– Запри его в ствол, Лист! – заорал шаман, одной рукой стряхивая пот, заливающий глаза.

Во мгновение ока быка окружила стена крепчайшей древесины, и тут же громко и глухо хрустнула под ударом рогов.

– Мать моя женщина! – завопил Сармик от избытка чувств. – Вот это скорость, Дар! Ты что-то принял, признавайся?

– Я где-то умер, – глухо признался Дархан, спешно прогоняя вид своего растерзанного тела в руках у духов Травы. – Живо, тотем!

Сармик сделал шаг назад и засунул руки за спину, пока могучее дерево обрастало кроной и тряслось, будто под ударами гигантского топора.

– Дорогой, ты помнишь, зачем мы здесь? – ласково уточнил он. – Остался всего шанс выкинуть эту падаль без жертв. Я что, зря к самой Метре взывал у пещеры? Теперь и ей должен!

– Но ты и мне должен тоже! – Дархан шагнул к нему, согнув пальцы на руке так, словно хотел не вещь забрать у соратника, а придушить его. – Выбирай! Долг за продолжение твоей славной жизни или долг перед краем?

Хищный шаман помедлил. Четверо устроили междоусобные разборки так, что перья летели, а душа Эслин все глубже и глубже опускалась в Нижний мир. От промедления, тревоги и визгов Дархан так ополоумел, что был готов повторно наброситься на Смеха. Хотелось вообще прикончить всех разом и разбить кулаки до костей, вколачивая их души в седьмую пропасть ко Нга! И это был его собственный гнев, который наделял его глаза ослепляющим светом полуденного солнца, а его слова превращал в куски раскаленного металла.

– Не смей, зубоскал! – срывая горло, выкрикнул Кам из дерева.

И, понимая, что времени больше нет, Сармик вздохнул и бросил санки Дархану. В этот момент дерево треснуло надвое, точно от удара молнии, но прежде, чем шаман Звука успел выйти, кора вспыхнула и превратилась в живой факел, царапающий своими языками небо.

– Я его задержу, но быстрее. Клянусь Нумом, я не отдам вторую жизнь ради тебя, – глухо проговорил Смех, сцепил пальцы и вывернул их до хруста. Дерево забилось изнутри, словно в нем появилось гигантское сердце, а потому Дархан метнулся к Эслин, зажав в руке теплый и гладкий подарок Явмала.

Арепия пришла по первому зову. Тоненькая фигурка в пышном наряде встала перед лежащей на земле Эслин и воздела руки к небу, откуда на нее спикировали четверо духов, сплотившись перед общим врагом. Как они и репетировали в лесах, Арепия тряхнула головой, и ее дикие спутанные волосы разлились рекой, понеслись по земле, разрастаясь вширь и ввысь, и укрыли шамана и королеву периной с острыми пиками наружу.

Слыша визг Арепии, которая приняла на себя ярость четверых, свист, а еще треск и грохот, доносящиеся от схватки двух шаманов, Дархан понял, что времени для обряда нет вовсе. Единственный способ молнией проникнуть в Нижний мир – это вновь соединиться с абасы внутри него. Он сцепил зубы, отыскал внутри себя Уоюра, хорошенько представил его истинное обличье, и изо всех сил сжал костлявое жилистое тело. Дух бился и вырывался как гигантская рыба, но выбора у Дара не было, и он зажмурился, уходя вместе со своим мучителем в другой мир. Вернее, уползая.

В этот раз переход дался сложнее, чем когда-либо, и предстал перед ним в форме узкого земляного тоннеля, куда приходилось проталкивать и дух Гнева. Нестерпимо трудно было пролезать вперед, в тесноте, без воздуха и света, сдавливая в руках извивающегося противника, и Дар не знал, сколько прошло времени, и вышел ли путь короче, как он рассчитывал. Но продолжал упорно двигаться вперед и наконец ощутил запах пыли и железа.

Наружу он выбрался один. Руки и туловище не покидало ощущение чужого сопротивления, но Уоюра поблизости не было. Дар огляделся, оглушенный тишиной после боя, и увидел мелкие капли кровавого дождя, что манной крупой сыпались сверху. Он стоял на мостовой, в желобах между камней которой уже набилась и запеклась кровь, а окружали его каменные дома в изрядной разрухе. По улице брели больные люди в рваной одежде, не отрывая глаз и стоп от земли. Рядом еле слышно шелестела река и по запаху белья, принесенного с мороза, Дархан заподозрил, что это река слез. С другой стороны, послышался гулкий цокот копыт по камню, и его душа мгновенно отогрелась, распахнула крылья как птица. Шаман поспешил навстречу Ыысаху, готовый крепко обнять его могучую шею, но, увидев, замер. Мать-зверь изменился. По его хребту шла черная полоса, а на лопатках чернели узорчатые пятна. Однако лось шумно обнюхал хозяина, признавая его, взволнованно захоркал и двинулся вперед.

