Дистанция до неё всего сто километров. По меркам космического боя – даже не ближняя. Это буквально «в упор».

Снаряд за снарядом покидал хранилище Арсенала «Авроры». Очередь нескончаемым потоком обливала щит станции, расцветая на его поверхности яркими всполохами пламени. Огонь быстро гас: в космосе поддерживать его горение нечему. Но начинаешь задумываться об обратном, когда смотришь, как в твой собственный щит, закрывающий переднюю полусферу «Авроры» аккурат напротив твоего боевого мостика, раз за разом прилетает от главного калибра станции гоа`улдов. Тут, блин, не двести, тут все триста килотонн в тротиловом эквиваленте, если не больше. Пусть противник не блещет скорострельностью, но накрывает знатно.

Десять попаданий. Двадцать. Тридцать. Пятьдесят. Семьдесят. Только на восемьдесят каком-то щит станции, подёрнутый рябью, в последний раз вспыхнул и исчез. Будто и не было его никогда.

Обстрел сразу прекратился. Как со стороны «люсиков», так и с нашей. Станция нужна нам целой. Максимально целой. Пусть я вижу на датчиках «Авроры» характерные для внутренних пожаров и повреждений скачки в электромагнитном поле станции, но это всё поправимо. Особенно, если дать аварийным партиям возможность всё поправить.

– Входящее сообщение, – хмыкнула Анька. – Запрашивают капитуляцию. Складывают оружие и сдаются.

Второе отправленное люсианцам сообщение ничем не отличалось от предыдущего. «Приговор – ликвидация».

Последняя очередь из пяти снарядов не просто уничтожила ангар корабля гоа`улдов. Он оказался вывернут наизнанку. Найти пятачок, чтобы сесть там, всё ещё, наверное, можно. Но я бы посмотрел с попкорном на эвакуацию в таких условиях. Интересно, меня Рыкова заразила таким «человеколюбием»?

Бывший флагман Анубиса, ныне принадлежащий ошмёткам ударной группы люсианского союза, теперь в не самом товарном виде. Если верить данным наших оперативников – на борту дьявольская прорва народу, которая создаёт такую нагрузку на жизнеобеспечение, что через несколько дней корабль превратится в склеп с братской могилой.

Хат`таки не сильно далеко ушли от лидера своей эскадры. Один уничтожен, второй взорвётся сейчас или в ближайшем времени. Остальные с начисто снесёнными щитами и уничтоженными нижними палубами, где располагались ангары глайдеров и грузовые причальные створы. Покинуть корабли сейчас невозможно. Даже, если бы имелась техническая возможность, эвакуировать несколько тысяч человек просто нечем.

Всё, чем отделались мы – почти полностью исчерпанный боекомплект «Авроры» и моё лёгкое недомогание, связанное с недосыпом. Крейсер уже отворачивает с места битвы и покидает его, гордо игнорируя редкие прилёты по щитам от уцелевших хат`таков. Эти попадания не страшней жужжания мухи. Но мне от этого не легче. Спать хочу капитально. Велик риск включить автопилот и вырубиться прямо в кресле командира корабля. Но я как никто другой осознаю, что наличие крупных кораблей в округе почти наверняка гарантирует наличие и малых. Тот тел`так же как-то оказался на поверхности планеты? Кто сказал, что не может быть других? Потому радары – в режим поиска, системе вооружения – все обнаруженные цели брать на сопровождение, и мне постараться не отключиться хотя бы до покладки крейсера на геостационарную орбиту планеты. Потому что Рыкова уже смотрит на меня и облизывается, готовясь к пиршеству.

Как бы ей так прозрачно и ненавязчиво намекнуть, что бы шла отсюда на хрен? Не уверен, что в таком состоянии буду с ней обходителен. С другой стороны, почему бы и да? В прошлый раз ей, кажется, даже понравилось…

22 февраля

Великая Стена Слоуна

Борт крейсера Древних класса «Аврора»

«Рассвет»

Как оказалось, Рыкова вертела на одном валу с околорелятивистской скоростью эту самую обходительность, предпочитая ласковому и нежному обращению жёсткий и хардкорный секс. К исходу ночи, который определялся сугубо внутренними биологическими часами ввиду забитого на время детородного органа, на теле биолога появились несколько слабых, но, тем не менее, визуально заметных покраснений и гематом. Обычно, женщин по жизни не бью, если они того не заслуживают. Но если женщина включила суку и требует с ней быть пожёстче, могу и придушить. Тем паче, что Рыкова от подобных отклонений оказалась в восторге.

