Видел ли когда хоть один человек, чтобы единым движением в мире воцарялся покой? И слышало ли ухо хоть одного мудреца, чтобы единым взмахом руки была наброшена узда на Фортуну, эту непокорную кобылицу, и она стала «подобна верблюду»? Эта победа, которая не уступает завоеванию Хайбара[1856], — а очевидное не требует доказательств, и тому, кто увидел, нет нужды слушать, — стала бесспорным свидетельством истинных намерений Аллаха, возвысившего Чингисхана и передавшего власть и господство Императору Мира Менгу-каану /139/. Этой великой победой в руки монгольского владычества были вложены ключи от государств мира, и запоры тех стран, которые продолжали колебаться, подущаемые злою Судьбой, теперь стали отперты. Добродетельные называют это ключом к победам, а нечестивцы — всего лишь утренним светилом[1857]. И, услыхав эту добрую весть, подул зефир, и полетели птицы небесные. И святые стали благословлять души пророков, и живущие восславили мертвых.

Что за волшебное снадобье объявилось в этом мире роста и смерти? Что за веселье и радость пришли в эту юдоль печали?

И от этого рассадника ереси — Рудбара[1860] Аламута, колыбели нечестивых последователей Хасана ибн Саббаха и низких приверженцев обычая ибаха[1861], не осталось камня на камне. И в этой цветущей обители нововведений (bidʽat)[1862] Живописец Вечного Прошлого пером принуждения написал на портике каждого [жилища]: «И вот — это дома их, разрушенные... »[1863] И на базарной площади государства тех несчастных муэдзин Рок выкрикнул такие слова: «Да погибнет народ неправедный!»[1864] И их несчастливые жены (ḥaram u ḥarīm) были уничтожены все до одной, как и их пустая религия. А то, что у этих безумцев, лицемеров и обманщиков считалось /140/ чистым золотом, оказалось всего лишь свинцом.

Сегодня, благодаря великой победе Освещающего Мир Царя, если еще в каком углу и остался ассасин (kārd-zan), он занимается женским ремеслом; туда, где объявляется дей[1865], является вестник смерти; а каждый рафик[1866] превратился в раба. Проповедники исмаилизма стали жертвами мечников ислама. А их муалана, к которому они обращают слова: «О Господь, наш Защитник (maulānā)»[1867], — да наполнятся пылью их рты! — /141/ (в то время как «у неверных нет покровителя»[1868]) стал рабом ублюдков. Их мудрый имам, которого они считали повелителем этого мира, думая, что «каждый день Он за делам»[1869], попал, как дичь, в сети Провидения. Их правители (muḥtasham) утратили свою власть, а их властелины (kiyā) — свою честь. Самые великие из них стали низкими, как псы. Каждый командующий крепостью нашел свой конец на виселице, и каждый правитель цитадели поплатился своей головой и своим жезлом[1870]. Они стали отверженными среди людей, подобно евреям, и лежали в пыли, как проезжие дороги. И сказал Всевышний: «И воздвигнуто было над ними унижение и бедность»[1871]. «Для тех — проклятие»[1872].

Короли греков и франков, что бледнели от страха перед этими проклятыми, и платили им дань, и не стыдились такого бесчестья, теперь вкушали сладость покоя. И все обитатели мира, и в особенности правоверные, были избавлены от их злых козней и нечистой веры. И все человечество, высокие и низкие, вельможи и чернь, разделили это ликование. И в сравнении с этим история Рустама, сына Дастана, показалась старой сказкой. И эта великая победа занимала мысли всех людей, и украсился ею свет дня, освещающий мир. «И усечен был последний из тех людей, которые были неправедны. И хвала Аллаху, Господу миров!»[1873]

В раннюю эпоху ислама, после правления правоверных халифов[1874] (да благословит их всех Аллах!) среди мусульман появилась секта людей, в чьих душах не было любви к исламу и в чьих сердцах укоренилось сочувствие к магам /143/. Чтобы посеять сомнения и смуту, они пустили среди людей слух, что помимо явного (zābir) значения шариат имеет еще и тайное (bāṭin), скрытое от большей части человечества. И в доказательство своих лживых утверждений они приводили высказывания, почерпнутые ими у греческих философов и к которым они также прибавили некоторые догматы учения магов. Чтобы мусульмане не прониклись к ним отвращением и приняли их сторону, они отмежевались от тех групп верующих, кто не поддерживал семью Пророка (да благословит их Аллах!), в особенности в то время, когда Язид[1875] и его приближенные (да получат они то, что ими заслужено!) чинили им явные притеснения[1876], и никто из эмиров и людей, обладавших властью, не вступился за них, и все согласились признать право семьи Язида на престол халифов.

Когда кайсаниты[1877] отделились от остальных шиитов и признали своим вождем Мухаммада, сына Ханафии, эти люди также примкнули к кайсанитам и в изложении своих эзотерических (bāṭn) догматов стали ссылаться на Мухаммада как на своего учителя. Когда Заид, сын Али[1878], поднял мятеж, сторонники Мухаммада[1879], сына Али, сына Хусейна (да благословит их всех Аллах!) покинули его. И о них было сказано: rafadu Zaidan («Они покинули Заида»), и с тех пор к ним пристало имя «рафиди». И поскольку кайсаниты были слабы и малочисленны, эти люди[1880] примкнули к рафидитам.

И в их числе был потомок /144/ Джафара Тайара[1881] по имени Абдалла[1882], сын Муавии. Он откликнулся на призывы рафидитов и внимательно рассмотрел их учение, дополнив его некоторыми положениями. Среди прочего он создал астрономическую таблицу (jadwal) для установления начала арабских месяцев. Не было нужды, сказал он, следить за растущим месяцем. И он приписал изобретение этой таблицы, которая являла собою океан заблуждений, имамам из семьи Пророка (да будет доволен ими Аллах!). Только что народившийся месяц, сказал он, может увидеть один лишь имам; он не видим никому другому, потому что начало месяца наступает перед тем, как новая луна становится видимой. Рафидиты из числа шиитов отмежевались от него, и между ними произошел раскол. Джадвалисты провозгласили себя «людьми эзотерического знания», а остальные шииты — «экзотериками».