Царь поручил уничтожить крепость одному из эмиров и выделил ему для этого целый полк воинов и рекрутов. Кирка и кайло здесь были бессильны, и они поджигали здания, а потом разрушали их, и это отняло у них значительное время.

Царь поселился в Ламмасаре[2137], который в этом крае был местом зимовки. Он дал им несколько дней отсрочки, чтобы шайтаны, живущие в том месте, оставили свои заблуждения и чтобы заклинаниями выманить тот подобный гадам[2138] народ из их нор. Однако это ни к чему не привело. Тогда он оставил Таир-Буку держать осаду с войском монголов и таджиков /274/, а сам с победой и славой вернулся 16 зуль-хиджжа 654 года [2 января 1257].

Личное имущество (buna) Рукн ад-Дина, а также его домашние и его животные были доставлены в Казвин, его войско поделено между эмирами, а сам Рукн ад-Дин вместе с царем отправился в его орду, которая находилась в землях Хамадана. Вместе с царскими ельчи он отправил в крепости Сирии двух или трех верных людей, чтобы доставить их начальников[2139], произвести осмотр сокровищниц и охранять те крепости как царские владения до того времени, когда касающийся Неба балдахин царя прибудет в те края и судьба их будет решена.

А что до Рукн ад-Дина, то царь окружил его заботой и осыпал милостями. В разгар всех этих событий в нем вспыхнула любовь к одной из дочерей низких тюрков[2140], и, подобно Меджнуну, он предложил свое царство за ее любовь; и в конце концов по приказу царя она была отдана ему. Как-то раз во время пира он обратился к менестрелю с просьбой спеть следующее четверостишье:

И в котле его души вскипела страсть к бактрийским верблюдам, и он постоянно говорил о них со всяким, кто хоть что-то понимал в них. И тогда царь подарил ему стадо верблюдиц, насчитывающее сто голов. Он отказался принять их, сказав: «Разве смогу я дождаться, пока они принесут потомство?» И он попросил взамен тридцать верблюдов-самцов, поскольку страстно любил верблюжьи бои. /275/

После своей свадьбы он попросил царя отправить его ко двору Менгу-каана. Царь удовлетворил его просьбу, и 1 раби I 655 года [9 марта 1257] он отправился ко двору с девятью спутниками в сопровождении ельчи, возглавляемых [Буджраем][2141].

Когда по его просьбе царь собирался отправить его ко двору Императора Мира Менгу-каана, он решил услужить царю и, когда тот пришел к Гирдкуху, велел тем несчастным спуститься с вершины. Когда он отправился в путь, царь послал с ним группу монголов во главе с Буджраем[2142], которые должны были охранять его и служить ему. Когда они подошли к подножию Гирдкуха, он вслух велел своим горцам спуститься вниз, а сам передал им тайный приказ воздержаться от этого. Покинув те места, они пришли в Бухару, где из-за своей несдержанности он поссорился с ельчи, и дело у них дошло до драки.

А в ясе Чингисхана, так же как и в указе Менгу-каана, было сказано, чтобы не щадить никого из этих людей, даже младенца в колыбели. И ко всем тысячам и сотням его последователей были приставлены умные надсмотрщики (muvakkal); и их слова и поступки /276/ не позволяли медлить и привели в конце концов к пролитию их крови. И ельчи тогда было велено отправиться во все войска с приказом каждому подразделению предать смерти вверенных им людей. И Каракай-битикчи[2143] отправился в Казвин с приказом предать огню уничтожения сыновей и дочерей Рукн ад-Дина, его братьев и сестер и весь его род и все его семя. Двои или трое из них были переданы Булагхану[2144], чтобы он убил их, отомстив за своего отца Чагатая[2145], который был зарезан федави, и не уцелел ни один человек из их рода.

Был также отправлен приказ Отегу-Чине[2146], командующему армией Хорасана /277/, который управлял также Кухистаном, выгнать людей, проявляющих упорство в приверженности ереси, под предлогом повышения налога; и таким образом было предано смерти двенадцать тысяч человек И так они уничтожили их повсюду.

А что до Рукн ад-Дина, то, когда он прибыл в Каракорум, Император Мира Менгу-каан сказал: «Не было ему нужды проделывать столь долгое путешествие. Наша старинная яса хорошо известна». Он не позволил ему вручить подарки и отдал ему такой приказ: «Раз ты заявляешь, что ты иль[2147], почему же ты не разрушил такие крепости, как Гирдкух и Ламмасар? Ты должен вернуться назад, и, когда уничтожишь те крепости, вновь будешь удостоен чести тикишмишт»[2148].

И с этой надеждой он был отпущен. Когда они подошли к границе *Кангая[2149], ельчи отвели его в сторону от дороги под предлогом того, что устроили для него пир, и заставили его вкусить наказание за все то зло, которое его праотцы причинили народу Аллаха. Ему и его сторонникам переломали все кости, а потом предали их мечу; и от него и от его людей не осталось и следа, и он, и его род остались лишь в рассказах людей и преданиях мира.

/278/ И так был очищен мир, оскверненный их злом. И путники теперь идут своей дорогой без страха и опасений, и им не чинят неудобств взиманием пошлин[2150], и они молятся за [продление] удачи счастливого царя, который вырвал их с корнем и не оставил от них следа. И это деяние было истинным бальзамом на раны мусульман и исцелением недугов Веры. И пусть люди, которые придут после этого века и этой эпохи, знают, сколько зла они принесли и какое смятение посеяли в сердцах людей. Те, кто заключил с ними соглашение, будь то короли прошлых времен или современные правители, дрожали и трепетали [от страха за свою жизнь], а те, [кто] враждовал с ними, день и ночь были скованы ужасом перед их подлыми фаворитами. Эта была чаша, наполненная до краев, это был ветер, что лишь на время стих. «Это — напоминание для помнящих»[2151], и да покарает Аллах так же всех тиранов!

Примечание. Эти таблицы предназначены исключительно для иллюстрации «Истории Завоевателя Мира». Поэтому в них включено лишь несколько имен помимо тех, которые приводит Джувейни (они заключены в квадратные скобки). Там, где форма, используемая Джувейни, отличается от той, которая приводится у Рашид ад-Дина или в дальневосточных источниках, эта вторая форма дается в круглых скобках. Более подробную информацию относительно генеалогии монгольских принцев, основанную на китайских и мусульманских источниках, см. в Hambis, Le chapitre CVII du Yuan che.