— Мы понимаем, почему тебе нужно это сделать, — сказала мне его мать. Она плакала. Это разбивало мне сердце. — Мы тебя не виним. Но, пожалуйста, никогда не стесняйся просить нас о чем-либо. Мы видим в тебе нашу дочь, независимо от того, замужем ты за нашим сыном или нет.

— Мы по-прежнему считаем тебя семьей, — грубовато сказал мне его отец. — Это не изменится. Твоя охрана останется с тобой. Ты слишком известна, чтобы даже думать о том, чтобы обойтись без телохранителя, после всего, что произошло... Это необходимая мера предосторожности.

Возможно, мне стоило протестовать против этой меры, но я этого не сделала. Я нуждалась в своей команде, как физически, так и морально.

— И ты можешь сказать «нет», конечно, это твой выбор, — сказала Диана Андреевна, — но мы хотели бы продолжить нашу еженедельную традицию ужинать по воскресеньям. С Максом мы будем встречаться в другой день, чтобы избежать каких-либо неудобств для вас обоих.

— И с нашей страны не будет никаких претензий из-за разорванного контракта, не переживай, — заверил меня его отец.

Я не знала, что это значит, но просто кивнула. Я была той, кто разорвал контракт, и даже если все происходящее было несправедливо, я знала, что не имею права спорить с ними ни по одному из этих вопросов.

— Кроме прочего, ты оставляешь за собой квартиру. — Твердый голос Павла Олеговича не терпел возражений. — Этот вопрос не подлежит обсуждению. Ты все еще Ольховская.

Я почувствовала, как мои глаза наполняются слезами.

Предполагалось, что развод причинит сильную боль, и я приготовилась к ней, но никакая подготовка не помогла. На меня обрушились удары, которых я не ожидала. Это были медленно гноящиеся раны. Те, которым не позволили нормально зажить.

Я прекрасно понимала, что развод с тем, кто на самом деле никогда не хотел быть моим мужем, но и не желал отпускать меня, пройдет нелегко. Сначала Макс просто отказывался что-либо подписывать, утверждая, что он не давал согласия на развод. В итоге все свелось к нескольким странным условиям с его стороны. Они были настолько неожиданными и откровенно жестокими, что сначала я просто отмахнулась от них.

В конце концов, элементарно желая, чтобы все закончилось, я согласилась на два из них, просто чтобы заставить его подписать бумаги.

Одним из условий была часовая встреча с ним каждую неделю. Место и время были полностью на мое усмотрение. Ему было все равно, встретимся ли мы утром за завтраком, в обед или вечером. Он просто хотел, чтобы каждую неделю в течение целого года после развода я уделяла ему час своего времени.

Это была ерунда, достаточно маленькая, чтобы казаться почти рациональной, и достаточно большая, чтобы опустошить меня. Это было столь же несправедливо, сколь и неожиданно, и мой избалованный, самовлюбленный муж-дурак не хотел отказываться от этого. Только богатый человек мог выдвинуть такое возмутительное условие.

Второе — я должна была еще раз поговорить с ним до того, как он согласится на развод. Он хотел еще раз все выяснить лицом к лицу. Это было жестоко, но я была полна решимости пережить это с достоинством.

Мы встретились у него дома. К этому моменту я не видела его уже несколько месяцев.

Если бы могла, я бы наотрез отказалась находиться с ним в одной комнате, потому что знала, чем все закончится. Прогнозы были удручающими.

То, что было между нами, то, что проявлялось в мимолетных прикосновениях, удовольствии, вызывающих привыкание ощущениях, подняло свою уродливую голову, и это было хуже, чем даже бесконечные повторы этого в моей острой, как бритва, памяти.

Одна часть меня хотела этого. Хотела, чтобы время повернулось вспять и остановилось на том моменте, когда он нависает надо мной, его прерывистое дыхание касается моего лица, его плоть скользит по моей плоти. Хотела слышать его грубый голос, зовущий меня по имени.

Другая часть меня хотела, чтобы это исчезло. Хотела, чтобы это навсегда стерлось из моей памяти, как будто между нами никогда ничего не было. Хотела, чтобы мы с ним никогда не дышали одним воздухом.

