— Пап, — она как-то резко сменила тему, собственно, именно за этим она и разбудила отца. — А какой приказ сейчас выполняет Седой?

— Какой? — не понял тот. — Не знаю. Дежурит, наверное. Меня под утро толкнут, менять буду. Иаахх, — широко зевнул он и повернулся на бок, к дочери спиной.

— Ты же сказал, что он выполняет теперь приказ дискетрора, главного их.

— А. Ну он на юге будет свою школу открывать. Соберёт там своё войско наёмников и уже с трёх сторон на Арсенальцев нападать будут. Спи уже, Эля. Или мне не мешай.

— Класс! Я буду первой из его учеников, — предвосхищая своё будущее сказала она и с этими мыслями быстро уснула.

***

Она гостила тут уже третий день после того, как выполнила своё контрактное задание с кабаном. Нужно сказать, что поселение это было в очень бедственном положении. У них едва хватало еды на себя, но они всё равно достойно кормили белокурую наёмницу и её огромную собаку.

— Геннадий, ты сегодня совсем разбитый, — заметила она, усаживаясь за стол с обедом. — Ты и так-то невесёлый был, а сейчас совсем мрачный.

— Брось. Не делай вид, что тебя это вообще волнует. Кушай вот, — сутулый староста присел у окошка и печальными глазами всматривался куда-то вдаль. — Может лучше назовёшь другую цену своей работе? Или приходи за уговоренной в конец лета.

— Я правильно поняла, торговца ждёшь сегодня? — сменила тему та.

— Как ты поняла? — сильно удивился тот. — Сегодня — завтра появится должен.

— Сколько у вас долгов ему?

— Ты и это уже знаешь? — Геннадий с трудом скрывал истинные эмоции по всему этому, то и дело рукой касался то лба, то бороды, то затылка. — Да что уж теперь. Сегодня буду третий просить.

— Торговец чем угрожает тебе?

— В рабы только теперь. Все. И малые тоже.

— О. Тритоны это любят и ловко умеют, — она отметила это со знанием дела. — Тогда о чём мне с тобой торговаться? Забей.

— Да как же так?! — он был настолько растерян и опустошен, что вся его фигура уже являла рабскую судьбу. — Пожалей, не губи, умоляю! Детей…

— Ну ты же не сможешь быть рабом двум хозяевам за раз?

— Пожалей детей, — видно, он готов был пасть на колени. — Оставь им жизнь и волю.

— Всё, не причитай, — ледяным тоном парировала та. — Дай спокойно поесть. Послушать надо, что ещё мне Тритоновец за вас расскажет.

— Хорошо. Кушай. Я снаружи буду, — староста взял себя в руки и направился к выходу.

— Стой! — её голос был настолько холодным, что староста даже услышал треск ледяного ожога своей души. — Арсенал вам какие требования заявил?

— А. А всё. Ничего. Они совсем всё у нас забрали. Делянки, рюкзаки. Девятка нам закрыта теперь полностью. Контейнер этот вон, Тритон завтра в счёт долга забрать грозился, — он поймал на себе взгляд наёмницы и поспешил молча удалиться.

Тритоновец объявился под вечер, точнее его посланник. Как у них сейчас было модно, они засылали трясущегося от страха раба, окованного взрывчаткой с дистанционным взрывателем. Тот доставал рацию и зачастую первый и, как обычно для подобного поселения, последний диалог был по средствам радиоэфира.

— Гена, это ты? Обрадуй меня, скажи, что это ты, — с небольшими помехами прозвучал динамик рации. — Гена, мой дорогой друг, скажи мне, что ты жив и здоров.

— Да. Да, Мувик, это я, — смущаясь присутствия наёмницы ответил староста. — Мы ждали тебя, дядя.

— Что такое, Гена?! — удивилась рация в руке заминированного раба. — Ты не один?! У тебя гости из Арсенала?

— Нет-нет. Арсенала тут нет, — поспешил уточнить тот. — Со мной наёмник.

— Ого! Гена! Мне радостно это слышать! Ты наконец-то богат, друг мой единственный! Даже мне не всегда по карману иметь наёмничков. Теперь между нами не будет долгов, останется лишь дружба! Слушай. А ведь у меня по этому поводу есть божественный напиток с южных земель. Если ты купишь его, мы отметим с тобой этот великий день.

— Я покупаю его! — бесцеремонно вмешалась в разговор воительница. — Приноси и сам приходи, выпьем! Я угощу. Может ещё чего сторгуем.

