– Через сколько камеры будут готовы принять людей?

– Если все исправны? – уточнил я. – По минимальному – часов через несколько. Я примерно знаю, как что работает, но тыкать в инопланетные кнопки и по ходу дела переводить с экрана – это займёт какое-то время. Если же нет…

– А если по тонкому?

– Тонкая настройка – это несколько часов работы под одного пользователя. Не думаю, что сумею осилить больше трёх-пяти камер в сутки. Тупо сдохну от недосыпа.

Мигунов опять задумался.

Что он хочет сократить расход провианта за счёт отсутствия лишних ртов – и так понятно, как Божий день. Сам бы принял схожее по предназначению решение, будь я на месте офицера. А ещё таким способом можно очень удобно уложить спать агентов люсианского союза. Даже, если внезапно окажется, что Мигунов один из них, контролировать его поведение и, при необходимости, противостоять ему одному проще, чем неизвестному количеству людей среди двух с половиной сотен им подобных. А если ещё и он в спячку ляжет – то тогда вообще красота по красоте будет.

– Только заранее скажи, кого и когда класть собираешься, – предупредил я. – Процедуру крайне желательно производить натощак.

Полковник изумлённо поднял бровь от удивления.

– Это ещё на хрена, стесняюсь спросить?

– Стазис – это не заморозка времени, – пояснил ему. – Он существенно замедляет обменные процессы (и, как следствие, старение), но не останавливает напрочь. Организму необходимо потреблять питательные вещества и выводить отработанные «излишки». «Питание» будет поступать из криораствора и всасываться через кожу. Способ категорически неэффективный для повседневного применения, но как нельзя лучше подходит для длительной «спячки». Продукты переработки будут сведены к минимуму: Древние потратили херову тонну лет в своё время, чтобы изобрести идеальный криосостав. Чтоб и «замораживал», и питанием снабжал. Но они, всё-таки, будут. Соответственно, есть нагрузка для органов выделительной системы. А тут ещё и старая еда в кишечнике. Ты же не хочешь обосраться в криокамере?

Надеюсь, доступно объяснил.

Офицер махнул рукой.

– Понял. Не дурак. Дурак бы не понял. Короче, вот тебе задач. Первым делом – весь незадействованный личный состав в стазис, коль раз уж есть такая шикарная возможность. Расход ресурсов сократить донельзя. Оставь себе стольких, чтоб поддерживать корабль на ходу. Не больше и не меньше. Это первое. Сразу после этого – полная техническая диагностика «Авроры» с проверкой ходовых качеств и систем защиты с вооружением. Пусть работает не всё и не как часы, но корабль должен уметь летать, стрелять и закрываться щитом. Если хоть что-то не работает – всё потом, ремонтируемся как можем. Это второй. И только после этого, если всё работает штатно и есть полная уверенность в собственной безопасности, рискуем жизнями всех на борту и тихой сапой подкрадываемся к нашей цели. Не знаю, как ты, но я, почему-то, уверен, что тот корабль и есть «Судьба».

Я бегло прикинул в уме объём работы.

– Очень смешно. Даже, если всё заведомо исправно и сработает, как по нотам, работы дня на три, а то и на неделю. У меня всего две руки и один хер.

Мигунов трагично развёл руками.

– Могу тебе, конечно, и руки оторвать, и лишний хер приделать. Но безопасность людей важнее всего. Исключений нет. Если ты дома окажемся только через полтора миллиарда лет, то наша выживаемость автоматом встаёт на первое место. Да и не всё ли равно? Одна неделя на фоне полутора миллиардов лет погоды не сыграет.

20 февраля

«Три дня»?

Наивный чукотский юноша.

Даже с помощью Максимыча я эти грёбанные криокамеры приводил в работоспособное состояние без году неделю. К превеликому моему счастью, рабочую, а не календарную. Пять грёбаных суток я буквально спал в этих камерах, потому как отползать в свой сонный уголок не было ни сил, ни времени, ни здравого смысла.

