— Как тебе это удаётся, маленькая? Ты понимаешь меня лучше, чем я сам. — бомблю с хрипом, утыкаясь лоб в лоб.

— А тебе, Северов? — тянет эту свою мозговъебательную улыбку, и я, сука, в очередной раз плыву.

Всё дерьмо исчезает. Вся боль растворяется. Все сомнения тают. Все страхи испаряются.

Когда я только забрал Настю из больницы, и она говорила, что этот уёбок не насиловал её, то не мог поверить её словам, как бы, сука, не старался. Каждое слово Должанского помню о том, что он с ней сделал. Боялся, что она просто успокоить меня хочет, но теперь... Когда она всё рассказала, я понимаю, что ложью были его слова.

Блядь, когда моя девочка упомянула, что он ей член в рот засунул, едва сдержался, не только чтобы не завыть, но и не слететь с катушек.

Как моя малышка выдержала весь этот Ад? И то, как он избивал её... Сука, скованную беззащитную девушку. Мою, мать вашу, девочку. Мою невесту!

Убью эту мразоту, как только найду. Тоха с отцом уже связался. По всей России поиски начнут.

Я ему череп нахуй вскрою. Зубами вены вырывать буду, пока кровью не истечёт. Никогда больше не позволю любимой даже думать о нём. Эта мразь не приблизится к ней и на сотню шагов.

Башкой соображаю, что не могу каждую секунду быть рядом с Настей, но если придётся, то охрану найму. Блядь, я готов на коленях по всему миру ползать, лишь бы она была в безопасности.

— Я так сильно люблю тебя, родная. — шепчу хрипло, завладевая её податливыми губами. — Так горжусь и восхищаюсь твоей силой и смелостью. Ты не сдалась, любимая. Спасибо тебе за это. — рассекаю сипом, задевая её губы и глотая тяжёлое дыхание.

Настя слегка отстраняется и кладёт ладонь мне на грудь, туда, где колошматит по рёбрам сердце.

— Как я могла сдаться, Артём? А бы не оставила тебя. Никогда-никогда. Я же обещала, что тебе всю жизнь придётся со мной страдать, так что привыкай. — обрубает с лёгкой нежной улыбкой.

Ни один синяк или порез не может испортить её красоту. Провожу большими пальцами по скулам и щекам, прижимаясь к губам. Проталкиваю язык в её ротовую, но лишь мягко касаюсь её. Глажу и ласкаю. Ладонями шею мну.

Любимая то же самое делает, а потом сжимает моё плечо и отодвигается, жадно хватая воздух сквозь влажные от моей слюны губы.

— Что случилось, родная? Всё хорошо? — бомблю неуверенно, ведь всё ещё боюсь сделать что-то не так.

Наверняка же не знаю, как она на мои ласки отреагировать может после того, через что прошла.

— Ты колючий. — опять смеётся, растирая подбородок и губы.

Улыбаюсь искренне, прижимая к себе самого дорогого человечка на свете. Она кладёт голову мне на плечо, обжигая дыханием шею.

Провожу свободной рукой по подбородку и морщусь. Из-за моей генетики бриться приходится каждый день, чтобы не выглядеть пугалом. А я десять дней этого не делал. Неудивительно, что люди в больнице так на меня косились.

— Егор, — окликаю брата. — шмотьё какое-нибудь подкинешь? И бритва не помешает.

— Ноу проблем, братиш. — высекает, ставя на плиту чайник. — Бритву мою возьми. Тряпки принесу.

Когда выходит за дверь, опускаю глаза на Настю. Она будто чувствует это и поднимает свои.

— Иди, Тём. А я пойду прилягу.

— Устала? — спрашиваю обеспокоенно.

— Немного. И нога болит. — отбивает тихо, хмуря лоб.

— Блядь! — рявкаю зло. Совсем мозги отшибло. Я даже забыл, что ей нужны лекарства и перевязки. — Сильно болит, малыш? — дожидаюсь, пока она отрицательно качнёт головой, хоть и вижу, что привирает. — Сейчас скатаюсь в аптеку и привезу колёса. — перебрасываю взгляд на вернувшегося брата. — Егор, какие колёса нужны?

— Я сам съезжу. А ты пока в порядок себя приведи. Смотреть на тебя стрёмно. — режет с улыбкой. — Только сначала ногу твоему Халку перебинтую.

До скрипа челюсти жму. Нет, я, конечно, понимаю, что он не просто ничего лишнего себе не позволит, но даже пялиться на неё как на девушку не станет, но ревность — дерьмовое чувство, и бороться с ней у меня до сих пор не выходит.

