Я почувствовал, как у меня раздуваются ноздри, а виски начинают пульсировать.

Я не хотел, чтобы она уезжала. Когда это случилось? Наши жизни совершенно не зависят друг от друга.

Но я чувствовал то, что чувствовал. Ревнивый зуд под кожей. Пустая боль в животе. Мое состояние ухудшалось с каждой минутой.

— Где ты будешь жить в Париже? — спросил я.

— В квартире твоих родителей, — ответила она, наблюдая за мной. — Твой отец настоял, — добавила она.

Это уже что-то. Она не смогла бы чихнуть без того, чтобы кто-нибудь не доложил мне, что случилось. Хорошо.

Мы заказали еду, и нас снова окутала тишина. Я был полон решимости позволить ей заговорить первой.

Я пил и смотрел на ее лицо. Ее ресницы были такими густыми и длинными, что я пытался понять, искусственные они или настоящие. Обычно это было заметно, но с ней это было невозможно сказать наверняка.

— Если тебе был так нужен мой номер телефона, почему ты воспользовалась им?

Она отпила воды, собралась с духом и пристально посмотрела на меня.

— Ты хотел, чтобы я написала тебе?

— Зачем тебе понадобился мой номер? — возразил я вместо ответа.

Ее идеально ровные зубки прикусили пухлую нижнюю губу, она задумалась.

Я наклонился вперед, и рука, в которой не было бокала, снова схватила ее за колено. Я хотел, чтобы ее губы были ближе. Я хотел, чтобы она была ближе. Я поставил свой напиток и схватил ее за другое колено, притягивая ее к себе; мои руки скользнули выше по ее бедрам.

— Я хотела, чтобы он был у меня на всякий случай, — сказала она, затаив дыхание. Мои большие пальцы массировали самое мягкое место высоко на внутренней стороне ее бедер. — Я не про чрезвычайные ситуации, конечно. Я хочу иметь возможность позвонить тебе, если у меня будет такая необходимость. Я просто больше не хочу общаться через Агату. — Я скользнул одной рукой выше, в штанину ее маленького комбинезона. Мои пальцы дразнили кружево ее трусиков.

Она вцепилась в край стола, ее лицо вспыхнуло.

Принесли нашу еду, и мне пришлось убрать от нее руки и сесть прямо. Некоторое время я больше не смотрел на нее, сосредоточившись на еде и желая, чтобы мой неистовый стояк утихомирился. Наконец, когда я немного взял себя в руки, я проглотил свой кусок курицы и заговорил.

— Ты может писать мне, когда захочешь.

Она закончила жевать крошечный, грустный-прегрустный кусочек своей зелени, прежде чем ответить.

— Ты хочешь, чтобы я тебе написала?

Мне было не по себе от этой темы, но не настолько, чтобы молчать об этом.

— Да.

Некоторое время она просто смотрела на меня, забыв о еде. Я пристально смотрел в ответ.

Наконец она наклонилась вперед, приложив тыльную сторону ладони к моему лбу и нахмурив брови. Это заставило меня улыбнуться.

— Что ты делаешь? — спросил я ее.

— Проверяю, нет ли температуры.

— Думаешь, я заболел?

— Я просто пытаюсь найти разумное объяснение твоей внезапной доброте.

Я заметно поморщился, хотя ее реакция была вполне понятна. У меня не было оправдания тому, как я обращался с ней, и никакого объяснения, почему я так внезапно изменил свое отношение.

Вместо этого я отшутился.

— Ты умная для восемнадцатилетней девчонки, — поддразнил я ее. Во всяком случае, попытался.

— Девятнадцатилетней, — парировала она и вернулась к еде.

Я уставился на нее. Что это значило?

— Девятнадцатилетней?

Она не торопилась с ответом. Я нетерпеливо сжал зубы.

— Да. Я «такая умная для девятнадцатилетней девчонки», — наконец сказала она.

— Что? Когда тебе исполнилось девятнадцать?

— Около двадцати часов назад.

— У тебя сегодня день рождения? — Мой открытый рот отвис до пола. — Почему ты не сказала? — медленно спросил я ее.

— Я и не собиралась. Тебя это разве волнует?

Почему это привело меня в ярость? Я даже сам себя не мог понять.

