И во время восшествия на престол ханство Менгу-каана то же повторилось вновь, поскольку после смерти Гуюк-хана каждый стал издавать свои собственные указы.

А что до Беки, то с того времени, /8/ когда умер Улуг-нойон, она повсюду завоевала расположение, осыпая подарками свою семью и родню и щедро одаривая войска и чужеземцев, и так подчинила своей воле всех своих подданных и взрастила любовь к себе во всех сердцах и душах, и потому, когда умер Гуюк-хан, все единодушно решили доверить ключи от ханства ее сыну Менгу-каану, поскольку рассказы о ее мудрости и благоразумии и слава о ее дальновидности и прозорливости распространились повсюду и никто не думал перечить ее слову.

Более того, она заложила такую основу в управлении своей семьей и в обычаях при своем дворе, которым следовали и родные, и чужие, которой могли позавидовать величайшие ханы этого мира.

И так продолжалось до тех пор, пока Всевышний не отличил Менгу-каана, возложив благодаря посредничеству ее опыта ему на грудь невесту — царство. И ее рука была всегда простерта для щедрости и благодеяния, и хотя она исповедовала религию Иисуса, она осыпала милостыней и подарками имамов и шейхов и стремилась также возродить и укрепить веру Мухаммеда (мир и благословение ему!). И доказательство /9/ и свидетельство правоты этого утверждения заключается в том, что она пожертвовала тысячу серебряных балишей на то, чтобы был построена школа (madrasa) В Бухаре, управляющим и надзирателем которой должен был стать благочестивый шейх-уль-ислам Саиф ад-Дин из Бахарза; и она приказала приобрести деревни, собрать средства и поселить [в школе] учителей и учеников. И она всегда посылала милостыню в различные места, чтобы ее раздали бедным и нуждающимся мусульманам; и так продолжалось до месяца зуль-хиджжа 649 года [февраль-март 1252], когда Разрушитель Наслаждений возвестил о том, что пора уходить.

[II] О БАЧМАНЕ [1536] И ЕГО ГИБЕЛИ

Когда Каан направил Менгу-каана, Бату и других царевичей завоевать земли Булгара, Аса[1537], и Руса, кифчаков, аланов[1538] и других племен, все эти земли были освобождены от смутьянов, и те, кому удалось избежать меча, склонили свои головы в повиновении. Тем не менее одному из вождей поверженных кифчаков /10/, человеку по имени Бачман, удалось уйти от преследования с отрядом кифчакских воинов, и к нему присоединились другие беглецы. Не имея никакого убежища или укрытия, он каждый день и каждую ночь отправлялся на новое место. И из-за своей собачьей натуры он, подобно волку, нападал на всех и каждого и уходил с награбленным. Со временем зло, причиняемое им, росло, и наносимый им вред увеличивался; и каждый раз, когда войско преследовало его, его нельзя было отыскать, поскольку он уходил на новое место и запутывал следы.

Большая часть его укрытий и убежищ находилась на берегах Итиля[1539]. Здесь он прятался в лесах, откуда выскакивал, подобно шакалу, хватал что-нибудь и вновь скрывался. Князь Менгу-каан приказал построить двести кораблей и в каждый из них посадить сто монголов в полном вооружении. После этого со своим братом Бочеком[1540] он устроил нерге[1541] на обоих берегах реки. Пройдя вдоль Итиля, они подошли к лесу и увидали в нем следы лагеря, который был покинут лишь утром: разбитые повозки и /11/ лежащие повсюду испражнения людей и животных. Посреди всего этого они заметили старую больную женщину. Они спросили у нее, что произошло, кто были эти всадники и откуда, и как они выглядели. Они узнали, что Бачман только что покинул свой лагерь и укрылся на острове посреди реки и что все животные и все награбленное им добро также находились на том острове. У них с собой не было лодок, а река бушевала подобно морю, и по ней нельзя было плыть, не говоря уж о том, чтобы ехать верхом. Неожиданно налетел ветер и отогнал всю воду от подступов к острову, так что показалось дно. Менгу-каан приказал войску не медля войти в реку. Не успел Бачман опомниться, как был захвачен, и его войско было уничтожено всего за час: одних сбросили в воду, других перебили на месте. Монголы захватили в плен их жен и детей, а также забрали множество ценной добычи. После этого они отправились назад. Вода начала прибывать, и когда они достигли берега, она вновь поднялась, не причинив вреда ни одному воину.

Когда Бачман был приведен к Менгу-каану, он умолял, чтобы последний убил его собственными руками. Однако Менгу-каан велел своему младшему брату разрубить его надвое[1542].

Эти знаки указали на причину передачи власти и ключей империи Императору Мира Менгу-каану, которая не требует дальнейших доказательств.

Когда Всевышний и Славный Господь пожелает сделать одного из своих слуг вождем и возложить на его голову корону царства и диадему верховной власти, так чтобы из-за его справедливости и беспристрастности опустевший мир вновь расцвел и жребий жителей его обитаемой части был облегчен потоком его щедрости и милосердия; в первую очередь «Тот, кто создал душу прежде тела» украшает жизнь того человека вышивкой блаженства и освещает его душу светом великой мудрости; а потом, когда он спускается из высшего мира к месту привала, Аллах взращивает его душу в колыбели мудрости и благоразумия и прикладывает грудь кормилицы, которая есть сама доброта и степенность ко рту его сокровенного знания, и вдохновляет его на благие дела и откровенные речи, и усмиряет его в его поступках /13/ уздою разумения, так что он постепенно, день за днем, поднимается по ступеням величия и час за часом получает указания от Фортуны и Процветания.

И когда приходит время проявить мудрость и могущество, на том месте, где восходит солнце чести и славы, становятся заметны первые признаки рассвета Фортуны, а как предвестие этого, поскольку

непоколебимый Рок погружает мир в темноту несправедливости и неправедности, и сладость жизни и наслаждения бытия оставляет горечь мирры на небе души, чтобы слуги Аллаха, когда Фортуна переходит от возможности к действительности и от нереальности к существованию, могли познать ценность этого огромного дара и возблагодарить за это великое благо.

И верность этого утверждения подтверждается тем, что после смерти Каана мир сошел с праведного пути и вожжи коммерции и торговли были повернуты в сторону от дороги справедливости. Темнота тирании, т.е. «мрак — один поверх другого»[1545], сгустилась, и волны морей событий ударили друг о друга. Люди были раздавлены и растоптаны ногами сильных мира сего и от частых притеснений лишились денег и /14/ собственности; и чаша мира доверху наполнилась напитком несправедливости. Ельни обрушились на земли как капли дождя; сборщики налогов (muḥaṣṣilān) спешили, подобно стрелам, пущенным из лука, получить незаконные налоги[1546], и люди, которых тащили то в ту, то в эту сторону, не могли придумать, как поступить, поскольку у них не было ни сил остаться, ни места, куда бы можно было бежать.