— Конечно, — любезно сказала я мужу, вставая.

На нетвердых ногах я последовала за Агатой в спальню.

На большой кровати лежало нижнее белье. Оно было сделано из тонкого белого кружева, которое, похоже, не могло прикрыть ничего существенного.

Идеальный наряд для первой брачной ночи для купленной девственницы.

— Надень это, — резко приказала Агата. — Не заставляй его ждать.

Я повернулась к ней лицом. Она была миниатюрной, худощавой женщиной с вьющимися русыми волосами, которые она постоянно зачесывала назад в строгий пучок. Черты ее лица были резкими, кожа — бледной. Глаза были большие, темные и злые.

— Хорошо. Ты можешь идти, — мягко сказала я ей. — Я дальше справлюсь сама.

Она наградила меня испепеляющим взглядом.

— Ты думаешь, брак что-то изменил? Ты думаешь, когда он трахнет тебя, у тебя будет больше власти? Ты его совсем не знаешь. Ты ему наскучишь за одну ночь. Ты симпатичное ничтожество, о котором он забудет, как только ты скроешься из его поля зрения. Ты для него — собственность, вещь, трофей. Ты в этой семье всегда будешь таким же обслуживающим персоналом, как и я. На самом деле ты скорее расходный материал. Я выше тебя по званию. Никогда не забывай об этом.

Я знала, что она не ошибалась. Я прекрасно это понимала, однако это совсем не значит, что этой женщине было позволено так со мной разговаривать. Я поклялась завоевать расположение своего мужа, чтобы добиться ее увольнения.

— Ты хочешь читать мне нотации или хочешь, чтобы я приготовилась к встрече с мужем? Я не буду переодеваться, пока ты не уйдешь.

Это был долгий день, и я была не в настроении выслушивать ее гневные тирады.

Она бросила на меня последний убийственный взгляд и ушла.

Я знала, что позже расплачусь за эту дерзость. Агата умела сводить счеты с обидчиками.

Кира

Мне неоднократно говорили, что мой новый муж хорош в постели. Во время моего обучения это повторялось так часто и с таким благоговением и пиететом, что я ни в коем случае не сомневалась в нем.

Однако, даже несмотря на всю эту уверенность, я слишком нервничала из-за того, что наша первая брачная ночь может пойти не по плану.

Максим вошел в темную комнату и, не говоря ни слова, начал раздеваться. В руке он держал стакан.

Я надела красивое нижнее белье, которое было приготовлено для меня, и забралась в постель, под одеяло, надеясь, что он не включит свет. Мне хотелось скрыть от него беспокойное выражение моего лица.

Мое желание исполнилось лишь наполовину. Он включил свет в ванной комнате, а не в самой спальне. Все равно это было слишком. Я могла разглядеть его лицо в тусклом свете, а это означало, что он мог видеть и мое.

Однако нужно отдать должное его милосердию. Он едва удостоил меня взглядом.

Он разделся быстрыми, сердитыми движениями. Я устремила взгляд на балдахин над кроватью. Он откинул одеяло и надолго замолчал, не произнося ни слова. Я чувствовала его взгляд на своем теле.

Я дрожала и знала, что он должен был это увидеть. Мои пальцы и губы всегда дрожали, когда я волновалась. Я закусила губу и сжала кулаки.

— Мы обязаны сделать это, — холодно сказал он.

— Думаю, да, — ответила я, вложив в слова все спокойствие, на какое была способна. — Они, вероятно, узнают, если мы этого не сделаем.

Я украдкой взглянула на его лицо. Его окруженные густыми ресницами грозовые глаза враждебно сверкнули.

— Конечно, узнают, — протянул он. — Они тебе не сказали? Они планируют проверить простыни утром, и, если этого будет недостаточно, они пришлют врача, чтобы убедиться, что я как следует тебя трахнул.

Я этого не знала. Они осмотрели меня заранее, чтобы убедиться, что платят миллионы не напрасно, но я не знала о последующем осмотре.

— Мне никогда раньше не приходилось трахаться по команде, — добавил он с горечью.

— Мне тоже, — ответила я.

— Об этом я уже и сам догадался. Я слышал, мой отец выложил кучу бабок за невесту-девственницу.

Я с трудом сглотнула, мое лицо покраснело. Это было еще более унизительно, чем я себе представляла.