Тишина и спокойствие были такими густыми, что приходилось идти по городу мертвых душ медленно, как по топкому болоту. Шаману встретилось несколько душ почивших недавно – они терли глаза, озирались, принимались бежать без разбору или замирали на месте, но ни девушки, ни Алимки среди них не было. Ыысах уверенно вел его в центр, к домам, сохранившим остатки былого великолепия, и не ошибся. Возле здания с поваленными колоннами и разрытым увядшим садом он увидел на земле Эслин.

Бледная, с кровью, стекающей по лицу, она сидела на земле, обняв колени, и качалась как заведенная. Ее старательный человеческий разум ответил на призрачные удары призрачными ранами на облике души, хотя настоящее тело в Среднем мире и не пострадало. Бедняга, досталось же ей. Должна узнать? Дархан осторожно подошел сбоку и присел рядом, с горечью разглядывая неестественно вмятую грудную клетку и распоротый живот.

– Дар, это ты? – встрепенулась Ниточка. Увидев его, она вспыхнула искрой и тут же потухла, осуждающе прошелестев. – Из-за тебя я умерла. Не надо было ехать к тебе.

– Из-за меня, – прикрываться Уоюром и снова трепать его имя не было никакого желания. В конце концов, они были одним целым. – И поэтому я тебя отведу обратно. Идем.

– Не хочу, – отвернулась Эслин. – Здесь спокойно.

– Очень спокойно, – согласился Дархан, беря ее за руку. – Не волнуйся, ты вернешься сюда позже.

Эслин выдернула руку и скривилась.

– Дай еще хоть минуту посидеть.

– Еще немного, и ты забудешь меня.

Шаман схватил ее и поднял на руки, но Эслин с неожиданным остервенением начала отбиваться. Нет, так она и в тело не сядет! Дархану пришлось отпустить ее на землю и сесть рядом, вглядываясь в ее лицо. Как же решить эту задачку?

– Отстань от меня! Оставь, – простонала Эслин, отползая в сторону. – Кому пожаловаться на тебя? Кто-то же нас охраняет? Эй вы! Он мне до смерти надоел!

– Тише, воительница моя, – Дар притянул ее к себе. – Дай хоть мне три попытки. Не уговорю вернуться – оставлю, приму твою волю.

Эслин продолжала звать начальство Нижнего мира, с надеждой выискивая кого-то глазами.

– Так. Ты билась за отмену декрета об иноверцах и за то, чтобы женщины получили больше свобод.

В путешествии Эслин как-то говорила о первом, подчеркивая, как много у шаманов и ткачих общего, и упоминала второе, восхищаясь лучшим отношением северян к их женам. Мол, при четком разделении обязанностей, супруги общаются на равных. Об этом Дархан и принялся размышлять вслух, чтобы быстрее увлечь девушку мыслями о смертном мире.

– Это важно для тебя, так? Неужели не хочешь довести дело до конца? Сейчас, когда тебе подчиняются другие ткачихи, я стою за спиной, а Иошима впереди? Ты имеешь все возможности увидеть, как воплощаются твои чаяния! Неужели пропустишь?

Эслин повернула к нему голову и нахмурилась.

– Не хочу. Кто я и что я? Тут мало толку, что королева. Все зависит только от Ши. Родит ли мальчика, убьет ли короля, чтобы стать регентом, найдет ли поддержку у верхушки. Не будет тут моей заслуги. А воевать, как Хазима, не хочу. Про свободы же на всем Ангардасе – я это для матери хотела, от нее загорелась. Мол, докажу, что я не богомерзкая паучиха – вот, разрешены иные веры с их силами. Мол, докажу, что я небесполезна – вот, дала права женщинам, искупила вину за смерть гада. Зарабатывать сама сможешь, маменька. Ха!

Ткачиха стукнула кулачком по мостовой.

– Я не настоящая, не как они! Кем восторгаюсь. Я лишь для себя хотела, чтобы мама любила. А она не полюбит, хоть тресни. Родила, и на том спасибо. Так что, плевать мне на Ангардас. Кто знает, сколько там таких, как мать? Что всех, на веревке, что ли, к свободам тянуть? Не так я сильна, как Хазима или Майма. Не на свою жердь запрыгнуть пыталась.