— Да.
— Такое возможно. Картина, как говорится, будет маслом.
А эго так и прёт! Чего меня, спрашивается, так раздуло? Она ведь даже не подошла, не прикоснулась, не погладила, не сдавила и не сжала, не облизнула или пощекотала, а я уже и до финала самостоятельно дошёл. Незримое управление или кое-что другое, чего я пока не вижу, не понимаю, зато всеми фибрами однозначно ощущаю.
— Для этого необходимо сосать член?
У-м? Однако Ася осмелела и стала миленькие пошлости вворачивать.
— В том числе.
— Пожалуй, на сегодня достаточно.
— Не забудь себя ласкать.
— Что? — запрокинув руку, жена сжимает шею и поправляет прилипшие к её плечам отяжелевшие от воды тугие локоны.
— Грудь, например, и…
«Чёрт!» — последнее, что слышу, потому как дальше только чернота, мрак и безвоздушное пространство.
Страховки больше нет! Раскрыл ей все секреты, показал колоду, убрал краплёные и подложил немного козырей, упомянув про собственное наслаждение. Теперь всё зависит только от Мальвины и её желания. Хочу верить, что это добровольно, а я ни на чем непредумышленно не настоял, иначе не прощу себе, что с этим поспешил, вероятно, испугал и заставил сомневаться в только-только приобретенных умениях.
Она опускается на колени и, двигаясь на них, подбирается ко мне поближе. Жена поглаживает мой живот, трогая напряженный пресс; специально не касаясь плоти, рассматривает кожу, подцепляет ногтем тёмную дорожку из волос, затем заводит ладони назад и, сжав несколько раз мой зад, снова возвращается к тому, что взведено и уже готово.
— Это пытка, — рассматривая сквозь ресницы её сосредоточенное лицо, шиплю. — Очень изощрённо, как для новобранца! Решила доконать? — запрокинув голову, выдыхаю в потолок и стукаюсь затылком о влажный кафель.
— Тебе приятно?
Издевается? Жестоко и отвратно. В подробностях пересказать, какой я каждый раз ловлю приход, когда остаюсь в опасной близости со своей женой? Есть в этой недотроге нечто, что заставляет играть пожёстче, подумывая о бурной страсти, с которой я хотел бы брать её. В чём дело? Что здесь не так и что такого? Возможно, голубые глаза? Или густая белоснежная копна? Вероятно, женственная фигура? Но в большей степени она сама?
Жарко, влажно и опасно. Жена обхватывает член одной рукой, проводит по стволу, несмело подаётся на меня вперёд, при этом сильно выгибает поясницу и отставляет ягодицы, покоящиеся на мягких пятках. Идеальный вид, прекрасная картина, от созерцания которой я себя теряю, размазываю мысли, стираю к чёрту все барьеры, шиплю, закусывая нижнюю губу.
— Да, малышка.
Ася несмело прикасается к головке, будто пробует, выставляя язычок. Щекотно и приятно, а я, похоже, улетаю. Она облизывает плоть, наворачивая круг за кругом, ласкает языком венец, уздечку, ободок. Я слышу странный звук. Что-то грубое поёт?
Моя грудная клетка раздается, а мышцы на животе непрерывно сокращаются, подавая кровоток, я напрягаюсь и дышу, как загнанный сайгак, неоднократно пропуская удары метущегося в клетке сердца. Она сосёт, при этом издает тот самый пошлый звук, который, вероятно, слышала, когда смотрела взрослое кино, в котором натуральное, искреннее, близкое, красивое и нежное, изображено в ужасной форме. Это извращение: чья-то богатая на подобные события нездоровая фантазия находит долгожданный выход в цепочке бешено сменяющихся кинокадров, а в настоящей жизни всё не то.
Огромные глаза внимательно следят за мной. Я, как в тумане, но вижу всё. Всё, что происходит там внизу.
— Ты умница, — шепчу, запуская пятерню ей в волосы, сжимаю и направляю Асю, помогаю, насаживаюсь и торможу её поспешные движения, вынуждая подстраиваться под любимый мною ритм.
Она послушно выполняет, замедляется, причмокивая, выпускает член, а после облизнув головку, снова забирает.
— Вот так! — растекаюсь, опираясь на скользкую стену, и подаюсь вперед, царапая головкой нёбо, а затем щеку.
Она пытается улыбнуться. Слегка растягивает рот и проталкивается немного глубже, а я, вздернув губы, обнажаю крепко сцепленные зубы. Шиплю и щелкаю языком. Можно ли это считать тем стоном, о котором мы спорили с женой в машине? Вряд ли. Скорее, это поощрение для той, которая стоит на коленях передо мной и орально ублажает.
