Но как можно было скрыть правду, когда знамена царя уже достигли границ страны Рукн ад-Дина? Было ясно, что он послал подложного сына, но ни слова не было сказано царем[2108], когда обман раскрылся; и не было на это указано, и обман был скрыт[2109]. Через два дня лже-сын был отправлен назад с посланием, в котором говорилось, что он еще совсем дитя и что если Рук ад-Дин все еще не может прибыть, то пусть пошлет вместо себя другого своего брата; а Шаханшах, который уже некоторое время находился в орде, вернется к Рукн ад-Дину, как он и просил. Лже-сын прибыл к Рукн ад-Дину 22 рамадан [13 октября].

Поскольку теперь расстояние между Рудбаром Аламута и ордой было совсем незначительным, ельчи непрестанно доставляли приказы царя, обещания и угрозы, ободрения и предостережения. В 5-й день месяца шавваль [26 октября] Рукн ад-Дин отправил к царю другого своего брата, по имени Ширан-шах, который прибыл к нему в землю, называемую Фискир[2110], одно из владений Рея, 7 шавваль [28 октября]. В то же самое время везир Гилаки вернулся из Гирдкуха и доставил к Царю Мира правителя Гирдкуха кади Тадж ад-Дина Мардан-шаха. И 9 шавваль [30 октября] брат Рукн ад-Дина был отправлен назад со словами, что если он разрушит крепость Май-мун-Диз и прибудет, чтобы лично предстать перед царем, то, согласно великодушному обычаю Его Величества, он будет принят с добротою и почтением; но если он не примет во внимание последствия своих поступков, один Бог знает [что с ним случится][2111].

Пока велись /266/ эти переговоры и ельчи ездили туда и обратно, прошел почти месяц с тех пор; как Бука-Темур и Коке-Илгей выступили из Устундара с огромным войском, и теперь они, двигаясь от морского берега, который находился позади королевства Рукн ад-Дина, совсем рядом с Маймун-Диз, его цитаделью и оплотом, подходили все ближе, окружая их города и селения.

В середине месяца шавваль [начало ноября] Царь Мира выступил из Пискира[2112] и направился в земли Рукн ад-Дина через Талакан, и 17-го дня того месяца [7 ноября] стал лагерем у подножья Маймун-Диз; и другие армии подошли со всех сторон и окружили крепость.

Рукн ад-Дин, продолжая выжидать и не спеша последовать за своей звездой и вступить на путь собственного блага, отказался выйти из крепости, и в течение двух или трех дней часть царского войска вела бои и вступала в стычки с горцами; и те горцы и воины Рукн ад-Дина несколько раз одерживали победу и какое-то время[2113] не чувствовали страха и не испытывали на себе царской ярости /267/. А 25 шавваль [15 ноября] состоялась битва с султаном, которому не было равных ни по могуществу, ни по страху, который он внушал своим врагам. И тогда Рукн ад-Дин увидел, что его ожидало, и осознал, что ему не хватит сил для сопротивления. На следующий день он отправил вниз своего единственного сына и другого своего брата, по имени Иран-шах, с посольством, состоящим из вельмож, чиновников и вождей тех людей; а в воскресенье, 29 шавваль [19 ноября], сам пришел к царю мира и удостоился чести предстать пред ним. Вместе с собой он привел из Маймун-Диз всю свою семью и всех своих домочадцев (muttaṣilān) и в знак покорности принес все свои сокровища. Они не были такими великолепными, как говорила о них молва, однако что было в крепости, то и было принесено, и большую их часть царь раздал своим воинам. И крепость была захвачена, как и другие крепости Рукн ад-Дина. О разрушении этих крепостей и покорении этой страны будет подробно рассказано в следующей главе.

Убийство Ала ад-Дина, отца Рукн ад-Дина Хур-шаха, было совершено в последний день месяца шавваль 653 года [1 декабря 1255], и в последний же день месяца шавваль он получил власть над теми людьми, которые были его приверженцами и сторонниками; и точно так же в последний день месяца шавваль 654 года [19 ноября 1256] он вышел из крепости Маймун-Диз и смиренно предстал перед царем. После своего отца он правил один полный год.

Поскольку Удача все еще улыбалась Рукн ад-Дину, он спустился из крепости, и Тамга[2114], один из эмиров двора, вместе с некоторыми другими отправился с ним, чтобы обеспечить ему защиту. Тем временем Рукн ад-Дин послал вместе с ельчи своих доверенных людей, чтобы разрушить и уничтожить крепости. Они сравняли с землей около сорока цитаделей, и их обитатели, эти собаки-еретики, повинуясь приказу, сошли вниз везде, кроме крепостей Аламута и Ламмасара, где они продолжали увиливать и попросили [разрешения] спуститься вниз тогда, когда войско царя приблизится к Аламуту.

