— Помогите, пожалуйста, — тихо просит, посматривая исподлобья.

— Я не благотворительная служба!

— Он Ваш сын!

— У меня таких сыновей по всей стране, что семечек в подсолнухе.

— Не верю! — вскидывает гордо подбородок.

— Зря!

— Вы были моим первым и единственным мужчиной, я отдалась Вам.

— На обман, что ли, намекаешь? Типа поматросил и бросил? И что?

— Нет, — мотает сильно головой. — Я так не думаю.

— К тому же, где гарантия, что ты не украла малыша? Если я правильно помню, то у тебя не в себе дома. Ты малохольная?

— Я девять месяцев носила под сердцем Вашего ребенка…

— Заплатить, что ли? — прищуриваюсь злобно.

— Кость, а если по пивку сегодня? У меня тарань припасена, — не затыкается сосед, который от любопытства уже, по-моему, выпрыгивает из своих штанов, а не только из-за невысокого забора.

— Что тебе нужно? — прикрыв глаза, хриплю.

— Я умею всё.

— Как и все.

— Мне нужны деньги. Я думала…

— Они всем нужны. Иди работай.

— Мне не с кем оставить Тиму. У меня месяц назад закрылся больничный лист.

— Государственная программа по уходу за младенцем. Некоторые несознательные специально «залетают», чтобы получить карточку и персональный счет с детскими…

— У него нет свидетельства о рождении.

— В три месяца? — распахиваю глаза.

— Я не успела, — потупив взгляд, трындит.

— Ты ошиблась! Я с идиотками не сплю, — обхожу ее, случайно задевая женское плечо своим.

Девица отшатывается, а из кокона раздается недовольное ворчание. Исключительно из любопытства заглядываю внутрь…

Темный детский глаз бешено вращается и, как маленький прожектор, прочесывает световым лучом окружающее пространство. Непроизвольно растягиваю губы в улыбке и застываю возле девки, которая тупым бессмысленным взглядом смотрит исключительно вперед, поглаживая монотонными движениями спинку выгибающегося и кряхтящего ребенка.

— У меня пропало молоко, — еле двигает губами. — Уже неделю, как там пусто. Грудь болит, а он… Мой сын ест какую-то бурду… Тима голодает! Я буду работать у Вас. Пожалуйста, послушайте…

— … — подмигиваю парню и намеренно не слушаю его дурную мать.

— У Вас большой дом, Вам наверняка нужна прислуга. Вы видный мужчина, я буду стирать и гладить Ваши вещи. Я хорошо готовлю. Все умею. Буду убирать и делать то, что Вы скажете.

— Нет, — резко обрываю.

— Кость, а это кто? — любопытный сосед пристроил рожу на сложенные друг на друга руки. — Добрый вечер, милая незнакомка! А как Вас все-таки зовут? Вы так и не представились, а я ведь несколько раз спрашивал.

— Я Ася, — еле слышно шепчет, не поворачивая головы. — Ася Олеговна Ступина. Я здорова, но у меня… Мастит, наверное? Я прикладывала капустный лист. Немного отпустило, но… Мне все равно, Костя. Это не жалоба. Плевать! Но очень страшно, что нечем кормить его! — скулит, сохраняя мнимое спокойствие.

— Иди в дом! — рычу ей, а неугомонному интересанту в сторону кричу. — Сегодня вряд ли выйдет, Колян. Много дел! — поднимаю руку. — Хорошего вечера, не напивайся. А где, кстати, Майя? Почему ты один?

Девица стоит, как вкопанная, и никуда не двигается. Вероятно, белобрысая оглохла. Жуткий, просто-таки раздражающий белый цвет, который действует на мою сетчатку, как красная тряпка на быка! Крашеная лярва, завлекающая местных мужиков, а после строящая из себя провинциальную дурочку.

— Иди в дом, я сказал! — еще разок довольно глухо.

— Спасибо, — эта Ася парализованно раздвигает губы.

— Укатила к родакам, — орет Николай.

— А сын? — я становлюсь спиной и прикрываю телом тяжело вздыхающую куклу.

— Он к ней привязан, — сосед двигает губами, имитируя сосательные движения, при этом намекая, что его грудной сынок молочной нитью опутан с собственной матерью. — А это кто? — переходит на таинственный тон и кивает в сторону, по ощущениям, никуда не двигающейся девки.

— Старая знакомая!

— Она тебя целый день ждет, — подмигивает мне. — Стран-ная! — по слогам, артикулируя сильно, произносит.