Он был одет безукоризненно, ни один волосок не выбивался из прически. Я тоже была разодета. Кажется, расставание пошло нам на пользу.

— Спасибо тебе за все... — начала я, неотрывно глядя в его невыносимо красивое лицо. Я репетировала эти слова.

— Не благодари меня, — перебил он ужасным голосом. Он схватил меня за плечи своими большими руками. Его хватка была жесткой. В его глазах было отчаяние.

— Не благодари меня, черт возьми. — Его трясло, когда он говорил это, трясло так сильно, что он встряхнул и меня вместе с собой.

Я отшатнулась от него, отступая назад.

— Спасибо тебе за предоставленные возможности, — решительно продолжила я. — И за уроки.

Последние слова оказалось очень трудно произнести, как будто их вытягивали из меня тисками.

— Прекрати, — сказал он.

— Хорошо. Тогда дай согласие на развод, и я навсегда исчезну из твоей жизни.

— Не делай этого, — взмолился он. — И не говори этого. Ничего из этого. Возьми свои слова обратно. И не благодари меня. — Он умолял, его голос был чуть громче шепота. — Не оставляй меня.

Я уставилась на него.

— Это все из-за денег? Твой отец не станет финансировать твой бизнес, если мы разведемся?

Это было мелочно, но я должна была знать.

Он сверкнул глазами.

— Мой отец уже вывел свой первоначальный капитал. Он сделал это, как только ты подала на развод. Это не имеет значения. Я уже нашел других спонсоров. К черту деньги моего отца. Деньги не имеют к этому никакого отношения. Это касается нас. Я не хочу развода.

Даже после этих слов я все еще была полна решимости порвать все связывающие нас нити. За считаные месяцы он разбил мне сердце слишком сильно, чтобы я могла снова рисковать.

— Все, что ни делается, — делается к лучшему. — В тот момент я была уверена в этом. Я повернулась, чтобы уйти.

— А что, если это не так? — спросил он у моей удаляющейся спины. — Что, если это к худшему? Тогда ты не уйдешь?

Я повернулась и взглянула в его глаза.

— Зачем мне это? Назови мне хоть одну вескую причину остаться.

В глубине души я ждала от него признания в любви. Возможно, оно смогло бы изменить мое решение, но он никогда не лгал мне. Зачем начинать сейчас?

Его молчание было доказательством правильности моего решения.

Я повернулась, чтобы уйти. Моя рука лежала уже на дверной ручке, когда он заговорил.

— Я никогда не лгал тебе.

Казалось, он выдергивал слова прямо из моего мозга, бросая их мне, как будто они должны что-то значить. Как будто они могут что-то изменить.

— Ну и что? — саркастически заметила я. — Ты думаешь, что прямое предательство менее болезненно, чем ложь? Почему, черт возьми, то, что ты не солгал, должно иметь какое-то значение? Было бы даже лучше, если бы ты врал мне.

— Это важно, потому что это означает, что, когда я действительно даю тебе обещания, я их непременно сдержу.

— Я не буду требовать от тебя никаких обещаний, Максим. Ты теперь свободен. Это именно то, чего ты хотел с самого начала.

— Это не то, чего я хочу сейчас.

Его страдальческое выражение лица заставляло меня хотеть поверить в эти соблазнительные слова. Я не могла этого вынести. Эти слова заставляли меня чувствовать себя разбитой.

— Кстати, что там с Кристиной? Ты отец ее ребенка?

Он вздрогнул, делая шаг назад.

— Я все еще не знаю. Она тянет время. Я бы хотел, чтобы она просто избавила меня от этих страданий.

Я с трудом сглотнула.

— Знаешь, ты делаешь то же самое с нашим разводом. А теперь избавь, пожалуйста, от страданий меня.

Кира

Максим не отстал от меня в той степени, которой я надеялась, но он дал свое согласие на развод. Наши еженедельные часовые свидания были за гранью странного.

За гранью странного — в смысле натянуто-вежливые. Почти дружелюбные, но напряженные.