Хоть кто-то где-то умеет критически посмотреть на ситуацию с разных углов и точек зрения…

– Нас материализовало рядом с какой-то неведомой ёкарной хернёй, – продолжил я. – Какая-то дымная туманность, не подлежащая анализу и идентификации. Всё, что сумел про неё выяснить – она дико фонила, как миллион Чернобылей. От электромагнитного поля чесались кости, а датчики корабля сигнализировали об адской температуре. Я успел отвести от неё корабль и набрать скорость, прежде, чем вырубилось всё.

– Электромагнитное поле и радиация…, – подумал вслух Мигунов. – Это могло стать причиной отказа на корабле? Такое уже было.

– Запросто, – пожал плечами я. – Но, вероятнее всего, у нас тупо кончилась энергия в аккумуляторах. Мы заряжали их всего-ничего.

Буквально через секунду после моих слов на мостике появился рабочий свет вместо аварийного, а спустя ещё секунд пять начали оживать терминалы на рабочих постах.

– Видимо, начали перезапускать генераторы, – прокомментировал полковник. – Давай выясним, что это было.

Я не стал отвечать и молча полез в бортовой компьютер. Что бы это ни было – всё равно не узнаем наверняка. Тут нужен обученный экипаж, а не слесарь с поверхностным знанием языка Древних.

Сейчас мне кровь из носа необходимо узнать оперативную космическую обстановку в округе и постараться запустить бортовую обсерваторию. До сих пор у меня тупо не доходили до неё руки, но сейчас это приоритетная цель. Два раза подряд оказаться не там, где надо – это требует высочайшего мастерства и умения.

Да, бл9ть, это был тупой сарказм про моё умение влипать в неприятности.

К чести и достоинству Мигунова стоит сказать, что полковник сам включился в работу и попытался сделать хоть что-то полезное: подошёл пульту общекорабельных систем и принялся изучать состояние «Колыбели зла». Молча, что самое главное.

Да и мне, если честно, не было причин голосить. Уже делу не поможет.

Стоило мне запустить сканирование, как стало понятно, что дальше рыпаться бессмысленно.

В пределах ближайших трёхсот тысяч километров радары не показывали ничего экстраординарного, не считая задней полусферы: стремительно удаляясь от нас, позади ошивалась аномальная туманность каких-то астрономически эпических размеров. Что это и с чем её едят – вопрос отдельный и, возможно, даже факультативный. Сейчас другие вещи в приоритете.

На удалении до десяти световых часов входящих сигналов принималось мало, но они подозрительным образом перекликались с фоновыми шумами реликтового излучения. Как будто кто-то или что-то их глушило. Не туманность ли, часом?

Но вот что не могло понравиться решительно, так это то, что радары сигнализировали об опасном сближении с гравитационным полем сверхмассивного объекта. Гораздо большей силы, чем оставляемая позади туманность. И, согласно выводам бортового компьютера, источник такой гравитации может быть только один. Сверхмассивная чёрная дыра.

С одной стороны, новость приятная. Мы теперь понимаем, что находимся в центре какой-то галактики. Потому как, как правило, сверхмассивные чёрные дыры их центрами и являются. По крайней мере, земным астрономам по состоянию на текущий 2010 год не известна ни одна блуждающая сверхмассивная дыра. Или известна им, но мне не известно, что им известно.

С другой стороны, дерьма хуже уже не придумаешь. Корабль без энергии и возможности корректировать курс летит прямиком в центр галактики, и не имеет даже гипотетической возможности пролететь мимо. Потому как с каждым парсеком и с каждой астрономической единицей сближения гравитация дыры будет воздействовать на него всё сильнее, и противостоять ей станет всё трудней. А с определённого момента так и вовсе невозможно: покинуть гравитационный колодец чёрной дыры не может даже свет. Именно по этой причине мы не можем её обнаружить визуально, пусть и смотрим носом в ту сторону.

Эх, вычислить бы ещё расстояние до неё… Ну, так, для себя. Чисто поржать. Хотя, чем нам это поможет? Будь до неё хоть один световой год, хоть сто: не имея возможности изменить курс, без энергии на двигателях нам сразу проще завернуться в простыню и ползти на кладбище.