— Есть немного, — таким же образом отвечаю ему. — Пока! — добавляю звука. — Иди домой…

Женщина неуверенно оглядывается в холле, внимательно рассматривает не поменявшуюся с прошлого её посещения этого места обстановку, но к себе на близкое расстояние не подпускает. Она пытается затолкнуть обратно случайно высунувшуюся детскую ручку, которая активно демонстрирует хватательный рефлекс, сжимая-разжимая пальцы.

— Когда он родился? — кивком указываю на ребенка.

— Пятого апреля.

Удивленно поднимаю бровь и куда-то вверх направляю взгляд:

— Документы! — стараясь сохранять хладнокровие, спрашиваю, вообще не повышая голос.

— У меня есть только медицинское свидетельство о рождении и мой паспорт.

Сойдет! Хочу удостовериться, что она не спионерила мальчишку у какой-нибудь блаженной, находящейся под послеродовым шоком, мамочкой.

— На хрена мне твой паспорт? — через зубы, почти не раскрывая рта, сиплю.

Чтобы заглянуть в графу «Семейное положение» и «Место жительства»? По-прежнему считаю, что она:

«Хитра!».

— Там указаны мои данные и данные Тимоши.

— Где?

— В свидетельстве, которое мне выдали при выписке.

Она точно идиотка!

Развернувшись к ней спиной, вполоборота негромко гаркаю:

— Что ты хочешь?

— Мне нужна работа.

— Я пока не увидел документов, — упираюсь ладонями в край комода и запрокидываю назад голову. — Сюда их предоставь, — придавливаю, а после, как буром, ввинчиваюсь подушечкой указательного пальца в деревянную поверхность.

Определенно слышу за своей спиной женскую возню и детское кряхтение.

— Тише, сыночек. Сейчас-сейчас.

— Что там? Юля? Документы, черт тебя возьми! Как долго мне их ждать?

— Вот…

Теперь я вижу внизу, у себя под носом темно-бордовую обложку паспорта и изрядно потрепанный, по всем параметрам альбомный, лист, свернутый в несколько раз, сейчас подмигивающий из разворота документа этой несознательной гражданки:

«Ася Олеговна Ступина, 25 лет… Поступила… Родила… Мальчик… Тимофей… Вес четыре килограмма, рост пятьдесят шесть сантиметров… При выписке здоровы оба… Грудное вскармливание… Лактация налажена…».

«Не может быть!» — откидываю то, что только вот прочел и закрываю ладонями лицо, натираю кожу, добывая статическое электричество, надавливаю на глазные яблоки, вызывая приступ головной боли, а после, наверняка ее пугая, истерически хихикаю.

— Ни хера у тебя не выйдет, Ася Олеговна Ступина.

— Мне ничего не надо! — я просто-таки вижу, как именно сейчас, когда я четко назвал это простое, почти кошачье, ничем таким не примечательное имя, у нее гордо вскидывается голова, а кончик носа цепляет кучевые облака.

— А ничего и не будет! — засовываю руку в брючный карман, из которого вытаскиваю телефон. — Денег хочется?

— Нет.

— Молоко я ему вряд ли дам. Так что…

— Я хочу работать.

— Ищи по объявлениям. Раздел «Вакансии». Интернет-ресурс…

— Я не пользуюсь.

Я помню! Таким явлениям природы чужда набирающая обороты цивилизация. У них нет ни стыда, ни совести, зато манда на месте и полное отсутствие мозговой субстанции в черепной коробке.

— Ты наглая! — ухмыльнувшись, по-прежнему спиной ей говорю.

— Нет.

— Бессовестная, бесстыжая… Думаешь, раз мордой и одним местом вышла, так…

— Вы правы, Костя!

— … — я тут же затыкаюсь и выставляю ухо для лучшей и качественной записи той чуши, которую она сейчас произнесет.

— У меня нет стыда, нет совести, нет мозгов. Чего уж там? Ничего во мне примечательного нет. Но…

— ПОшло, Юля! Было! Наверное, зарядишь про неземное чувство?

— Но у меня есть маленький сынок. И это счастье! Его зовут Тимоша…

— Назвала под стать себе? — нервно дергая губами, цинично, зло язвлю.

— Я подниму его. Чего бы это мне ни стоило?

— Намекаешь на панель? Станешь содержанкой? Пойдешь к местному толстосуму драить днем сортир, а ночью греть ему кровать?