Такая его антипатия была неожиданной. Мой голос был размеренным и спокойным, когда я ответила:

— Да, так и есть.

— Что ж, давай посмотрим, стоишь ли ты этих денег, — сказал он, и в его голосе появилось что-то неестественное, нанастоящее.

Я старалась дышать ровно и размеренно, но несколько рваных вздохов все-таки вырвалось наружу.

— Раздвинь ноги, — хрипло приказал он.

Довольно неловко, но я сделала это. Он выругался. Мои губы задрожали. Я сильнее впилась ногтями в ладони. То нижнее белье, которое мне приказали надеть, представляло собой замысловатое белое кружевное боди, у которого просто отсутствовала ткань в области промежности. Ему даже не пришлось бы раздевать меня, чтобы скрепить наш союз. Наверное, это было ужасно удобно.

— Да ладно, они даже это предусмотрели?

Его вопрос был, естественно, риторическим.

Со мной работала команда, которая превратила меня в идеальную фальшивую жену. И да, они все предусмотрели.

— Как видишь, — согласилась я.

Не говоря больше ни слова, он забрался на меня сверху, упершись локтями по обе стороны от меня, его бедра скользнули между моими бедрами.

Мои глаза остановились на его горле, когда он противопоставил свою твердость моей мягкости.

— Ты абсолютно уверена, что это то, чего ты хочешь? — спросил он резко. — Еще не поздно пойти на попятную. Ты все еще можешь уйти без единой царапины.

Я кивнула.

— Я хочу услышать, как ты это скажешь, — процедил он сквозь зубы, его горячее дыхание коснулось моего лица. — Скажи мне, что ты абсолютно уверена, что это именно то, чего ты хочешь.

— Я абсолютно уверена, что это именно то, чего я хочу, — ответила я, четко выговаривая каждый слог. Я гордилась тем, что мой голос почти не дрожал.

Я была такой сухой и напряженной, что ему пришлось плюнуть на руку и растереть слюну об меня. Он выглядел таким сердитым и надутым, когда делал это, что я закрыла глаза и больше не открывала их. Я до крови прикусила губу, когда он вошел в меня. Это было гораздо больнее, чем я себе представляла, — какая-то острая, необузданная боль пронзила все мое тело.

Он достиг барьера внутри меня, ударившись о него. Он не остановился, вовсе нет, наоборот: он с силой уперся в барьер, за который так дорого заплатил. Грубо выругавшись, он прорвался прямо сквозь него. Боль была резкой и внезапной, словно подлый укол глубоко внутри. Это было слишком тяжело вынести. Слишком твердый, слишком большой, слишком глубоко. Я была напряжена до предела. Я крепко зажмурила глаза, прикусив губу и пытаясь справиться со своим дискомфортом.

— Мать твою, — процедил он сквозь зубы. — Я не продержусь и минуты.

Затем он начал набирать темп, входя в меня с безжалостной точностью.

По крайней мере, он был прав. Он не продержался и минуты. Он выругался, когда кончил. Я открыла глаза, и наши испуганные, тревожные взгляды встретились.

Тогда я пожалела, что не смогла узнать его чуть лучше до свадьбы. Не то чтобы какая-то физическая боль заставила меня пожалеть обо всем этом, но мне просто хотелось, чтобы мы не были друг для друга настолько чужими людьми. Если бы мы хоть немного познакомились, возможно, я бы чувствовала себя более комфортно и попросила его — нет, не остановиться, конечно, — но, возможно, хотя бы притормозить.

Было унизительно даже думать об этом, но я надеялась, что сначала он каким-то образом соблазнит меня. Я ненавидела себя за то, что смотрела на это так эмоционально, но я никак не могла отогнать эту мысль.

Однако даже на пике дискомфорта мне и в голову не приходило просить о чем-то подобном. Это дополнительное унижение было бы для меня гораздо хуже, чем боль. Боль приходила и уходила. Стыд оставался надолго.

К моему огромному счастью, все произошло молниеносно. Примерно через тридцать секунд (я сосчитала) после того, как он вошел в меня и начал двигаться плотными, сильными толчками, он кончил, тяжело вдыхая и выдыхая, его дыхание достигало моего уха энергичными вздохами, которые быстро перешли в грубые ругательства.