С завидной регулярностью в корпус «прыгуна» снизу стали прилетать залпы боевых энергетических посохов джаффа. Кораблик скрыт в оптическом диапазоне, но по траектории снарядов ведущий огонь «прыгун» вычисляется в два счёта. Временно прекращаю слать дефицитные боеприпасы один за другим и захожу на атаку с другого галса, по вертолётному облетая скопление живой силы противника «каруселью».

Строго говоря, щитом «прыгун» не оборудован. Сколько он выдержит обстрел из оружия джаффа – не знаю. В теории, пробить оно его не может. На практике же, потроха пилонов с двигателями открыты для внешнего воздействия. Ещё попадут в них, чего доброго…

Рыкова сидела в кресле ни живая, ни мёртвая. Бледная, как сама смерть, она вцепилась в ремень безопасности и, кажется, даже забыла про покоящийся на её коленях шлем.

Ожила система связи «прыгуна»:

– «Рассвет», я «Звезда», – коротко и по-рабочему оповестил меня динамик голосом полковника Мигунова. – Тяжёлое орудие, даю целеуказание. Уничтожить.

С высоты моей «карусели» отчётливо было видно, как одна из огневых точек огрызнулась несколькими короткими трассирующими очередями в сторону леса чуть поодаль того квадрата, который обрабатывал я. Оконечность трасс упиралась в небольшое скопление живой силы противника, сосредоточенное вокруг тяжёлого осадного орудия гоа`улдов. Аналогичное по мощности и конструктиву использовалось как основное орудие глайдера.

– Цель понял, задачу вижу, – подтвердил я, одновременно с докладом запуская снаряд по указанной точке.

Меньше, чем через секунду, на месте вспыхнул десятиметровый огненный шар, вслед за которым раздался второй взрыв, не меньшей силы. Видимо, сдетонировал жидкий наквадах в головной части установки.

Одновременно с этим на детекторе признаков жизни поголовье личного состава люсианцев сократилось ещё на десяток персонажей.

– Цель выполнена, задача уничтожена, – доложил Мигунову. – Орудие подавлено.

– Принял.

Никакой суеты в эфире. Никаких неуместных и лишних пустых разговоров. Всё только, строго и исключительно по делу.

Вместе с тем, заходящая во фланг обороняющимся группа диверсантов подошла на опасно близкое расстояние к траншеям. Ещё чуток, ещё рывок – и они вольются в нашу сеть, изнутри расстреливая защитников. Ага, щас прям. Разбежались. Не в мою смену, курвы.

Очередной снаряд Древних сорвался с пилона и на небольшой скорости (высокую просто не успевал развить) ринулся в сторону первых выходящих из подлеска штурмовиков люсианцев. Ответный огонь с земли меня почти не беспокоил: пусть «прыгун» и колесил в огненной «карусели» по вертолётному, но я постоянно менял галс и скорость. Предсказать текущее местоположение кораблика под маскировкой невозможно: боевики союза промахивались, задевая мой корпус лишь случайно.

Один выстрел. Второй. Третий.

Подлесок, прилегающий к нашим траншеям, начал стремительно редеть. Фугасное действие никуда не девалось. От взрыва не только сметало пехоту противника, буквально раскидывая жареное мясо клочьями, но и валило мощные инопланетные деревья. Некоторые стволы падали прямо поперёк траншей. Кому-то придётся знатно поработать пилой, расчищая потом эти завалы…

На направлении отвлекающего удара начали заниматься характерные признаки разрывов: в ход пошли гранаты обороняющихся. А, ну-ка, подсобим…

Один пуск. Второй. Третий.

Стараясь экономно и максимально эффективно расходовать снаряды, проутюжил завал деревьев, за которым укрылись сразу дюжина боевиков. Последовательно расцветающие огненные всполохи разрывов от снарядов Древних и сокращающийся счётчик живых сигнатур сообщали, что можно продолжать в том же духе. Штурмовка приносит свои результаты.

Вместе с тем силы супостата таяли на глазах. Наши огневые точки огрызались очередями, полосуя противника огнём. А в один прекрасный момент динамика боя показала, что наши полностью завладели инициативой и теперь просто расстреливают люсианцев, как в тире.