Глава 5.

Видимо, мой взгляд, которым я наградил экран бортового компьютера, был красноречивей всяких слов. Мигунов, обернувшийся на секунду, чтобы проверить, чем занимаюсь, понял всё без слов.

– Мне стоит докладывать генералу, или мы уже покойники?

Очень подмывало ответить, что даже для покойников сейчас уже поздно. Но, буде так, мы б сейчас не разглагольствовали.

– Поживём какое-то время, – отозвался я. – Недолго, правда.

Полковник вопросительно поднял бровь.

– Сканеры дальнего радиуса действия улавливают рентгеновские спектры, свойственные сверхмассивным чёрным дырам, – я выдохнул и откинулся в кресле. – Хреново уже то, что мы смогли это опознать. Значит, мы где-то в непосредственной близости от чего-то похожего на них. Хорошо то, что мы можем об этом философствовать. Значит, нас ещё не затягивает в диск аккреции. Иначе б нам уже было всё равно.

– Что за диск? – не понял офицер. – Попроще, пожалуйста. Я военный, а не астролог.

«Где-то на каком-то мировом съезде астрономов кто-то захотел съездить ему по роже», – подумалось мне.

– Диск приращения, – пояснил я. – Образование с охреневшим крутящим моментом, возникающее вокруг чёрной дыры. Там ещё какое-то непродолжительное время существует всё то, что не смогло вырваться из гравитационного поля дыры.

– А почему «непродолжительное»? – поинтересовался военный.

– Потому что гравитация там настолько высока, что воздействует не только на свет, но и на пространство, и на время. По одной из математических моделей даже время возле чёрной дыры течёт в абсолютно ином, замедленном порядке. Так что, попавшим в диск аккреции уже мало что поможет.

Как я уже говорил, Мигунов не был дауном. Умножить 2 на 2 и получить 5 у него получилось быстро.

– Без двигателей мы трупы, – коротко констатировал он.

Я молча кивнул.

Офицер на минуту задумался и потерялся взглядом.

– Ты только оружейник или что-то ещё умеешь? – взор военачальника быстро вернул осмысленную полноту.

– Могу угробить нас декомпрессией, чтоб не мучились, – буркнул я.

– В электрике понимаешь? – визави не повёлся на мой бредовый сарказм.

– Реостат от редуктора отличу.

Мигунов уверенным шагом направился к выходу с поста Центрального.

– Пошли.

По всей видимости, у военнослужащего созрел какой-то план, детали которого он дорабатывал уже на ходу. Поэтому я ни словом не потревожил его, когда мы покинули мостик и закрыли за собой дверь. Ничего не сказал, когда Мигунов отвёл нас к транспортной артерии «Колыбели зла» и загрузил нас в вагонетку магнитного поезда: оказывается, он в курсе за их существование и работоспособность. Никак не обмолвился, когда он привёз нас к временному складскому отсеку, куда сгрузили шмурдяк экспедиции. И сумел заставить себя промолчать, когда один из тяжёлых алюминиевых кейсов щёлкнул замками, и, поддавшись офицерским деяниям, презентовал нам своё нутро.

Под бронёй толстого алюминиевого корпуса, защищённого от протечек мощными силиконовыми уплотнителями, в толстой рубашке из формованного поролона лежало три модуля нолевой точки.

Сидящий перед кейсом на кортах полковник достал один и выпрямился.

– Ты смог бы запитать от них корабль?

Я искренне попытался найти в изречении офицера признаки шутки или откровенного бреда. Не получилось.

– Не сверли меня так, – бросил Мигунов. – Не школьница, не зардеюсь. Ты сможешь завести двигатели корабля от МНТ?

– Технологии модулей нолевой точки гораздо младше этого «Колыбели зла», – стараясь не дать понять голосом, что сомневаюсь в здравомыслии собеседника, отозвался я. – На борту не должно быть даже возможности подсоединить их. А изготовить переходник…

Я задумался. Честно задумался. Техник всегда думает, получая задачу. Сможет ли он её выполнить или нет, но сначала – оценка возможностей, целесообразности и себестоимости. Но так устроен мозг техника. Если спросили – надо прогнать пару вариаций. И я задумался.