Заниматься делами Нишапура он оставил Фахр аль-Мулька Низам ад-Дина Абуль-Мали Хатыб Джами и Зия аль-Мульк Ариза Зузани вместе с Муджир аль-Мульком Кафи Умаром Рукхни.

Когда султан отбыл, из Хорезма выехал Шараф ад-Дин, эмир Собрания (amīr-i-majlis), который был придворным и доверенным министром султана, назначенным меликом Нишапура, чтобы поселиться в городе и принять бразды правления. /136/ Когда он находился в двух перегонах от Нишапура, он внезапно скончался. Его смерть держалась в тайне из страха, что его слуги разграбят казну и украдут его личное имущество. Муджир аль-Мульк выехал вперед, как бы приветствовать его, и доставил его слуг в город. Они не захотели остаться и отбыли вслед за султаном Мухаммедом.

На следующий день, который был 11 раби I 617 года [24 мая 1220 года], передовой отряд Джеме и Субутая под командованием Тайши подошел к городским воротам. Они отправили вперед четырнадцать всадников, которые угнали несколько стад верблюдов, а также узнали о свите Шараф ад-Дина. Несколько всадников бросились в погоню и настигли их в нескольких парасангах от города. Это был отряд, насчитывающий примерно тысячу всадников, — монголы убили всех до одного. Они расспрашивали о султане всякого, кто попадался им на пути, подвергая их пыткам и заставляя приносить клятву. После этого они призвали население города сдаться, и Муджир аль-Мульк ответил так «Я управляю этим городом от имени султана и я старый человек и священнослужитель. Вы преследуете султана; победите вы его, царство будет вашим, также и я стану вашим слугой». Они снабдили монголов продовольствием, и те удалились.

Каждый день прибывали новые отряды, получали продовольствие и продолжали свой путь. Наконец, в первый день раби II [6 июня] прибыл сам Джеме-нойон. Он призвал к себе шейх-уль-ислама, кади и везира; и они послали под своим именем трех человек из числа горожан среднего достатка, чтобы договориться о поставке пропитания (ʽulūfa) и оказании других небольших услуг. Джеме вручил им письмо, написанное по-уйгурски, и приказал им предоставлять продовольствие всякому, кто придет, и разрушить их стены. Затем он удалился; и везде, где люди не оказывали сопротивления, монголы оставляли на хранение свое имущество и ставили шихне.

Когда в течение какое-то времени монгольские войска появлялись все реже и с людских языков не сходили ложные рассказы о том, что султан одержал победу в Ираке, демон искушения отложил яйцо в человеческих головах.

Несколько раз шихне, которого монголы оставили в Тусе, отправлял послания в Шадиях[523], в которых призывал их смириться /137/ и не верить досужим словам. И получал из Нишапура непочтительные ответы.

Тем временем наемники из Туса, предводительствуемые своим вождем, неким Сирадж ад-Дином, человеком, от которого здравый смысл находился в тысяче парасангов, убили шихне и послали его голову в Нишапур, не сознавая, что одной этой головой они погубили головы великого множества и пробудили ото сна великое зло. Согласно поговорке «от зла собака скулит», сейид Абу-Тараб, который был поставлен над ремесленниками Туса, отправился в Устуву[524] без ведома горожан и (arbāb) и наемников (fattānān) Туса и рассказал Куш-Темуру (который был оставлен с тремя сотнями всадников присматривать за животными) об убийстве шихне и последовавших беспорядках. Куш-Темур отправил человека рассказать о случившемся нойонам и сам отправился из Устувы в Тус со своими тремястами конными воинами. Он застал Сирадж ад-Дина, который с тремя тысячами людей расположился во дворце в Тусе, врасплох, убил большую их часть и до прихода основного войска занимался тем, что разрушал крепость.