Отдых выдался на славу. Анька заставила меня забыть напрочь, что я устал и мухожук. Нас хватило только добраться до жилого отсека, отбить полковнику Мигунову «Я спать, подробности утром», и забыть обо всём на свете на добрые двенадцать часов. Вечером мы вырубились так, кто как лежал: дал знать о себе изнурительный для обоих марафон. За ночь отоспались как медведи после зимы, и были готовы жрать и убивать. Причём, последовательность действий неважна, даже в отношении одного и того же субъекта. А вот утром, из-за чрезмерно громкой, заводящей, но порой фальшивой «озвучки» биолога чуть не пропустили сигнал оповещения бортовой системы связи. Партнёрша так усердно делала вид, что пребывает на седьмом небе от удовлетворения, что за её усердием не сразу стало понятно, где её стоны, где её крики, а где входящий сигнал, вызывающий нас на связь.

Сигнал вежливо напомнил о необходимости вернуться с небес на грешную землю и примерно полчаса после вызова не терроризировал нас. Этого времени нам с Рыковой хватило, чтоб кончить начатое, одеться, подкрепиться на скорую руку и добраться до Центрального поста крейсера.

За лобовым смотровым щитом тишь и благодать: «Аврора» висит на геостационарной орбите (там, где мы вчера её и «припарковали»), из-за планеты пробивается свет местного светила, наша относительная и угловая скорости в пределах расчётных и падать на планету мы не собираемся. Что ещё для счастья надо? Кстати, о счастье: за эту ночь радары «Авроры» не зафиксировали ни одной новой сигнатуры. Или я гребучий параноик и никаких замаскированных разведчиков люсианского союза поблизости не было, или я гребучий параноик и они до сих пор себя не обнаружили.

О. Опять входящая передача. А я только собирался Мигунова на связь дёргать.

– «Звезда», я «Рассвет», – отозвался, принимая вызов. – Как слышишь меня, приём?

– Проходимость пять баллов, – отозвался полковник. – Как вы там?

– Ещё живы.

Я откинулся на спинку кресла командира корабля.

– Тебе как, с подробностями или вкратце?

– Давай вниз, – не согласился офицер. – Времени на отдых у вас было предостаточно. Так что бери свою подружку в охапку и спускайтесь к нам. Встречаемся там, где и расстались.

От меня не укрылось, что военнослужащий старательно избегал конкретики. Даже короткий доклад выслушать не захотел: жаждет лицезреть нас лично. Одно из двух: или он, как и я, опасается перехвата люсианцами, которые, к слову, со вчерашнего вечера так и не пришли в движение, или внизу намечается движ, по сравнению с которым доклад – пустой звук.

– Принял тебя, – подтвердил команду. – Собираемся, спускаемся.

Сборы не были долгими. Поесть мы уже поели. Одеться оделись. Осталось только по минимуму привести себя в порядок и мы готовы.

***

Компанию полковника Мигунова, гвардии майора Дегтярёва, оперативников-лейтенантов Катина и Рыкова мы застали в том же составе, что и оставили. Дегтярёв занимал тело нашего медика, остальные офицеры остались при своих личинах, а люди Мигунова, прибывшие с ним на «прыгуне», занимались тем, что бдели во все глаза.

Собрались мы в том же зале, что и в предыдущий раз.

Слово держал майор Дегтярёв.

– По «операм», – коротко сообщил он. – Личности подтвердились. Командование снимает с вас текущую задачу и переводит в оперативное подчинение полковника Мигунова. Теперь цель – вернуться на Землю в составе этой экспедиции… или того, что от неё осталось.

Рыков кивнул. То ли в знак понимания, то ли в знак согласия.

– Продолжается работа над планом эвакуации, – продолжил меж тем Александр Сергеевич. – Юлька день и ночь корпеет над трудами, переводами и картами. Трудится не покладая рук. И мозгов. Так что, мужики, ваша задача – сделать так, чтоб этот труд не пропал зря. Не помните тут на чужбине. Вас дома ждут.