Тем временем из Талакана, чтобы сразиться с туркменом, пришел Карача-нойон и неожиданно появился у Мерва. Он вновь насыпал соли на рану, убив всех, кого смог найти, и уничтожив их запасы зерна А вслед за ним прибыл Кутуку-нойон со ста тысячами людей и начал мучить и истязать жителей. И халаджи из Газни и афганцы, насильно согнанные в войско, своими руками творили такие зверства, которых еще не видели люди. Одних они сожгли на огне, остальных предали другим смертельным мукам, и не пощадили ни одно живое существо. Итак они провели сорок дней, а потом ушли; и в городе и деревнях не осталось и сотни живых душ, и пищи не хватало даже этим немногим. И в добавок ко всем этим несчастьям человек по имени Шах с небольшой шайкой негодяев обшарил все ямы и все потайные места, и где бы они ни находили жалкое изможденное существо, они убивали его. Нескольким таким несчастным удалось бежать, и они рассеялись по всей стране; и за исключением десятка или дюжины индусов, проживших в городе десять лет, там никого не осталось.

Если бы можно было сравнить землю с небесами, тогда страны были бы как звезды на нем, а Нишапур между этими звездами — подобен прекрасной Венере на небесах. А если сравнить ее с человеческим существом, то Нишапур благодаря своей избранности и превосходным качествам был бы зеницей ока.

Из Балха султан Мухаммед отправился в Нишапур, и ужас Последнего Дня был отчетливо написан на страницах его бытия, а страх и ужас отчетливо слышался в его речах. И хотя влияние неба на центр земли бывает таково, что если бы его картина на один миг предстала в воображении гор, их члены бы содрогнулись, и их суставы ослабели бы во всей вселенной, —

однако к этому добавились скрытые и воображаемые страхи из-за сбывающихся снов и исполняющихся предзнаменований, так что слабость и отчаяние овладели всем его существом, а его ум и фантазия не способны были что-либо придумать, изобрести и исполнить.

Однажды ночью во /134/ сне султану явились люди, излучающие сияние, с расцарапанными лицами, спутанными и растрепанными волосами, одетые в черное, словно траурное, платье, они рвали на себе волосы и причитали. Он спросил, кто они, и они ответили: «Мы — ислам». И подобные вещи постоянно открывались ему.

В то время, собираясь посетить Святыню Туса[517], он увидел двух котов — одного белого, другого черного, — дерущихся на пороге. Он решил увидеть указание на свою собственную судьбу и судьбу своего врага в схватке этих двух котов. Он остановился, чтобы посмотреть, и когда кот его врага победил, а его собственный кот оказался побежденным, он подавил вздох и удалился.

И ввиду победы повелителей забот и печалей ночь его юности приблизилась к рассвету зрелых лет, и из галии[519] брызнул фонтан камфары[520], а от жара во внутренностях и от возмущения желчи на его коже высыпали зудящие волдыри, как пузырьки в кипящей воде.

Мой отец рассказывал: «Во время своего бегства, направляясь в Балх, султан как-то остановился отдохнуть на вершине холма. Некоторое время он смотрел на свою бороду, дивясь превратностям судьбы. Потом, повернувшись к твоему деду, Шамс ад-Дину Сахиб ад-Дивану, он подавил вздох и сказал: «Если старость и вражда соединяются и наступают, а юность, богатство и здоровье разбегаются и исчезают, как исцелить эту боль, которая как осадок в чаше Судьбы? И кто развяжет узел, завязанный вращающимися небесами?»

Если быть кратким, то, прибыв таким образом к Нишапуру ночью 12 числа месяца сафара 617 года [18 апреля 1220 года], он вступил в город, где от избытка овладевшего им страха постоянно пугал жителей татарской армией и оплакивал крепость, построенную им в дни процветания, думая, что одна лишь кичливость поможет ему в смутное время. Он призывал людей рассеяться и уйти, говоря: «Поскольку многочисленность собравшихся не может остановить или отвратить продвижение монгольской армии; поскольку в действительности те люди, достигнув этого места, которое есть самое знаменитое из стран и обитель садров королевства, не пощадят ни одно живое существо, но придадут всех мечу истребления, а ваши жены и дети познают унижение плена; сражаться бессмысленно, в то время как если вы сейчас рассеетесь, большинство людей, по крайней мере, некоторые из вас, могут уцелеть».

Но поскольку для людей, любящих свою землю, покинуть свои дома равносильно отделению души от тела, и в Славном Коране изгнание сравнивается с жестоким наказанием в месте, где Тот, Кто есть самый правдивый из ораторов, говорит:«Если бы Аллах не предписал им выселения, то Он наказал бы их в ближайшем мире»[521]; и поскольку Судьба ухватила их за полы и даже вытянула к ним шею, — «и он ближе к нам, чем яремная вена»[522], — они не соглашались рассеяться. И когда султан понял и осознал, что его совет не нашел отклика в их сердцах, он, несмотря на то что сила оружия была бесполезна, как и крепость городских стен, приказал тем не менее, чтобы они непременно починили укрепления и отстроили стены. Люди согласно принялись за работу. И в продолжение этих нескольких дней сообщения о монголах прекратились, и султан подумал, что они не будут спешить переправляться через реку. Он успокоился и отправил Джелал ад-Дина в Балх; но когда последний проехал один перегон, пришли известия, что Джеме и Субутай перешли через реку и были уже близко. Джелал ад-Дин повернул назад, и султан, чтобы не пугать людей, вскочил на коня, притворившись, что едет на охоту, и обратил свое лица к дороге, оставив позади большую часть своей свиты.