Через два или три дня царь выступил в поход, и, во второй раз проходя через Шахрак[2115] Рудбара, они стали там лагерем. В дни Невежества до ислама и во времена ислама, до возникновения ереси, Шахрак был столицей королей Дейлама, и во времена Ала ад-Дина там был построен дворец (kūshk) и разбит сад, и он стал для них местом отдыха. Здесь монголы пировали девять дней, празднуя свою победу, а потом отправились к подножию Аламута, где остановились на один день, послав Рукн ад-Дина к подножию крепости /269/, чтобы обратиться к его защитникам и убедить их [сдаться]. Начальник крепости, некий Мукаддим[2116], продолжал упорствовать и отказался выйти из крепости. Царь оставил там царевича Балагая с большим войском, чтобы окружить и осадить крепость, а сам отправился в Ламмасар.

Тогда жители Аламута вошли в ворота благоразумия и закрыли путь мятежа, и слали одного гонца за другим к Рукн ад-Дину, [который в то время находился] у подножия Ламмасара, пока он не вступился за них перед царем и не получил прощения за их проступки. Ему вручили ярлык с обещанием их безопасности, и он отправился к ним. И Мукаддим спустился из крепости, а туда поднялся отряд монголов, и Рукн ад-Дин также получил позволение подняться в крепость. Монголы тогда сломали баллисты и убрали ворота. Обитатели крепости попросили трехдневной отсрочки и принялись выносить все свое добро и имущество, которое [там все еще] оставалось. На четвертый день все войско поднялось наверх и захватило то, что они оставили.

Аламут-гора, похожая на верблюда, который подогнул передние ноги, а голову положил на землю. (А когда я находился у подножия Ламмасара, мечтая осмотреть библиотеку, слава о которой распространилась по всему миру, /270/ я сказал царю, что ценные книги, находящиеся в Аламуте, не должны быть уничтожены. Он одобрил мои слова и отдал необходимые приказания; и я отправился осматривать библиотеку, из которой извлек все списки Корана и [другие] ценные книги, которые только смог найти, подобно тому, как было сказано: «Он изводит живое из мертвого»[2117]. И я также отобрал астрономические приборы, такие как курси[2118], армиллярные сферы[2119], полные и неполные астролябии[2120] и другие[2121] ... которые там нашел. А что до остальных книг, в которых рассказывалось об их ереси и заблуждениях и которые не были основаны ни на учении Пророка, ни на разуме, то их я сжег все до одной. И хотя те сокровища не имели счета, и золота и серебра там было без меры, я произнес над ними слова: «О желтое, оставайся желтым, а белое оставайся белым!»[2122] и без сожаления взмахнул над ними рукавом. А во время осмотра этой библиотеки я обнаружил историю Джила[2123] и Дейлама, написанную для Фахр ад-Даулы /271/ Буида[2124]. В месте, где говорилось об Аламуте, утверждалось, что один из королей Дейлама, которого звали Ал-и-Джустан[2125], начал строить крепость на этой горе в 246/860-1 году. Она была гордостью королей Дейлама и служила укреплению духа исмаилитов. В истории Саллами[2126] говорится, что во времена господства дейламов в Ираке правителя (kutvāl) этого места звали такой-то Сиях-Чашм[2127] и он был обращен египетскими исмаилитами. Как эта крепость была занята Хасаном ибн Саббахом[2128], описано в соответствующей главе.) /272/ Это была цитадель, входы и выходы которой, а также подступы и подходы были укреплены каменной стеной и покрытым свинцом крепостными валом (bunyān), так что когда их разрушали, казалось, что железо ударялось головой о камень, и, хоть руки его были пусты, продолжало обороняться. И в пещерах в этой горе они устроили несколько длинных, широких и высоких галерей (sābāṭ) и глубоких чанов, используя камни и известковый раствор, как сказано: «А горы высекаете, как дома»[2129]. И они также вырыли погреба и чаны для вина, уксуса, меда и всех других жидких и твердых веществ. [И искусство] «и шайтанов, всякого строителя и водолаза»[2130], которое описывается и разъясняется в Китае[2131], проявилось в этом творении человеческих рук Когда находившиеся там запасы были разграблены и вынесены, один человек залез в чан с медом, не ведая, насколько он глубок, и не успел он глазом моргнуть, как погрузился в мед, как Иона, — «Если бы его не захватила милость его Господа, то был бы он выброшен в пустыне с поношением»[2132]. И от реки *Бахру[2133] они подвели водопровод к основанию крепости, и оттого места проложили его в горе, так что он охватывал половину окружности (bar madār-i-nīma) крепости /273/, а под ним были поставлены огромные как океан чаны, тоже из камня, чтобы в них скапливалась вода[2134], и он всегда был полон. Большая часть этих жидких и твердых запасов, которые они копили со времен Хасана ибн Саббаха, то есть на протяжении более ста семидесяти лет, не имела никаких признаков порчи, и это они приписывали воздействию святости Хасана[2135]. Однако дальнейшее описание запасов провизии и военного снаряжения, если поместить его в книгу, не может не вызвать скуки[2136].