Я был зол; но на кого? Я был готов разразиться гневной тирадой, но кого я мог винить, кроме себя?

Мне хотелось кричать. Я хотел выплеснуть всю свою ярость. Вместо этого я ответил ей со всей возможной вежливостью.

— Это волнует меня, потому что ты — моя жена.

Ее губы искривились в несчастной улыбке.

— Правда, Максим. Тебе нет необходимости притворяться, когда мы вдвоем. Я не хочу, чтобы ты что-то делал для меня из чувства долга. Я знаю, что твой отец заставил тебя пригласить меня сегодня на ужин, так что это все ради него, но тебе не нужно из кожи вон лезть ради меня. Если он спросит меня, я скажу ему, что ты сделал все, что должен был. Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности.

Каждое слово было колючкой, которая вонзалась мне под кожу.

Я заслужил каждую из них.

Хуже всего было то, что она оставалась спокойной, когда говорила это. Она даже не обиделась на меня. Она просто смирилась. Это задело еще больше.

Некоторое время мы сидели в неловком, напряженном молчании, когда кое-что привлекло мое внимание. Через два столика от нас сидела пара.

Это была Кристина. Она сидела на стуле лицом ко мне, а ее муж сидел напротив, ко мне спиной. Я знал, что все это не было совпадением.

Я наклонил свой бокал в ее сторону, холодно глядя на нее.

Она откинула голову назад, улыбаясь, как кошка. Она наслаждалась собой, наслаждалась всем этим. Ей нравились такие игры. Я задавался вопросом, находил ли я когда-нибудь это привлекательным или просто был настолько слеп, что даже не замечал ее коварства.

Я взглянул на жену. Она возила по тарелке печальную зелень и ничего не замечала. Боже, она была прекрасна. Было трудно отвести взгляд и не пялиться на нее постоянно.

Должно быть, мои мысли были написаны на лице, потому что в следующий раз, когда Кристина поймала мой взгляд, в ней было что-то такое, что заставило меня почуять неладное.

Конечно, она ревновала к моей жене. Она была такой всегда. Страшная собственница. Хотя собственности у нее уже не было.

Зная ее характер, я понял, что она сделает все, чтобы вернуть меня под свой каблук.

В конце концов Кира поймала мой блуждающий взгляд и повернулась, чтобы проследить за ним. Ее лицо утратило всякое выражение, когда она заметила мою бывшую невесту.

— Она ждет, пока мы закончим, чтобы вы могли поехать к тебе? — холодно спросила Кира.

Я почувствовал, что краснею, хотя не имел никакого отношения к присутствию здесь Кристины. Как раз наоборот. Я хотел сбежать в тот момент, когда увидел ее.

— Нет, — сказал я.

— Тогда почему она здесь? — спросила моя жена.

— Я понятия не имею.

— Я тебе не верю, — вызывающе сказала она.

Я уставился на нее.

— Что, прости?

— Так вот почему ты сегодня такой милый? Чтобы заставить ее ревновать?

— Ее тогда здесь даже не было. Они пришли только что. И поверь мне, последнее, что мне нужно — это ее ревность.

— Лжец.

— Что, прости?

Она решительно положила салфетку на тарелку.

— Я ухожу. Мы оба выполнили свои обязательства. Наши надсмотрщики скажут твоему отцу, что свидание состоялось. Спокойной ночи, Максим.

И с этими словами она ушла.

Я был настолько застигнут врасплох, что просто смотрел ей вслед. Наблюдал, как она пробирается сквозь толпу и выходит за дверь.

Я попросил счет, оплатил его и вызвал свою машину, все время повторяя себе, что просто поеду домой.

Только когда я услышал, как следующие слова слетели с моих губ, я понял, что все безнадежно.

— К моей жене, — сказал я своему водителю.

Максим

Я был уже у ее двери, когда понял, что у меня даже нет ключа.

Мне пришлось позвонить в дверь, и это разозлило меня.

Дверь открыл Евгений, и это разозлило меня еще больше.

Он встал в дверном проеме во весь свой огромный рост, не впуская меня, и приподнял одну кустистую рыжую бровь.

— Вам что-нибудь нужно?

Мне пришлось заставить себя перестать скрежетать зубами, прежде чем я ответил.