— О! Мадам! Так вот значит кого так сильно смущается мой друг Гена. Слышу силу в Вашем голосе. Предлагаю лично познакомиться. Мои слуги прямо сейчас в моём скромном шатре накрывают изысканный стол. Я приглашаю Вас. Тут не далеко. Стёпка проводит.

— Зря ты рассчитываешь на мою скромность. Пусть твои слуги поторопятся, я уже иду, Мувик.

— Восхитительный пример мужества! Горю от нетерпения. Стёпа, домой!

— Люди добрые, — убрав рацию в подсумок, вдруг заговорил раб. — Прошу Вас, глоток воды. Очень сильно воды надо мне, хоть чуточку.

— Да, конечно, — Геннадий уже был готов к этой просьбе и протянул ему маленькую фляжку и тряпичный свёрток, где была хлебная лепёшка и маленький кусочек копчёного сала. — Только посуду верни потом.

— Конечно-конечно. Благодарю тебя, господин, — радостно принимая подачку ответил Стёпка, но, когда посмотрел на женщину, радость мгновенно исчезла с его лица. — Я всё по дороге… Мы можем идти, госпожа.

— Вперёд, — скомандовала та и посмотрела на мнущегося старосту. — Гена, если не хочешь, оставайся. Я сама решу твои вопросы.

— Как же мне тогда?

— Гена, лучше быть должным одному, чем всему свету, — она хлопнула по плечу ходячую мину и бодрым шагом направилась в указанную им сторону. — Хуже уже точно не будет.

— Угу, — тот угрюмо стоял и смотрел себе в ноги.

— Дочка! — громко и коротко вдруг крикнула она. — Пошли! — огромная псина с огненной шерстью вылетела из-за дома, роняя по пути кого-то из поселенцев, обогнала хозяйку и, отдалившись вперёд метров на двести, присела справлять малую нужду. Хозяйка пинком вернула в чувство замершего Тритоновского раба, и, положив свой смертоносный посох себе на плечо, продолжила путь.

***

На берегу лесной реки под вечерним солнцем стоял темно-оливковый шатёр, две стенки которого были скручены наверху за ненадобностью. Небольшой, но богато накрытый стол расположил вокруг себя двух человек, сидящих в креслах, ещё двое стояли рядом, и каштановая собака лениво мусолила большую белую кость от какого-то крупного зверя.

— Это действительно вкусное вино, — согласилась блондинка, сидящая в большом походном кресле, покачивая прозрачным бокалом с красным напитком. — Хоть здесь ты меня не обманул. Еда, конечно, среднего сорта. Мой тебе совет — поменяй повара.

— У меня теперь его нет совсем, — обреченно добавил средних лет мужчина, сидящий напротив. Оторванный напрочь правый рукав дорогого камзола не мог скрывать окровавленной повязки на локте. — Это походу его сейчас доедает твой пёс.

— Ну что ты такое говоришь?! — наиграла возмущение гостья. — Она же девочка. Доченька. Она людей не кушает. Да моя маленькая? — она потрепала питомца по холке. — А твой раб бежит уже десятый километр, наверное, вверх по реке. Завтра догонишь, если волчата не опередят тебя.

— Ты ухеракала весь мой отряд! Кем я, по-твоему, его догоню? — хозяин с досады откусил какой-то пучок зелени и нервно стал прожёвывать. — Я вынужден возвращаться домой с трёмя войнами и пятью рабами. И эти убытки я терплю, потому что уважаю тебя.

— Открытым огнём из семи стволов — это так ты встречаешь уважаемых людей?! — она допила остаток в бокале и поднялась с кресла. Неспеша обходя стол, направилась к уже потряхивающемуся хозяину. — Ладно, Мувик, скажи мне, чего и сколько тебе должны поселенцы Геннадия?

— Семнадцать тысяч всего. А тебе-то какое дело до этого?

— Мувик, — она, приблизившись со спины обняла его шею обеими руками, производя расслабляющий массаж. — Просто они мне тоже задолжали изрядно. Продай мне их.

— А, ну так-то за ними двадцать три тысячи долга, — вдруг вспомнил торговец. — Да. Если вот прям точно, то двадцать три с половиной. Плюс моё терпение и благодушие. Нууу, — промычал тот себе под нос и закончил, добавив, — За двадцать пять продам. По рукам?

— Ну как же так, Мувик? Ты говорил, что уважаешь меня, — включив обиженную девочку, начала торг по-своему девушка. — А сам хочешь снять с меня последнюю маечку, — она руками перешла с его шеи плавно по груди и направилась к животу, одновременно губами коснулась его уха и дальше с придыханием зашептала. — Хочешь я сниму для тебя свою маечку просто так?