Более того, я никогда не видел ее естественного выражения лица, без наигранности или лукавства. Мне хотелось убрать все волосы и изучить ее, каждый сантиметр ее тела, внутри и снаружи. Я хотел выведать все ее секреты. Я хотел знать, что заставляло ее нервничать, смеяться, бояться.
В этом не было никакого смысла. Я уже знал все, что мне было нужно. Она была охотницей за деньгами. Самое предсказуемое существо в мире. Меня не должно было интересовать ничего, что касалось ее. Но я совру, если скажу, что она абсолютно меня не инттересовала. Да, я был очарован и испытывал отвращение. Такое сильное отвращение, что, даже когда она выглядела такой невинной, я хотел наброситься на нее.
Я хотел причинить ей боль. Я хотел трахнуть ее до одури. Я знал, что сделаю и то, и другое.
Я медленно стянул с нее одеяло, проводя рукой по ее спине. Она пошевелилась, но не проснулась. Ее шелковистая кожа изогнулась под моей ладонью, когда я скользнул по ней, как кошка, ищущая более плотного контакта. Моя маленькая нелюбимая жена.
Когда одеяло было отброшено в сторону, я снова провел рукой по ее спине. Она удовлетворенно вздохнула во сне.
Когда моя ладонь обхватила ее попку, она почти застонала. Я потрогал пальцами ее вагину. Ее ноги раздвинулись, впуская меня внутрь. Она была мягкой и готовой. Теплой и влажной.
Я мог бы по пальцам пересчитать, сколько раз мне удалось заняться с ней сексом, но даже это было уже слишком. Я зашел очень далеко.
Я слишком хорошо ее натренировал. Она загорелась, когда я прикоснулся к ней сейчас. Она была моим творением. Я создал ее.
Мне это нравилось, и я чертовски злился на нее за это.
Я использовал два пальца, чтобы ублажить ее. Я наблюдал за ее лицом, пока делал это. Наблюдал, как она переходит от дремоты к пробуждению, к чудесному оргазму.
Наблюдение за ней вызывало привыкание.
Наши глаза встретились. Я облизнул свои пальцы, задаваясь вопросом, как долго я смогу сдерживаться. Мне хотелось засунуть свой член в нее, и я сделал это.
Вдруг наша дверь открылась.
Перед этим не было никакого стука. Вообще никакого предупреждения.
Маленькая женщина средних лет с напряженным выражением лица вошла прямо в комнату, как будто она делала так всегда.
Я уставился на нее. Она выглядела смутно знакомой. Я был в таком шоке от этого вторжения, что сначала никак не отреагировал. Я просто смотрел на нее.
Сбитая с толку женщина пристально посмотрела на мою жену.
— Сегодня у тебя куча дел, Кира, — сказала она с резким презрением. — Ты уже опаздываешь. Вылезай из постели, ленивая задница. Сегодня день взвешивания.
Мой ошеломленный взгляд метнулся к жене. Как она отреагирует на эту странную женщину? К моему огорчению, она никак не отреагировала. Она молча встала и повиновалась этой мегере.
Я отвлекся от своих мыслей, наблюдая, как ее голая задница перемещается с кровати в ванную. Ужасная женщина пошла за ней. Когда они скрылись из виду, я покачал головой. Какого хрена?
Я встал, обернул простыню вокруг талии и пошел за ними.
Моя жена стояла голая на весах. Женщина пристально смотрела на них сверху вниз.
— Прибавила девятьсот граммов? — холодно спросила она. — Видимо, это была тяжелая ночь. Надеюсь, это того стоило. Похоже, ты сегодня без завтрака. И никакого молока в кофе.
Мой взгляд метнулся к моей жене. Ее лицо было совершенно невозмутимым. И по какой-то непостижимой причине она не произнесла ни слова протеста.
Почему она не поставила эту мегеру на место?
— Что за херню ты несешь? — Я набросился на незнакомку. — Кем ты себя возомнила, что так с ней разговариваешь?
— Извините меня, Максим Павлович, — обратилась она ко мне совершенно другим тоном. — Я — Агата. Ее наставница. Просто делаю свою работу.
— Ну тебе придется поменять подход.
— В смысле?
Я даже не знал, с чего начать.
— Пошла. Вон. Отсюда. И не смей сюда входить без стука!