Любой достигнутый успех необходимо закреплять и развивать. Без этого все достижения грозятся нивелироваться и превратиться в переливание из пустого в порожнее.

Остаток боекомплекта я выпустил по дрогнувшему противнику, который начал беспорядочно, но единовременно отступать вглубь «зелёнки». Взять нашу оборону с наскока у него не вышло. Обходящую с фланга группу мы тоже серьёзно потрепали. Дальше дело за малым.

Последний снаряд устремился в сторону наибольшего скопления живой силы люсианцев. Взрывом накрыло сразу десяток разрозненно бегущих боевиков.

– «Звезда», я «Рассвет», – доложил полковник Мигунову. – Я пустой, БК исчерпан. Нужна дозарядка. Противник уходит.

– Возвращайся в базу, – приказал офицер. – Противника не преследовать. Повторяю, не преследовать! Как понял?

– Возвращаюсь в базу, противника не преследую, – повторил я.

Нет необходимости иметь семь пядей во лбу и ума палату, чтобы понять, почему. Преследование отступающего противника в лесном массиве чревато потерями из-за «дружественного огня». К тому же, ничто не мешает люсианцам использовать «зелёнку» как укрытия. Тогда мы с ними поменяемся ролями: уже мы будем наступающими, а они обороняющимися. Мы-то их, конечно, сомнём, но у нас и так потери: детектор признаков жизни всё это время висит перед глазами. Въехать на плечах противника в лес – означает там же и оставить много хороших ребят. А они у нас и так все наперечёт. Что это касается наземных сил – думаю, очевидно, и пояснять не требуется.

Не могу утверждать за всех и каждого, ибо свечку не держал, но лично за собой заметил такую особенность, проявляющуюся в экстремальной обстановке. Что аварийная ситуация на дороге, что чрезвычайное происшествие в черте города, что бой накоротке с противником.

Я не боюсь. Вообще. От слова никак. Нет страха, нет боязни. Есть только включение мозга в «боевой» режим и работа тела на рефлексах. Объект – укрытие, значит, спрятаться за него. Открытая местность – значит, пересекать стремглав или обходя по кромке. Ведём контактный бой – значит, перенос огня по целям сообразно оперативной и тактической обстановке, и подспудная помощь командиру подразделения путём передачи оперативных сведений с отдалённых от него участков.

А вот уже потом, когда всё заканчивается, начинается ад.

Стоит разрулить аварийную ситуацию и избежать столкновения на встречной полосе… Стоит раскидать ЧП с пострадавшими или без, когда моя помощь уже не нужна ввиду прибытия компетентных сил и уполномоченных органов… Стоит выйти из боя, отбросив/ликвидировав противника или отступив под его натиском…

Вот тогда и начинается ад.

Адреналин, в лошадиных дозах вырабатываемый надпочечниками, на протяжении всего времени Ч+ исправно держит марку. Подстёгивая организм и заставляя даже под «бронёй» и с оружием вытворять такие кульбиты, что не снилось сборной по художественной гимнастике. Но распадаясь…

Это соединение имеет весьма короткий период полувыведения. Оно составляет немногим больше двух с половиной минут. Вот только человеческий организм – не компьютер с кнопкой. Адреналин продолжает вырабатываться ещё какое-то время после ЧС, что накладывается на усвоение предыдущих доз.

Сердце уходит в зашкал. Начинается тахикардия. Частота сердечных сокращений нередко может переваливать за полторы-две сотни ударов в минуту. Сила сжатия такова, что кровяное давление может составлять за 150 систолического и 100 диастолического. Иногда выше. И в таком состоянии, когда в организме адреналина больше, чем у дурака фантиков, порой приходится «отходить» от пережитого, параллельно выполняя задачи. Не всегда бывала возможность «перевести дух» и дать организму успокоиться после ударной дозы стимулятора.

В таком состоянии бойцы часто теряли берега, якоря и связь с землёй. Наступает боевая эйфория, до окончания которой воин не всегда может здраво оценить свои силы и их расход применительно к трудозатратам. Зачастую это становится причиной несчастных случаев и небоевых потерь. Что вдвойне обидно: пережил адскую мясорубку, вывез грёбаный звездорез, но споткнулся на каком-то «отходняке» после боя.