— О! Серый! — хоть и негромко сказал кто-то слева. — Вы как сходили-то? Где Академик?

— Здорово, Витёк, — узнал главного подлизу волк-одиночка. — Ты сейчас гораздо бодрее выглядишь, чем раньше. Неужто Жендос приболел?

— Язвишь, стервозник самодумный?! — на удивление дерзко ответил он. — Глаза открыть забыл?! Не видишь, кто на одре пред тобой?! — Серый, совсем не ожидая того, получил пощёчину от этого хмыря. — Мы потеряли путеводную звезду, великого учителя бытия!!! — Витёк припал на колено перед телом главаря.

— Ты чего, мразота, себе позволяешь?! — разведчик вскипел от такого поведения самого низкого, в его понимании, существа мира. — Исчезни, слизь… — в этот же момент его крепко схватили и завернули руки за спину двое парней, слегка приподняв от земли, лишая опоры.

— Вот, люди, узрите! Очередная змея, пригревшаяся на груди ВЕЛИКОГО!!! — вставая с колен, завёлся этот невзрачный мужичок лет пятидесяти. — Вы думаете, он ходил на восток?! — сказав это, оратор так сильно всадил правой в солнечное сплетение задержанному, что тот от боли на миг потерял сознание. — Он как стервятный пёс водил нас по топким дорогам, изматывал и ждал, когда мы сдохнем. Привяжите его к Дереву! И продолжим провожать ВЕЛИКОГО!!!

— Бляяяя, — простонал через боль Серый. — Ты кто есть, паскуда? — он попытался вывернуться, но хватка парней только усилилась.

— Уберите это с глаз моих! — небрежно отмахнулся бывший подлиза. — Я поговорю с ним, когда успокоится. Разоружить его полностью не забудьте.

С завязанным ртом, привязанный к дереву, он видел, как Витёк проводил доселе невиданный и никчёмный ритуал сожжения тела, но в мыслях никак не складывалось, что тут произошло и каким образом всё так повернулось? Почему одна часть людей воют у костра, а вторая часть полностью игнорирует это, занимаясь своими делами на другом краю стоянки? Как среди такого общества самый низкий по статусу человек вдруг стал лидером?

«Жаль, нет сейчас рядом Академика, он своей головой смог бы разобраться с этой ерундой, хоть знал бы сейчас, чего ждать», — к такой мысли пленник часто приходил в ходе своих размышлений.

— Эй, пацан! — трое мужчин, пришедших из другой половины лагеря, обратились к единственному стражнику арестованного. — Нам твой начальник разрешил поговорить с Серым.

— Чё?! — засуетился паренёк. — Как разрешил? Поговорить?! Что поговорить?!

— Да не бойся, развязывать не будем, — успокоил один из них. — Только рот развяжем, да и всё.

— Это никак! Тут не так всё… — стражник совсем распереживался, понимая, что сейчас он один против троих не совладает. — Лучше вон это, ну потом, наверное? Нет?

— Ты чего? Не веришь, что ли?! — заулыбался другой. — Так вон иди, спроси да и приходи сразу назад.

— А ну это-то я да… — сразу воспрял паренёк, будто скинув камень нерешаемой проблемы с плеч. — Только вы тут это… Ни это!!! А я сейчас, ага? — погрозил он и побежал к своим.

— Ну здорово, Серый! — освобождая ему рот, начал разговор круглолицый мужик лет сорока пяти с торчащими из-под шапки кудряшками соломенного цвета. — Что, никак в себя прийти не можешь от происходящего?

— Топтун, привет. Что, не развяжешь, что ли?

— Не сейчас, друг мой, не сейчас. Не просто теперь тут всё, не просто. Дааа.

— Попить дайте. Что с Жендосом?

— А что с Жендосом? — открывая кожаную фляжку, спросил второй мужичок гораздо моложе возрастом. — Вон он, горит твой Жендос. Доигрался с судьбой, давно по нему клинок плакал… Допросился…

— Да погоди ты! — перебил его Топтун. — Успеешь ещё, расскажешь. Серый, ты лучше расскажи, дошли вы куда хотели? Нашли кого? Кто там и где остальные? Почему один вернулся?

— Вот значит как, — ополоснув рот первым глотком сплюнул воду Серый. — Ещё…

— Что «как»?! — не понял старший.

— Хорошо тут у вас, — пленный разведчик сделал большой глоток воды. — Я, значит, всё расскажи, а мне за это на дереве сохнуть? Нет, ребята, так не выйдет. Давайте так: мой ответ на ваш вопрос за ваш ответ на мой вопрос.

— Согласен, — Топтун торопливо посмотрел в сторону погребальной церемонии. — Только добавлю условие. Ту информацию от тебя, на которую я укажу, Витьку ты не расскажешь или расскажешь ложную.

