Как ты смог? Это же…

— Я с цветом угадал? Если что…

— Нет-нет, нет-нет.

Так и знал, что все оттенки синего — не женский выбор абсолютно. Решил, что будет элегантно, если цветовая гамма будет оттенять её глубокие глаза, похожие на морские бездны.

— В какой тогда?

— Ты не понял, — немного отстраняется, определенно ёрзает, когда я нахально перемещаю ладони под женские ягодицы и бережно сжимаю натянувшиеся мышцы, — мне всё нравится. И цвет, и яркий свет…

— Аська, уже вечер, это искусственное освещение.

— А окно? — указывает себе за спину. — Оно же в пол. Оно…

— Тебе нравится?

— Очень! — растекается улыбкой. — Это так неожиданно и…

— Идём посмотрим спальню, — предлагаю, губами прикасаясь к ушку.

— Ага, — она пытается сползти.

— Сиди спокойно, женщина. Доставлю с комфортом.

— Ну, хорошо, — слегка откинувшись, прогибает поясницу и выставляет мелкие ладошки мне на плечи. — Неси меня, любимый муж.

— Спать сегодня не будешь, синеглазка, — подмигнув, неспешно поворачиваюсь, настраиваясь на выход из мастерской, в которой она сотворит коллекцию для реализации в магазинах Тереховой. — Как назовешь свой модный дом?

Надеюсь, таким запалом я её не испугаю.

— И не собиралась. Спать не собиралась, — зачем-то уточняет.