Она достаточно быстро и без возражений выполнила мой приказ.
Я надел свою одежду и, пройдясь по квартире, собрал весь персонал моей жены. Как ни странно, среди них была девочка-подросток. Она холодно изучала меня, как будто я был единственным, кому не место в квартире моей жены.
Я проигнорировал ее, сосредоточившись на команде Киры и оценивая каждого из них.
1) Агата, офигевшая мегера-наставница.
2) Евгений, слишком дружелюбный, чересчур тепло относящийся к моей жене.
3) Иван, тихий водитель.
Я начал излагать несколько основных правил, которые, по моему мнению, должны были быть чертовски очевидны.
— Не входить в нашу спальню без стука. Никогда. Вообще все держитесь подальше от нашей спальни, вашу ж мать.
Это относилось ко всем.
— Не повышай голос на мою жену. Не смей даже заговаривать с ней неуважительно. Даже не смотри на нее так, поняла? Кира здесь главная, а не ты. — Я свирепо смотрел на Агату на протяжении всей моей тирады. Она целиком и полностью была адресована ей. — Если я услышу еще раз, что ты говоришь ей, что можно есть, а что нельзя, — мне пришлось взять себя в руки, прежде чем продолжить, — ты дорого за это заплатишь!
Разговорчивой Агате нечего было на это сказать.
— Вам все предельно ясно, черт вас дери? — спросил я, установив зрительный контакт с каждым из них. Почему эта девочка-подросток ухмыляется? Я снова проигнорировал ее.
Агата сверлила меня взглядом.
— Да, все ясно, — уверенно ответила она.
— Предельно ясно, — протянул Евгений. Он явно с трудом сдерживал ухмылку.
— Конечно, — весело согласился Иван.
Я оставил их, не сказав больше ни слова, и вернулся в спальню моей жены.
Глава 20
Максим
Кира как раз вышла из душа, вытираясь полотенцем. Такая чистая. Ненадолго. Какое-то время я наблюдал за ней, удивляясь, почему она была такой спокойной.
Наконец у меня вырвалось:
— Почему ты позволила ей так с собой обращаться?
Она пожала плечами. Это привлекло мой взгляд к ее едва прикрытым аппетитным сиськам.
— А какой смысл с ней связываться? Он всегда себя так ведет. И я была слишком уставшей, чтобы бороться с ней сегодня. Кроме того, я должна ее слушаться. Это часть договора.
— Да к черту договор, — сказал я. — Никто не имеет права указывать тебе, что делать. По крайней мере, уж точно не она.
При этих словах она приподняла свои идеальные брови. Дерзкая, красивая маленькая девчонка.
— Я говорю серьезно, — подчеркнул я. — Ты — Ольховская. Не подчиняйся ей. Не подчиняйся никому.
— Кроме тебя.
Я сверкнул глазами. Возможно, в ее словах был какой-то смысл, но, насколько я понимал, это не имело отношения к разговору.
— Ты не обязана подчиняться ей. Мы вычеркнем этот пункт из соглашения, хорошо?
Она не улыбнулась мне, но ее лицо заметно смягчилось, превратившись во что-то настолько теплое, что я едва мог смотреть на нее.
— Знаешь, нам не обязательно быть врагами, — сказала она. — Нет никаких причин, по которым мы не можем быть хотя бы вежливыми друг с другом. Перемирие?
Предложение мира. Это было бы даже мило, если бы я не презирал эту женщину, но по какому-то странному стечению обстоятельств, против моей воли, в моей груди нарастала потребность в ней.
Нет. Нет. Нет. Нет. Я не собирался расставаться с этой обидой. Я бы держался за нее всю оставшуюся жизнь, если бы не смог найти способ избавиться от своей женушки раньше.
Вместо ответа я придвинулся ближе. Я схватил ее за подбородок и вгляделся в ее лицо.
— Я не привык видеть тебя без макияжа, — сказал я ей. — Мне это не нравится. (Ложь. Без макияжа она была еще красивее. Это сводило меня с ума.) Ты выглядишь слишком молодо, — добавил я. (Правда.)
Она подняла на меня свои голубые глаза, искушая меня запечатлеть на ее губах поцелуй. Я сопротивлялся.
— Это «нет»? — Ее голос звучал почти печально.