— Бред какой! — хмыкнул Серый. — Хорошо, я первый. Как это жалкое существо вдруг стало нашим предводителем?

— Не нашим, — ожидая именно этот вопрос, обронил улыбку Топтун. — Мы вот его вообще не принимаем как предводителя, но считаться сейчас вынуждены. Уже второй день, как Жендоса замочила его… — он осёкся, вспомнив условия беседы, и продолжил, оставив это интригой до следующего вопроса. — Каждый из нас в глубоком раздумье, куда и с кем теперь идти. Предложений получилось несколько, но основных направлений теперь два. Вот люди разделяются потихоньку надвое. А ещё делится народ на тех, кому нравился Жендос, и на тех, кто его не любил. Например, есть те, кто любил его, но не хотят идти на Восток, а есть те, кто, напротив, хотят на Восток, но с Жендосом были в напряжённом общении. Второй день к концу уже, а народ всё решается пока.

— Понятно теперь, — ухмыльнулся разведчик. — Но вопрос был другой.

— Как другой?! — на мгновение задумался тот. — Ах да. Ну так, этот же подлиза знатный, язык без костей, в последнее время от него и не отходил совсем, шавка драная. Сладких обещаний нахватался, да и среди отморозков его вооружённых он вертелся всегда. На ум-то им давно приседал. А там, сам знаешь, умишка-то не много. В общем, наподлизывал себе авторитет среди глупцов. Вон, у Рябого два сына. Один, что поумнее, на нашей стороне, а второй упрямый, Шакалёнку этому в рот смотрит. Как не подрались ещё, не пойму. Мамку их жалко, ей-то как? — Топтун опять опомнился и стал спрашивать — Ну, теперь ты. Как? Дошли до людей-то?

— Да. До людей дошли, поговорили даже, — он выдержал паузу, намекая, что ответ закончен, и стал задавать свой следующий назревший вопрос. — И куда теперь идёшь ты и твои люди?

— Да куда мы пойдём-то? — вздохнул Топтун, — Куда все, конечно. Ведь разногласия сейчас между друзьями, братьями, семьями. Вот после этих плясок, — он кивнул на кострище, — будем собираться все, решать куда и как дальше, и кто поведёт. Сейчас ещё многое зависит, что нам ты расскажешь, — тут во взгляде Топтуна проскользнула мольба и сразу же потерялась в сдвинувшихся густых бровях. — Как там люди живут? Много ли их? Чем живут? Женщин, детей много ли?

— Эй-эй! А ну постой, — перебил его Серый. — Много за раз вопросов! За хорошей стеной они все живут. Я лично видел только мужчин и то на почтительном расстоянии, да одного на дереве. Прятался от нас, всё думал, я его не приметил. Разговоры с ними вёл только Академик, он оставил нас ждать, а сам за стены к ним пошёл. С тех пор я его и не видел, — Серый вдруг сам опомнился и переключился на свой вопрос. — Что именно случилось с Жендосом?

— А, ну так он сам виноват, — подключился другой, Топтун даже не стал возражать. — К людям-то надо добрее быть! А не издеваться по поводу и без, — мужик оглядел присутствующих и, поняв, что никто не против его рассказа, продолжил. — Порешила его одна из его баб, Матросиха. Прям ночью пока трахались…

— Постой, — перебил его Серый. — Матросиха? Это которая? Их там у него много…

— Ну, которая с Карпом пришла года два назад, — стал напоминать Топтун. — Жендос её тогда сразу себе забрал. Потом он её на людях плетью порол, за что уж не помню. Так у неё с тех пор вся спина в матроску стала, вот и имя ей нашлось сразу. А то Карп её как-то по-другому называл, что не запомнить было.

— Вот, — стал продолжать второй. — А что?! В шатре же они там. Ну и это, двигаются, шумят. Кто визжит, кто кричит. У него же так обычное дело, — мужик пожал плечами. — Не знаю, у меня как-то не так всё это. Ну, тише как-то намного всё. Ну и вот, никто и не мешает им, значит. А потом Напёрсток прислушался и понял, что только эта визжит, аж рыдает, а тот-то не кричит, да и долго так уже. Ну и решил заглянуть. А там, говорит, картина такая: Жендос на спине, руки в стороны, она верхом на нём и обеими руками ножом его клюёт. Там передних костей-то уже нет, не то, что лица. А сама устала уже вусмерть, но всё равно клюёт его и визжит, и голосу-то уже нет, и в кровище вся, голая! Жуть! Как Напёрстка увидала, так тут же на него кинулась, орёт голосом нелюдским! Ну всё, умом тронулась баба. Тот испугался, конечно, да сразу дуплетом её и убил, короче. А чего её жалеть-то? Всё уж, ума-то нет.