— Сестрёнка не Халк, а Терминатор. — отсекает Тоха, перехватывая инициативу.

— Может, хватит уже моей невесте прозвища придумывать? — бурчу достаточно громко, но сдержанно.

— Всё в порядке, Артём. — тихо смеётся Настя, вставая на носочки и прижимаясь к щеке лёгким касанием губ. — Я не обижаюсь. Пусть на Халка не очень-то и похожа.

Все заходятся смехом, и я в том числе.

Пусть медленно, но напряжение всё же начинает отпускать.

С улыбкой иду в душ, пока брат обрабатывает раны моей девочки. Если быть откровенным, то тупо сбегаю, потому что не могу смотреть на рваный красный рубец и расползшиеся по всей левой стороне её тела синяки.

Это больно. Слишком, мать вашу, больно сознавать, что она каждую секунду испытывает от них боль, а я даже помочь ничем не могу.

Блядь, мне так нестерпимо хочется сжать её до хруста, но, сука, нельзя этого делать.

Воду в ванну даже не набираю. Скидываю шмотки и встаю под душ. Напряжение из тела никуда не уходит, а голова начинает болеть сильнее. После сотряса любое неосторожное движение имеет для меня последствия, а после стычки с отцом досталось мне нехило. Должен признать, что даже в его возрасте удары не потеряли силу.

При этой мысли меня физически дрожью прошибает. Так перетряхивает, что нога скользит по эмали и приходится опереться о стену, чтобы не наебнуться.

Я думал, что после сегодняшнего смогу, наконец, отпустить своё дерьмовое прошлое. Но, видимо, времени всё же больше надо.

Пока бреюсь, стараюсь не обращать внимание на синяки, ссадины и рассечённую бровь. Хватит уже. Никаких больше слабостей. Я нужен своей маленькой девочке сильным, а не слабаком.

Обтеревшись полотенцем, натягивая одежду брата, с удивлением осознавая, что она мне как раз.

Сука, как можно привыкнуть к тому, что брат всего на пару сантиметров ниже меня? Да и мускулы накачал нихреново. Всё ещё четырнадцатилетним пиздюком его не только помню, но и вижу.

С тяжёлым вдохом вхожу на кухню, сразу замечая, что Насти нет. Егор с Тохой сидят за столом, распивая кофе, и разговаривают, кто бы сомневался, обо мне.

— Не помешаю? — бурчу, направляясь к шкафу с кружками и насыпая себе растворимый кофе. Никто ничего мне не отвечает, поэтому заливаю в чашку кипяток и занимаю место за столом. — Как Настя? — спрашиваю едва слышно, бросая взгляд на братишку.

— Держится молодцом. Ногу ей перевязал, а она даже не пискнула. Сильная девчонка. Тебе реально с ней повезло, братиш.

Киваю, отпивая напиток.

— Не просто повезло, Егор. Она стала смыслом моей жизни. Кому, как не вам двоим знать, как мало в моей жизни было чего-то хорошего. — перевожу взгляд с одного брата на другого, тяжело выдыхая, и утыкаюсь глазами в тёмную жидкость. — Даже после той ночи, Егор, я не мог нормально жить, пока не встретил Настю. — снова глухой вдох-выдох. — Она стала моим светом. Моей путеводной звездой. Знаешь, после того, что отец столько лет вбивал нам в головы о любви и о женщинах, я два года боялся даже себе признаться, что люблю её, но потом... Короче, все его слова были бредом. — устало подвожу итог.

— Главное, что в итоге ты это понял. — бубнит Антон. — Я даже ревновал тебя поначалу. — выбивает со смехом. — Думал, что ты совсем свихнулся, но теперь понимаю, Тёмыч. Она того стоит. То, что происходит между вами — это что-то нереальное. Не каждому такое дано. И я, блядь, реально рад за вас обоих.

— Спасибо, Тох. — отбиваю тихо и обращаюсь к брату. — Может, расскажешь, как сам жил все эти годы с отцом.

Он сжимает челюсти, а потом рвано выпускает воздух через нос, расслабляясь.

— Терпимо. — бросает зло. — Пришлось подстраиваться. И ему, блядь, тоже. Потому что после той уебанской ночи он понял, что может остаться совсем один, если не сбавит обороты. Мы научились как-то сосуществовать. Честно говоря, я не думал, что он рискнёт наброситься на тебя. Соррянчик, что не вмешался, но это был твой бой.

— Хорошо, что ты этого не сделал. — выбиваю ровно, понимая, что иначе мне не удалось бы справиться со своими демонами. — Я должен был разобраться с ним раз и навсегда.