Когда Тогачар-куреген (который был зятем[525] Чингисхана) прибыл с великими эмирами и десятью тысячами человек передового отряда Толи в середине месяца рамадана [ноября] и подъехал к воротам Нишапура, жители города вели себя с отчаянной храбростью, и так как их число было велико, а число монголов было меньшим, они предпринимали частые вылазки и вступали в бой. И, устав от жизни, они сражались со львами и, не опасаясь крокодилов, садились в лодки, для того лишь, чтобы быть разорванными на куски. До наступления третьего дня они отчаянно сражались в башне Кара-Куш /138/ и пускали стрелы из луков и самострелов со стен и земляных валов. Вследствие несчастного случая, которому было суждено стать погибелью для всех этих людей, одна из этих стрел насмерть сразила Тогачара, и жители города убили его, не зная, кто он такой. В течение дня монгольская армия отступила, и два сбежавших пленника пришли в город с известием о его смерти. И тогда люди подумали, что свершили великое дело, не ведая, что «узнает он весть о том после некоего времени»[526].

Когда армия отступила, Борке-нойон[527], который был помощником Тогачара, разделил ее на две части. Сам он направился к Сабзавару, который он занял после трехдневного боя, приказав перебить всех жителей, так что те, кто зарывал трупы, насчитали их семьдесят тысяч. Вторая половина выступила к Тусу на помощь Куш-Темуру и захватила ту часть крепости, которую не могло взять войско Куш-Темура. И хотя население Нукана и Кара[528] отчаянно сопротивлялось и являло бесчисленные чудеса доблести, в конце концов, монголы взяли Кар и убили всех его жителей. А что до Нукана и Сабзавара, то они были захвачены 28 [месяца рамадана 26 ноября 1220 года], а жители их истреблены.

Тем временем жители Нишапура открыто взбунтовались, и когда бы ни подходили монгольские отряды, они высылали к ним храбрецов, чтобы захватить их.

Той зимой цены в Нишапуре были очень высоки, и жителям было запрещено покидать город, поэтому большинство их терпели великие лишения.

Когда насупила весна 618/1221-1222 года и Толи покончил с Мервом, он отправился в Нишапур, и никто не знал о его приближении. Он собрал и отправил туда такое огромное войско, что в районе Туса они захватили все селения одним ударом и отправили к их товарищам всех, кто избежал меча. Он также заблаговременно послал большую армию к Шадияху с камнеметными орудиями и [другим] вооружением /139/, и хотя Нишапур находится в каменистой местности, они нагрузили камней за несколько перегонов и везли их с собой. Они свалили их в кучи, как собранное зерно, и даже десятая их часть не была использована.

Жители Нишапура увидели, что дело нешуточно и что на этот раз пришли не те люди, каких они видели до этого; и хотя на городской стене у них было три тысячи исправных арбалетов, и установлено три сотни камнеметных машин и баллист, и запасено соответствующее количество снарядов и нефти, их колени задрожали, а сердце ушло в пятки. Они не видели иной возможности [спасения], кроме как послать к Толи главного кади Рукн ад-Дина Али ибн Ибрахим аль-Мугиши. Когда[529] он пришел к нему, он стал просить пощадить жителей Нишапура и согласился платить дань. Это не помогло, и ему самому не позволили вернуться.

На рассвете в среду двенадцатого числа месяца сафара [7 апреля 1221 года] они наполнили утреннюю чашу войны и яростно сражались до самой полуденной молитвы пятницы, и к тому времени ров заполнился в нескольких местах, а в стене появилась брешь. А так как наиболее ожесточенным бой был у ворот Погонщиков верблюдов и в башне Кара-Куш и там находилось больше воинов, то монголы установили свое знамя на стене Хусрау-Кушк и, поднимаясь наверх, они сражались с горожанами на крепостному валу; в то время как силы, находившиеся у ворот Погонщиков верблюдов также взбирались по укреплениям. И весь тот день до самого наступления ночи они продолжали лезть на стены и сбрасывать с них людей.