Ася двигает губами, помогая себе рукой, сильно увлажняя ствол, давится собственной слюной, но меня не выпускает. Хочу верить, что мой внешний вид её нисколько не пугает, а скорее, как красная тряпка для быка, является вполне отчетливым сигналом о том, что я просто наслаждаюсь тем, что она тут вытворяет. Жена одной рукой сжимает свою грудь, оглаживая бешено двигающиеся рёбра, опускается на живот и направляется еще немного ниже. Она себя ласкает? Расставив ноги, ритмично двигает рукой, потирая половые губы. Нет уж! Кончит только со мной.
Оттолкнувшись от стены, двумя руками обнимаю влажное лицо и двигаюсь, имея Асю в рот. Она не закрывает глаз и не отводит взгляда. От такого вида в моей башке происходит взрыв, а я теряю контроль, передавая управление Цыплёнку, который трахает меня, вынуждая ныть, скулить, мычать.
— Черт! — шиплю на последних толчках, а прежде, чем излиться, предупреждаю и прошу. — Сейчас кончу. Можно?
Жена утвердительно кивает и, моргнув глазами, свое согласие еще раз подтверждает.
Мужики не стонут! Это полная херня, должен вам сказать. Определенно слышу грубый голос, который о чём-то непонятном просит женщину, облизывающую губы и убирающую пальцами остатки семени, которого оказалось, как на грех, слишком много.
— Ты как? — пытаюсь сфокусироваться на том, что вижу. — Иди ко мне, — подхватив ее под мышками, аккуратно поднимаю и сразу прижимаю к себе. — Всё хорошо, — еложу мордой по её щеке, виску и шее. — Ты великолепна, Цыпа.
— Тебе понравилось? — бешено троит и тихо всхлипывает.
— А тебе? — сильно напрягаюсь, контролируя с большим трудом нижние конечности. — Блядь, Аська, я сейчас инфаркт поймаю. Ты что творишь? Это же…
— Поцелуй меня.
Мог бы и сам догадаться. Мгновенно запечатываю женский рот горячим поцелуем…
«Она сосала — я смотрел» — на повторе музыка играет, не затыкаясь уже, наверное, битый час. Её голова покоится на моём плечо, а сама прима секса, перекинув ногу, лежит на мне, выпуская пузыри в основание шеи.
Этот отпуск будет нашим лучшим временем с момента свадьбы. Дело не в плотских играх и недавно случившемся минете. Скорее, в том, что с Асей чересчур спокойно и очень хорошо, а выражение, что «в болезни родные стены помогают», начинает играть несколько иными красками.
Я не сказал ей про последствия, не сказал про возможности и чертовы проценты. Соврал? Нет, просто не посчитал пока возможным посвятить жену в подробности. Какая, в действительности, разница, каков наш детородный статус, если у нас есть сын и мы как будто счастливы?
— Костя? — уже проснулась?
— Угу.
— Я хочу спросить, — начинает рисовать пальцем на моей груди, задевая тонкий волос. — Щекотно? — подняв голову, смотрит мне в лицо.
— У-у, — поджимаю подбородок, чтобы лучше её видеть.
— Один вопрос! — выставляет мне под нос направленный в потолок тонкий указательный пальчик.
Сказать ей, что после нашей тесной встречи в душевой, ключевая ставка по насущным проблемам значительно повысилась. И я с легкостью вытяну, возможно, две, а то и три задачи.
— Я смогу еще забеременеть? — заглядывает мне в глаза. — Не обманывай, пожалуйста, — сразу добавляет. — Лучше правда. Я всё переживу.
— Перестань, — аккуратно смахиваю едва-едва наметившуюся жирную слезу. — Кто о таком может знать? — но всё же прямо не отвечаю. — Скажу «да» — обнадежу. Скажу «нет» — обижу, оскорблю.
— Ты хочешь ещё детей?
Чёрт его знает! Когда-то, в прошлой жизни, я просил Юлу родить мне дочь. Старался, как можно лучше обустроить наш хлипкий, как оказалось, быт, добиться единодушия и согласия с женщиной, для которой был никем. Никто — это тот же лучший друг. Фролов, наверное, посмеялся бы над такой теорией. Ну что ж, это моё мнение и я не собираюсь его менять или доказывать. Оно просто есть. Кому-то с его существованием необходимо смириться и не заострять на том внимание.