С первого взгляда всё выглядело отменно. Относительно новый крейсер с минимальным для его возраста пробегом. Системы имели минимальный износ. Самое страшное, чего стоило опасаться – «срок годности» рабочего тела криокамер, заполняющего объём «гроба» и питающее спящего полезными веществами для поддержания жизнедеятельности организма. Всё-таки, десять тысяч лет – согласитесь, тот ещё срок. Многие камни не переживают такого, а тут целая высокотехнологичная технология, извиняюсь за каламбур и тавтологию.

Самые страшные опасения не оправдались: рабочее тело было в пригодном состоянии и даже подавало признаки относительной свежести. При помощи Томки изъяли незначительный объём из системы и провели спектрографический анализ. Последний не показал следов распада, гниения, разложения или любых других негативных явлений.

Но стоило было мне подумать, что всё в ажуре и шоколаде, как выяснилось то, что даже предположить нельзя. Вопреки всему, что ожидалось, система криостазиса в упор не принимала никаких изменений и корректировок. Все эти пять дней мы с электриком только и делали, что пытались разобраться в первопричинах происходящего и устранить их. Тщетно. Стазис мог работать или так, как он работал, или никак.

Да, терминал охотно пускал меня в недра своих операционных систем. Да, я спокойно мог шакалить в каждом его уголке и вытворять любую дичь, которую только мне заблагорассудится. Но как только в журнале регистрации изменений появлялась команда на их применение, всё тут же слетало к писюнам собачьим.

«Бери мочало – начинай сначала».

Чего мы с Максимычем только ни пробовали. И вводили команды по одной. И влезали в глубинные настройки прав доступа. И препарировали управляющие системы на отдельные части, пытаясь разобраться, где может быть косяк: ошибка в исходном коде или наши криворуки культяпки ошибались раз за разом несколько ней подряд.

Когда были перепробованы все мыслимые и немыслимые способы воздействия на систему криостазиса, оставался только один вариант: полный разбор всей системы и чтение каждого кристалла с программами управления на предмет ошибки, некорректного обращения или любой другой аномалии. Потому что абсолютно невозможным для Древних выглядела нештатная работа системы без обратной связи от неё: она не выдавала никаких ошибок и не сообщала о причинах сбоя. Просто молча откатывала изменения и ша. Приплыли.

На этом мои полномочия, как бы, всё. Кончились. (с)

Я – техник, прошедший углубленный курс подготовки по технологиям Древних, но никак не программист, изучавших их язык программирования и иерархию построения логических команд. Если я не вижу механической, аппаратной или узловой неисправности, то всё прочее – уже за рамками моих компетенций. Может, мне и хватит интеллекта разобраться в этих дебрях. Но на это уйдёт время, которого, мягко говоря, немного. «Золотое правило трёх» уже упущено.

За наведением порядка после безуспешных попыток вправить системе мозги нас с Максимычем застал Мигунов, зашедший в очередной раз проверить, как у нас дела.

По флегматичному выражению наших физиономий, меланхолично собиравших инструменты, полковник понял всё без слов.

Застыл прямо там, где стоял, войдя в аппаратную криостазисной, и, окинув взглядом мизансцену, тяжело вздохнул.

– Надо срочно спускать людей на поверхность планеты, – выдохнул офицер.

Прошёл вглубь аппаратной и уселся на ложе одной из нижних выдвинутых камер, которую мы с Максимычем использовали как тестовую.

– Никто и не спорит, – вздохнул я, упаковывая свой инструмент по укладкам.

Вроде, ничего не забыл.

– У нас на исходе провиант и питьевая вода, – сообщил полковник. – Предполагалось, что пищу и питьё мы с людьми Янга будем добывать на местных планетах. С собой брали лишь самый минимальный аварийный минимум. Сухие пайки кончатся через трое суток. Вода и того раньше.

– С водой проблем нет, – пожал плечами электрик. – Тамара Николаевна не нашла в воде с планеты ничего вредного. Собрать простейший фильтр из подручных средств – и можно пить. А вот еда…